Принцесса для императора (СИ) - Замосковная Анна - Страница 37

***

Солнце восходит, а я всё смотрю на спящую на моём плече Мун, слежу за движением света и теней на её лице, за блеском золотых волос. Слушаю ровное дыхание. Думаю о том, какой я дурак, что не сообразил, почему с меня сходила печать проклятия. Радуюсь, что сын оказался таким… слабохарактерным и её не тронул. Наверное, я даже Викару благодарен, ведь он ускорил то, против чего так боролся. Закрыв глаза, прижимаюсь лбом к виску Мун. С ней спокойно и хорошо. Я лежу долго-долго, и в мыслях витают немного глупые, но очень приятные идеи. Чувствую, как просыпается дворец. После превращения в солнечного льва мои способности усилились. Переживания их обострили или повлиял дар Мун — не знаю, но постараюсь лучше узнать свои возможности, чтобы больше никто не смог украсть её у меня. Мне достаточно желания, чтобы узнать, когда просыпается Фероуз. Осторожно высвобождаю плечо из-под Мун. Она крепко спит, но я не боюсь оставить её одну: её сторожит Сефид, её будет сторожить моё нечеловеческое чутьё. Одевшись, прохожу по тихому, сумрачному дворцу, то и дело возвращаясь мыслями к Мун, убеждаясь, что она спит в моей постели. Стучу к Фероузу. Он ещё в халате, завтракает любимыми сладостями. Смотрит на меня исподлобья. Наверное знает, что Мун ночевала у меня. Придвигаю кресло и сажусь напротив. Фероуз жестом отправляет слуг прочь. Едва они исчезают, я распоряжаюсь: — Переговори со жрецами, пусть расторгнут брак Мун и Сигвальда. Организуй нашу с ней свадьбу. С чувством, с толком, с расстановкой, чтобы всё как подобает. Жду, что он напомнит о возможных проблемах с наследованием, но Фероуз улыбается: — Казначей нас убьёт. И я смеюсь, потому что на сердце легко.

***

Снова ночёвка в столичном доме, на этот раз в по-настоящему родительском. Снова суета, шум на улицах Нового Викара, радостные крики. Снова трепет, но не страха, а предвкушения, хотя и первая, и вторая, и далее по списку брачные ночи у меня длились уже две недели. И всё же особая радость — войти в дом любимого мужчины женой и полноправной хозяйкой. Мама пускает слезу, Фрида сияет от счастья. Мне немного жаль, что её свадьба была скромной, спрятанной за белыми стенами дворца, но эта мысль исчезает, едва на улице усиливается шум. Подхватив тяжёлый подол золотого платья, бросаюсь к окну, высматриваю Хоршеда среди гостей. Его статная фигура и сверкающий на чёрных кудрях золотой венец с рубинами притягивают взгляд. На меня надевают диадему, и она разливает волшебный свет, рубиново-бриллиантовый узор на моём платье ослепительно сверкает. Сердце обмирает. Мы расстались с Хоршедом вчера вечером, а я уже до безумия соскучилась. Так хочется оказаться в его руках. От нетерпения чуть не бросаюсь к дверям, но вовремя останавливаюсь. Створки распахиваются, и всё затмевают зелёные, светящиеся счастьем и любовью глаза. Не слышу ничего. Весь мир сосредоточился на Хоршеде. Я вся трепещу. Он берёт меня за руку. Сбоку мелькает факел — это мама собирается нести церемониальный огонь. Я смотрю в глаза Хоршеда, и он смотрит на меня. Мы улыбаемся друг другу и едва не врезаемся в дверь. Нас направляет Фероуз, что-то ворчит. Гости смеются. Но нам с Хоршедом всё равно. Мы проходим через украшенные цветами комнаты под фонтаны цветов и риса, мы встаём на повозку, и Хоршед везёт меня в наш дом на вершине горы. Обнимая меня за талию, он склоняется и щекотно говорит в ухо: — Я так соскучился по тебе за эту ночь. Смеюсь. Ловлю его взгляд. Одними губами отвечаю: — Я тоже. Безумно. С колесницы, остановки которой мы не заметили, нас сводит едва сдерживающий смех Сигвальд. Наши с Хоршедом руки связывает тот же священник, что заключал мой предыдущий брак и брак Фриды, но только теперь эти связывающие судьбы ленточки на руках действительно меня трогают, кажутся чем-то незыблемым, важным. Нужным. И даже без них мы с Хоршедом держимся за руки. В пиршественном зале я недоуменно останавливаюсь: женские и мужские столы стоят вместе. Хоршед наклоняется, его чёрные кудри ложатся на моё плечо. — Знаешь, в чём прелесть императорства? Осторожно качаю головой, боясь уронить сияющий венец. — Можно менять правила, — улыбается Хоршед и ведёт меня во главу стола. — Не хочу с тобой расставаться. Если гости и недовольны, то молчат. Ослепительный венец на моей голове сменяется золотой короной с рубинами. Столы ломятся от угощений. Музыка заглушает радостные возгласы пирующего за воротами народа, которому выкатили бочки с вином. Нас с Хоршедом поздравляют и поздравляют, славят наш союз, желают плодовитости, даже не подозревая, что этот пункт мы уже начали выполнять и, похоже, с той самой первой ночи. Рассеянно улыбаюсь гостям, под столом то сжимая руку Хоршеда, то позволяя рисовать на моей ладони невидимые узоры. За нас поднимают тосты, но разнузданные пожелания гостей больше не смущают меня, я готова хоть сейчас сбежать с Хоршедом в наши комнаты, упасть в его объятия и выполнить всё, что нам насоветовали. Только осознание, что скоро окажемся вместе, помогает удержаться среди пьянеющих гостей. — Это твоя последняя свадьба, Мун, — шепчет на ухо Хоршед. — Наслаждайся. Понимаю, что он прав. Поднимаю золотой кубок, салютую гостям и наслаждаюсь, ведь мой любимый муж рядом и нам некуда торопиться.

