Принцесса для императора (СИ) - Замосковная Анна - Страница 5

ГЛАВА 4. Девушка, заинтересовавшая Императора Оглядев возвышающегося надо мной громилу бандитского вида, я чуть не умерла со страху. Видят боги, я была близка к тому, чтобы обмочиться. Но, невзирая на ужас, понимаю — наёмники странные. Их речь слишком мягка, в ней при всей столичной грамотности проскальзывают южные тягучие переливы (возможно из-за акцента и сходства ситуации, из-за того, что он тоже пах корицей, показалось, будто главарь взглядом и манерами смахивает на старшего мага Фероуза, спасшего меня от Вездерука в прошлый раз). Я ждала, что они воспользуются моей беззащитностью или продадут в настоящее рабство. Когда главарь стал предлагать деньги, я уже прощалась с невинностью, но обрушение старого дома вновь спасло меня. Повезло! Второй наёмник (или бандит, что порой одно и то же), с интересом меня оглядывает. В его взгляде чувствуется сила и готовность остановить меня, если попробую сбежать. Смотрю на дом, за которым скрылся огромный главарь с мощными руками, в которых, несмотря на ужас, я чувствовала себя почти уютно. Шаги и воркотня потревоженных куропаток стихают. — А куропатки зачем? — шепчу я. — Не твоё дело. Иди, я должен проводить тебя до дома. Шевелись. Недоверчиво смотрю на него снизу вверх, на массивный подбородок с короткой бородой. Неужели меня в самом деле только проводят? Как-то слишком хорошо, чтобы быть правдой. Скорее уж поверю, что он треснет меня по голове и утащит в притон. Но иду. — Не бойся, — басит наёмник, топая сапожищами. — Приказа я не ослушаюсь и доставлю тебя в целости и сохранности. — Я ещё девушка, — нервно поясняю я. — Ты… — И это не трону, — усмехается он. — Если сама не захочешь. — Не хочу! — подпрыгиваю я и оглядываюсь через плечо. Наёмник подёргивает бороду. Краснея, уточняю: — Что-то не так? — Я должен быть с ним. — Так идите, я сама дойду. — Он терпеть не может, когда его не слушаются. — Пересидите где-нибудь, потом скажете, что проводили. — Не хочу лгать. Он не любит это ещё больше, чем непослушание. — Суровый, — буркаю я и топаю дальше. Чувствую взгляд на спине. Со всех сторон уже жилые дома, но ставни и ворота закрыты, да и… не думаю, что смогу убежать от такого великана. Потираю плечо, за которое меня схватил главарь — точно будут синяки. — Сколько тебе ещё до выкупа? — наёмник отстал на полшага, но сверлит взглядом спину. Я так сосредоточилась на своих ощущениях, на ожидании внезапного удара, что не сразу понимаю, о чём он. Наконец отвечаю: — Семь полновесных серебряных. Плюс деньги за питание, одежду и проценты. — Одна ночь с ним позволит тебе выкупиться. Всё будет честно. Можно даже с контрактом. Сто полновесных серебряных. У меня дыхание перехватило: такие деньжищи! Сбившись с шага, продолжаю путь. Эти деньги помогли бы не только выкупиться мне, но и выкупить часть земли, занятой нашей семьёй. Эти деньги бы изменили всё… но… как я изменюсь после такого заработка? Как после этого смотреть людям в глаза? Я же сгорю со стыда. — Не думаю, что смогу с этим жить. — Со ста серебряными? С ними очень легко живётся. — Совесть не купишь. — О, это утверждение наивной девушки: всё продаётся и покупается, нужно лишь предложить правильную цену. Сто пять полновесных серебряных. Мой господин искусный любовник и занимает высокое положение в обществе, любая женщина почла бы за честь предложение разделить с ним ложе. Тебе же предлагается плата. Высокая. А если понравишься ему — он тебя одарит золотыми браслетами. Они точно южане (хотя и не выглядят ими, слишком светлые), это у них там принято любовницам браслеты дарить. Высокое положение в обществе… может, он из свиты самого Императора (он много своих соотечественников в столицу притащил). — Не глупи, — с нотками раздражения отзывается мой невольный спутник. — Могу накинуть ещё десять монет, но это уже явный перебор. Его попытка сторговаться помогает тугому узлу страха, засевшему во внутренностях, развязаться: скорее всего, они и впрямь не бандиты (те бы церемониться не стали). — Не упускай такую возможность, девочка. Ну посуди сама, что тебя, нищую, ждёт в будущем? Работа да мужлан какой-нибудь, который будет драть тебя в постели за мизерное вознаграждение. А тут у тебя есть возможность насладиться искусными ласками на шёлковых простынях, ещё и заработать на этом. А если господину очень понравится, ты озолотишься. — Я бы