Принцесса для императора (СИ) - Замосковная Анна - Страница 20

***

В груди будто что-то горит, ни секунды не могу стоять на месте, я должен быстро двигаться, должен дышать, чтобы этот огонь не поглотил меня. Дышать больно. Я не должен думать. Но я думаю. Перед глазами — Мун, обнимающая лежащего на ней Сигвальда. Ненавижу! На ходу ударяю стену, камень хрустко крошится. Тяжело дыша, смотрю на кулак в эпицентре трещин и осыпавшейся штукатурки. Спонтанный всплеск магии у как бы бездарного Императора — недопустимо. Я не должен открывать свои козыри просто так, лишь из-за того, что женщина, которую я на краткий миг посчитал своей, теперь принадлежит другому. Особенно если этот другой — мой сын. Которому я сам отдал свою женщину. В груди всё горит и разрывается. Я не должен об этом думать. Мун — просто женщина. Таких тысячи. Ну, может, не тысячи, но всё равно мне не пристало из-за неё так переживать. Это просто страсть. Ещё удар, и вмятина углубляется, трещины расползаются дальше. Звук удара отдаётся в полутёмных коридорах эхом. Ещё немного — и здесь будут стражники. Задыхаясь от переполняющих меня непонятных эмоций, торопливо шагаю дальше. Мне нужно успокоиться, успокоиться, успокоиться, но как, если перед глазами так и стоит Мун, отвечающая на поцелуи Сигвальда, обнимающая его, извивающаяся и постанывающая под ним. Вырываюсь на крыльцо. Прохладный ночной воздух окутывает меня, гладит, пытается остудить, но кипящая во мне ярость сильнее. До боли стискиваю кулаки: я должен успокоиться, обязан, я властен над своими эмоциями. Должен быть властен. Листья деревьев и кустов, трава тихо шелестят. Белеют среди почерневшей зелени дорожки и фигуры статуй, мерцают огоньки факелов. Едва доносится чёткая перекличка караульных. Как тут спокойно. И какая буря внутри меня. Невыносимо. Невероятно. Больно. С усилием разжав кулаки, я, тяжело дыша, смотрю на кровавые лунки на ладонях, на потемневшие заострившиеся ногти-когти — вызванная всплеском магии трансформация. Пытаюсь дышать ровно и вернуть ногти в нормальное состояние, но они упрямо пытаются перестроиться в смертоносные когти, потому что магия, это основанное на эмоциях колдовство, почему-то считает, что я нахожусь в смертельной опасности, в бою. В бою… Хрипло смеюсь, и мне самому издаваемые звуки кажутся смехом безумца: конечно, это бой — с собой, с чувствами, которыми я привык повелевать. Война с собой — самая страшная и сложная война в мире. Прячу когти в кулаки и спускаюсь в сад. Я должен успокоиться. Должен избавиться от мерзкого ощущения, будто мне разрывают сердце. Смотрю на притихший сад. Золотистые огни факелов притягивают, точно золотые глаза Мун. Не моей Мун…

***

«Когда же она выйдет из дворца? Когда?» — о похищении только договорились, а ожидание стало невыносимым. Ингвар переворачивается в своей огромной удобной кровати. В распахнутые, забранные толстой решёткой окна проникает влажный ночной воздух и приторные запахи цветов. «Выкорчевать все цветы к морскому бесу, — Ингвар опять переворачивается на другой бок. — А может, скоро это и не понадобится, если перееду в… Белый дворец». Дворец Императора предстаёт перед его мысленным взором во всём белоснежном великолепии, и кулаки сжимаются: «Какой-то безродный ублюдок царствует там, а я, чей род триста лет служил короне, прозябаю в жалком доме у подножия дворца. Несправедливо. Нечестно». Стук прерывает его сумрачные мысли. Ругаясь про себя, Ингвар проходит к дверям: — Кто? — Айлен, — отзывается грубоватый голос. — Три. Удовлетворённый названным паролем этой ночи, Ингвар вынимает толстенную перекладину из пазов, приоткрывает дверь на длину цепочки. Плечистая почти как мужчина Айлен просовывает ему многократно сложенный листок. Пальцы Ингвара слегка дрожат, когда он разворачивает записку. Его сердце пропускает удар, губы беззвучно произносят: — Завтра утром они выйдут в город… Завтра всё решится.