ЭПИЛОГ. Десять лет спустя Такого переполоха белый дворец не знал давно. Бегают слуги, таскают мебель. Смеются и прячутся среди тюков дети. Из окна третьего этажа я не всегда могу разобрать, какие из этих проказников наши, какие — Фриды и Сигвальда. Зато когда обегают Сефид, сразу ясно, что наши. Вышедший из дворца Фероуз пытается усмирить стайку ребятишек, в числе которых и его внуки, но дети лишь смеются над старым магом. Он грозится выстегать их зачарованными хлыстами, но Фероузу доступны только масштабные действия, тонко работать он не может. Бывало даже песчаными бурями мимо ворот промахивался, и многие его деяния, в том числе и зачарованные хлысты, якобы оставлявшие незаживающие раны — только легенды. Но дети об этом не знают, смирнеют. Носильщики быстрее переносят вещи. Тихий шорох одежды за моей спиной, тёплое прикосновение к бёдрам, и Хоршед целует в шею. Обнимает меня и тяжко вздыхает. — Не переживай за Сигвальда, — прошу я, поглаживая обнимающую меня сильную руку, потирая почти незаметный шрамик на тыльной стороне его ладони. — Да какой из него король, — вздыхает Хоршед и качает головой. Завитки его волос щекочут мою шею. — Он вырос и возмужал, — напоминаю я. — И в его голове теперь не только поэзия. Продолжаю гладить его по руке. Мне тоже жаль расставаться с Сигвальдом, а особенно с Фридой, но у нас пятеро детей, и у них четверо — слишком много наследников для одного дворца. Да и Фриде тоже, наверное, хочется почувствовать себя хозяйкой в своём доме, так что выделить им часть завоёванных у северян пять лет назад земель — хорошая идея. Там есть куда вложить проснувшуюся жажду деятельности Сигвальда. — Мы будем их навещать, а они нас… — продолжаю увещевать себя и его. — Да и не такая у нас скучная жизнь, чтобы нуждаться в компании. Крепче обнимая, Хоршед усмехается мне в затылок. А я млею от его близости, как и десять лет назад. Дети всё же опрокидывают тюк с вещами. Фероуз трясёт руками, слышится: — …позор на мои седины… изверги… никакого порядка… — К тому же сейчас только вещи увозят, — шепчу я. — У нас есть время попрощаться. Наша младшенькая — златовласая Лиона — подбегает к Фероузу и обхватывает его за ноги. Он ещё ворчит, но без прежнего воодушевления. — Вот женский угодник. — Хоршед цокает языком. — Чем старше, тем более падок на хорошеньких девушек. Ещё пару лет, и Лиона совсем сядет ему на шею. В ворота входит чиновник по долговым обязательствам и двое писцов с бумагами, а значит, мне пора заняться своими обязанностями императрицы. — Надеюсь, ты недолго, — шепчет на ухо Хоршед и прикусывает мочку. И хотя объём документов в руках писцов обещает много работы, я улыбаюсь и отвечаю: — Ну разве могу я надолго задерживаться, когда ты меня ждёшь? — На моё счастье — нет. — Хоршед разворачивает меня к себе и целует в губы. Его поцелуй трепетно сладкий и горячий, светлый и согревающий, как солнце.