хотела, чтобы всё было по любви. Даже если я не получу за это ни монетки. — О глупая женщина, зачем боги дали тебе красоту? Зачем Шенай поцеловала тебя в колыбели? Только чтобы ты бездарно растратила свои прелести? О… Пустынную богиню страсти Шенай особенно почитали содержанки и проститутки, шествия в её честь устраивали… — С чего бы Шенай меня целовать? Я не в пустыне родилась. — Я уже думала, как оторваться от своего охранника: если он предложит плату за меня Октазии, она превратит мою жизнь в кошмар. — Шенай добра, она целует детей чужих народов, чтобы они тоже были прекрасны. Прояви уважение. Сто двадцать монет. Смотрю по сторонам: квартал знакомый, но никакой возможности улизнуть, никакого лаза или узкого переулка, в котором мог бы застрять идущий за мной громила. Если он не дурак, он уже сообразил, что проще перекупить мои долговые обязательства. Конечно, по ним я не обязана отдаваться хозяину, но так меня могут увезти из страны или заставить пользоваться дорогими вещами, которые впишут в стоимость долга, навечно превратив в рабыню. И это только мягкие методы… — За сто двадцать монет можно купить много женщин, — продолжаю высматривать пути отступления. — Почему бы не купить тех, кто умеет это делать? Зачем вашему искусному господину какая-то неумеха? — Не знаю, но он пожелал тебя. Подкупить захотел — это редкость. О, так у его искусного хозяина ещё и проблемы с этим самым, раз он редко хочет. А этот хмырь просто выслужиться хочет. Вновь смотрю по сторонам. В конце улицы какое-то движение. Сердце обмирает: неужели патрульные? — Последние лет десять он даже не участвует в выборе наложниц. Можно подумать, мне есть до этого дело. Соглядатай продолжает: — Нехорошо, когда мужчина пускает в свою постель женщин без душевной к ним склонности. — Когда так делает женщина — это тоже нехорошо. Он возмущённо отзывается: — Мой господин прекрасен и искусен! Если узнаешь его, склонность обязательно появится. К тому же ты женщина, ты создана услаждать мужчин. Патрульные приближаются, я почти слышу мерное бряцание оружия. — Так что пойми: я не успокоюсь, пока ты не согласишься… — Ааа! — я мчусь к стражникам. — Убивают! Спасите! Помогите! Патрульные выхватывают мечи, изумлённо глядят на меня, за мою спину. Бросаться на защиту не спешат, но я сворачиваю в подворотню и мчусь со всех ног. — Воровка! — кричит опомнившийся провожатый. Снова поворачиваю, бегу-бегу, ныряю в переулки, закутки. Сердце барабаном стучит в висках, пот застилает глаза. Мышцы горят, но я бегу, пока не оказываюсь в знакомой лавке. Хозяйка меня знает. Говорю, что на меня напал мужчина, какой-то из благородных, попытался взять силой, и она прячет меня в своих комнатах над лавкой. Её травяной чай помогает успокоиться. Только когда я пробираюсь в просыпающийся дом Октазии, до меня доходит: если эти мужчины благородные, то они окажутся среди гостей на балу, который мне придётся обслуживать. Ужас сковывает меня ледяными объятиями. Что же делать, чтобы не попасть во дворец? Может, выпить отравы? Сильно пораниться? Надо обдумать и такие варианты.

***

Викар — тёмно-лиловый осьминог размером с дом. Призрачное тело покрывают светящиеся голубые контуры-круги, они мерцают и сжимаются. Духа вижу только я. Он лежит в котловине старого фонтана, поставленного на месте источника, вокруг которого когда-то образовалась стоянка, превратившаяся в деревню, затем город, а позже в столицу одноимённого королевства Викар. В наказание ему, а не по глупой прихоти, я велел отстроить новый Викар и запретил жить в старом. В новом Викаре только зарождается дух, он слаб и живёт в моём дворце. А эта жирная гигантская тварь сидит здесь и ставит мне палки в колёса. — Я к тебе по-хорошему, а ты мне дом решил на голову опрокинуть, — качаю головой. — Мы же договорились. Огромные глаза, в черноте которых светится отражение луны, неотрывно смотрят на меня. Щупальца приходят в заметное только по перемещению кругов движение. Голос духа напоминает рёв штормового моря: — Ты слишком самонадеян, сын пустыни: я не хотел тебя задеть. Ты мне не нужен. Взмахиваю рукой: — Ты решил от нечего делать немного изменить планировку? — Возможно и так. — Кому ты это рассказываешь? Я знаю, сколько сил нужно духу, чтобы проделать такое с домами. У тебя была какая-то цель. — О, неужели сын пустыни полагает, будто я расскажу? — в рёве моря слышится издёвка. — Мне плевать на причины. Я