Теряя себя (СИ) - "Eve Aurton" - Страница 56

Ощущаю, как он напрягается, когда я приспускаю одежду с его бедер и трусь низом живота о член. Становится жарко, и теперь я сама едва сдерживаюсь, чувствуя нарастающие возбуждение и прижимаясь к нему как можно ближе. Для этого мне приходится обхватить его плечи руками, встать на носочки и почти повиснуть на нем. Не прерываю поцелуй, который не переходит в сжигающе страстный, а так и остается нежно трепетным, будто Господин по каким-то причинам решил следовать моим правилам. Единственное, что он меняет — это подцепляет подол платья и, потянув его вверх, освобождает меня от одежды.

Совсем.

Так, что я остаюсь совершенно нагая, в то время как он до сих пор стоит в приспущенных брюках. Кажется, его это не заботит, потому что он не дает мне передохнуть и вновь прижимает к себе, чуть ли не поднимая над полом и сильными объятиями впечатывая в свое тело. Кожа к коже. На фоне температуры моего тела он много прохладнее, но мне приятно прижиматься к нему, ощущать сильные мышцы и крепкую грудь, знать, что по сравнению с ним я слабая и хрупкая, думать, что это остановит его от жестокости. Какая наивность, ведь это никогда меня не спасало.

— Ma petite, — шепчет он в губы, а я не могу не улыбнуться, уже привыкнув к этому обращению и даже не зная, что оно означает. Верю, что что-то хорошее, что-то теплое, что-то приятное. Так ведь? Господин прерывает поцелуй и, тяжело дыша, прислоняется своим лбом к моему. Чувствую его возбуждение животом и несдержанно стону, когда он сжимает мои ягодицы и толкается бедрами. — Сегодня я хочу тебя несколько иначе, — его эротичный шепот тонет в моем шумном дыхании, и я краснею еще больше, догадываясь, что он имеет в виду. Признаться, догадки о том, что он будет иметь меня сзади, рождают во мне сексуальное волнение, переплетенное со стыдом и страхом. Это мой первый опыт, впрочем, как и остальные. — Не бойся, Джил, я буду аккуратен.

Разве у меня есть выбор? Послушно киваю, лаская его затылок кончиками пальцев и ожидая дальнейших указаний. Рэми показывает на кровать и, пока он снимает с себя брюки, я сажусь на нее, прижимая ладони к холоду шелковых простыней и пытаясь выровнять дыхание. Внутри меня пульсирует от возбуждения, и мышцы непроизвольно сжимаются, желая большего.

— Не так, встань на колени и нагнись вперед, — Рэми совершенно бесстыдно идет ко мне, показывая всю красоту своего тела, и я, дрожа от волнения, принимаю нужную позу. Боже, мне никогда не было так стыдно, и сейчас, прижимаясь горящей щекой к подушке, я закрываю глаза и прикусываю большой палец, чтобы хоть как-то отвлечься от звуков открываемой тумбочки и приготовлений. Вздрагиваю, когда Господин проводит покрытой смазкой ладонью по моей промежности и начинает ласкать ее, вызывая тихие стоны. Стук сердца чуть ли не оглушает меня, когда он склоняется к моему уху и жарко шепчет: — Я не хочу, чтобы ты воспринимала это как наказание, Джиллиан, анальный секс лишь одна из граней удовольствия. Постарайся расслабиться.

Сжимаю в кулаках простынь, сильнее прогибаясь в пояснице, когда Рэми обхватывает грудь ладонями и ласкает ее, смазывая чем-то маслянистым и жирным. Мне кажется, вся я блещу от смазки, которую он не жалеет и вновь льет на ягодицы, но теперь уже не размазывая ее, а используя по прямому назначению. Ахаю, когда он аккуратно вводит в меня один палец, и распахиваю глаза от противоречивых ощущений. С одной стороны мне не привычно чувствовать его там, а с другой не могу не признать, что по мере того, как он совершает поступательные движения, внутри меня нарастает что-то томительно приятное. Быть может, причиной тому дополнительные ласки клитора, быть может, вся эта порочная, до ужаса порочная атмосфера и собственный интерес, оказывающийся сильнее стыда. Господи, наверное, я потеряла последние крупицы порядочности, раз с таким желанием отдаюсь навстречу новым ласкам. И, будто читая мои мысли, Господин произносит:

— Все, что происходит с нами в постели, — естественно. Подумай об этом, прежде чем корить себя за аморальность, — при этих словах к одному пальцу присоединяется второй, и я непроизвольно напрягаюсь, приподнимаясь на руках и подаваясь вперед. Надеюсь избежать проникновения, но Рэми уверенно кладет ладонь на спину, вновь возвращая меня на место. — Тшш, моя девочка, — он осторожно растягивает меня и все же добивается того, что я расслабляюсь, вновь чувствуя предательское томление. Щеки горят от предвкушения, когда сзади раздается шорох фольги, и Хозяин обхватывает меня за ягодицы, двигая на себя и готовясь войти. Меня бросает в жар, и на спине появляются капельки пота, пока Рэми медленно и аккуратно входит в меня, постепенно наполняя собой и растягивая мышцы под свой размер. Ощущаю терпимую боль и прикусываю губу, сдерживая тихий стон и еще крепче сжимая в руках простынь. Господин понимающе останавливается, давая мне передохнуть и принимаясь ласкать грудь. Его пальцы умело играют с сосками, и теперь я сама двигаю бедрами навстречу, желая продолжения, пусть и причиняющего непривычный дискомфорт.

Осторожный толчок — стон — напряжение.

Я задираю голову вверх, прикрывая глаза и полностью отдаваясь во власть Господина. По мере того, как он начинает двигаться, становится еще жарче, и волосы липнут к шее, пока он не убирает их на одно плечо, наверняка желая видеть мои эмоции. Они написаны на моем лице сосредоточенным ожиданием — я ощущаю, как что-то сильное нарастает внизу живота; что-то яркое скручивает спазмом влажную плоть, которую он не прекращает ласкать; что-то безумное рождается от его толчков, прикосновений, укусов когда он склоняется к моей спине и прикусывает влажную от пота кожу.

Очередной толчок — протяжный стон — движение навстречу. Наслаждение через боль, боль, порождающая оргазм. Оргазм такой силы, что я хватаю ртом воздух, отчаянно насаживаясь на его член и обессиленно оседая на кровать. Меня бьет крупная дрожь и становится страшно — слишком сильно пережитое удовольствие, чтобы я могла с ним совладать. Оно отдается тягучими отголосками, пока Рэми делает заключительные толчки, и разливается горячей усталостью, полностью лишая меня сил. Тяжело дышу, ощущая, как Господин покидает мое тело, и ложусь на живот, вытягивая ноги и прижимаясь щекой к подушке. Перед глазами плывет реальность, и на сухих губах появляется блаженная улыбка.

Все же это стоило того.

— Все хорошо?

Более чем… Хватает сил только на то, чтобы кивнуть. Рэми тоже тяжело дышит, но, по крайней мере, находит в себе силы, чтобы встать и уйти в ванную, где приводит себя в порядок и выходит уже совершенно другим: не усталым и меланхоличным, а сытым и довольным. Я вижу это по его блестящим глазам, ленивой поступи, неторопливым движениям, когда он полуложится рядом и, прислонившись корпусом к спинке кровати, начинает перебирать мои волосы.

— У тебя красивые волосы, Джил.

То же самое он говорил при нашем первом знакомстве — воспоминание об этом некстати всплывает в памяти, вновь вызывая проклятую тоску, которая прочно прилипла ко мне сегодня. Всему виной Адель и ее визит. Глупости… всего лишь нелепые шутки проснувшейся интуиции. Все будет хорошо. Будет-будет-будет. Ведь Господин уже стал мягче, я просто надеюсь, что это не влияние момента, и всем сердцем хочу сохранить в памяти этот вечер, когда он был так ласков и открыт.

— Ты можешь идти.

А ведь я даже не знаю, как пошевелиться от измотавшей меня неги. Едва поднимаюсь на колени, на секунду пересекаясь взглядом с Рэми, смотрящим на меня с довольным блеском, словно он выиграл очередную партию. Выиграл, признаю.

— И еще, — бросает он небрежно, когда я уже встаю на ноги и поднимаю брошенное на пол платье, — будь готова к восьми.

Ошарашенно застываю, не до конца доверяя его словам, а Господин, будто не замечая моей реакции, сползает ниже и, накрываясь одеялом, поясняет:

— В нашем распоряжении день. Туда-обратно, так что не надейся на большее.

***

Уснуть после такой новости даже не пытаюсь, то и дело вскакивая с кровати и подходя к настенным часам, чтобы посмотреть время. Кажется, что стрелки практически не двигаются, и время замирает, словно издеваясь надо мной и проверяя, выдержу ли я эту пытку или сгорю в агонии, которая к утру становится практически невыносимой. Она вынуждает меня начать приготовления еще в четыре, а к шести на цыпочках выйти в коридор и с надеждой подкрасться к дверям хозяйской спальни, откуда не слышится ни одного шороха. Разочарованно выдыхаю, но уже не возвращаюсь обратно — мне не выдержать давления стен, не справиться с тихим тиканьем стрелок, не надышаться радостью, которая, по мере того, как проходят минуты, все больше наполняет меня, потому что встреча с мамой так близко, еще чуть-чуть, всего несколько часов, миль, миров.