лгу, но у меня куда более важная цель. Снимаю рюкзак и отстёгиваю кувшин с жертвенным вином из винограда, пряностей, золотого и костяного порошков. Своей силой изменяю его и швыряю в духа. Кувшин разлетается вдребезги, вино вспыхивает, превращаясь в дымную пищу духа. Викар горд, но голод делает своё дело, его щупальца судорожно хватают сочащийся дым, впитывают. Интересно, много ли осталось людей, способных, как и я, накормить духа? — У меня к тебе предложение, — беру клетку с куропатками. Они жмутся друг к другу. Смотрю в чёрные глаза с лунными бликами, предчувствуя отказ: в них ненависть, сколько бы я ни кормил. — Помоги найти принцессу, и я вновь заселю старый город. Викар судорожно дёргается, кольца вспыхивают, смещаются, жмутся, щупальца перекатываются. — Какую принцессу? — рокочет морской голос. — Ты понял, какую. Не прикидывайся дураком. Ты помог увести её от меня. Хотя я клялся оставить её и королеву в живых, окружить их достойными почестями, — просыпается застарелая злость, и голос предаёт меня, повышаясь и наполняясь тягучими звуками пустынного наречия. — Она сейчас в городе? — Сын пустыни, я не отвечу на твой вопрос, даже если применишь силу. Он сжимается на дне котловины, поверх края выглядывает конус макушки и один глаз. — Я не причиню ей вреда. Я хочу выдать её за своего сына. — А твой сын этого хочет? Хочет ли этого принцесса? — Уверен, они прекрасно поладят. И после моей смерти она станет императрицей. Разве ты не хочешь, чтобы старая кровь вернулась на трон? — Мне надо подумать. — Викар показывает второй глаз. — А пока покорми. Хочется рычать, но… духи они такие. Особенно этот, самый огромный из встреченных мной. Даже сила не может подчинить его полностью. В раздражении я сгребаю дёргающихся куропаток за шеи и, изменив магией, швыряю Викару пылающую призрачную плоть. Щупальца мгновенно утягивают птиц вниз. Раздаётся чавканье. Чёрные глаза неотрывно следят за мной. Даже дойдя до границы старого города, я чувствую их тяжёлый взгляд. Первым оказавшись на месте встречи, сажусь на кромку фонтана. Хрустальные капли мутят воду, скрывая за рябью блестящее дно. Гнев постепенно уходит, сменяясь воспоминаниями о Мун. Что она делала в столь поздний час возле старого города? Постепенно недоумение вытесняется мыслями о её внешности. Её упругая грудь так грела руку. А её губы — целовал бы и целовал. И обнимал бы гибкую талию, гладил бёдра — до чего соблазнительная девчонка. Интересно, за сколько она пойдёт ко мне в наложницы? Тяжёлую поступь преображённого Фероуза слышу издалека, разворачиваюсь: он неспешно приближается, и по выражению лица видно, что что-то не так. — Она сбежала, — сразу предупреждает Фероуз. — Когда стражники проходили, заверещала и сбежала. Усмехаюсь. И он облегчённо выдыхает. Присаживается рядом. Вместе смотрим на розовую кромку над плоскими крышами простых глинобитных домов. — Рад, что не сердишься, — признаётся Фероуз. — Женщины слишком непредсказуемы… Может, Викар тоже женщина? — Ничего не сказал? — Обещал подумать. Но если принцесса не в столице, от него мало прока… — вздыхаю. — Ещё пара таких балов, и я эти праздники возненавижу. — Ты и так их не особо любишь. Почему бы не объявить поиск принцессы без всех этих балов. — Я же говорил, моим добрым намерениям могут не поверить и спрятать принцессу, а так, когда цель бала — найти принцу невесту, ей выгодно попробовать соблазнить Сигвальда, чтобы получить корону предков. — Да… но это так разорительно! — И не говори, — отмахиваюсь. — Казначеи скоро поседеют. Одно утешает: народу это вроде как нравится… — смотрю на свои руки и почему-то вспоминаю Мун. — Та девушка… — Можно обыскать дома возле места, где она сбежала, поспрашивать… — Это Мун. Она служанка Октазии. — Вы уже встречались? — Под твоей личиной. Гнавшийся за ней идиот — бастард брата Октазии. Ильфусс. Его стоит прижать, чтобы не распускал руки. — Да, конечно… Девушку привезти? «Я не продаюсь», — прозвучал в мыслях её звонкий испуганно-оскорблённый возглас. — Если захочет, — поднимаюсь, и Фероуз встаёт следом за мной. — У меня достаточно женщин, чтобы не возиться с какой-то почти рабыней. — Да, конечно. Мы идём по просыпающемуся городу, и приятные мысли о Мун, предвкушение встречи с ней сменяется тошнотворным ужасом перед тем, что и на предстоящем балу поиски закончатся ничем. Я стараюсь не думать о том, что принцессы в империи может просто не быть.