ГЛАВА 16. Смертельная опасность Зря я боялась выхода из дворца: кажется, вне его величественных стен и роскошного убранства легче дышать. «Или легче находиться там, где не рискую столкнуться с Императором», — мелькает странная мысль. Или не странная: мне до сих пор невыносимо стыдно за свой полуобморок и ещё больше за то, в каком виде меня застал Император. Ну вот: стоило об этом вспомнить — и щёки залило румянцем, а сердцебиение вдвое участилось. «Не думай об этом», — приказываю себе и крепче сжимаю руку Сигвальда. Он улыбается. Он очень милый, красивый, мне с ним несказанно повезло. Не будь его глаза так похожи на глаза его отца — было бы ещё лучше. Мы неторопливо ступаем с дворцовой дороги в город. Это район высшей знати, редкие прохожие церемонно кланяются, улыбаются, сыплют комплиментами. Чувствую себя лишней и, точно попугай, повторяю: — Благодарю, я в восторге конечно, да, мы будем рады увидеть вас на празднике пресных источников. И всё в таком духе. Сигвальд ободряюще пожимает мою ладонь, улыбается. Кажется, он действительно горд показать меня этим людям, большинство из которых, судя по возрасту, знали его всю его жизнь. Друзья детства. Учителя. Родители друзей. Высокопоставленные чиновники. Родственники высокопоставленных чиновников. Калейдоскоп лиц мелькает, пока Сигвальд ведёт меня по одной из центральных улиц. Улыбаюсь, старательно расфокусируя зрение, чтобы не ощущать так остро всеобщее внимание. Я принцесса. Теперь я всегда буду привлекать внимание. Надо привыкать. В следующий раз буду приветливее и достойнее этого звания. В следующий раз проявлю искренний интерес к новым знакомым. Но сейчас я слишком смущена, чтобы… — Хорошо держишься, — шепчет Сигвальд, дыхание обжигает моё ухо, губы на миг касаются виска. — Да? — Нервно улыбаюсь: по нашей стороне улицы идут всего два мужчины, но они же на нас смотрят. — Мне кажется… я… — Держишься прекрасно. — Сигвальд крепче сжимает мою руку. — Поверь. — Кажется, я всё делаю не так. — Опускаю взгляд, чтобы не увидеть, как проходящие мужчины реагируют на наши нежности. — Ты выглядишь милой, скромной молодой женой, — так же на ухо поясняет Сигвальд. — То, что надо. Скажу честно, многие опасаются твоего возвышения, ведь ты вела неподобающую жизнь, а к многим из встреченных людей у тебя могут быть личные счёты. — Разве? — Поворачиваюсь и заглядываю в его мягкие зелёные глаза. — Конечно, ведь все сдались, никто не надеялся и не пытался тебя отыскать, хотя с помощью семейных артефактов найти тебя было возможно, как и выкрасть артефакты. Но люди предпочли признать моего отца правителем и устроиться возле кормушки новой власти. — Сигвальд с улыбкой поправляет упавшую на мой лоб прядь. — Конечно, они опасаются, что вернувшаяся принцесса может в отместку испортить им жизнь. — Но зачем? — шепчу. — Ведь это не вернёт моих родителей, ничего не вернёт. Тёплые ладони Сигвальда накрывают мои плечи: — А для некоторых это безразлично и главное — отомстить. Пытаюсь понять, но это не укладывается в голове, совершенно: — Как так? С минуту Сигвальд молчит, пристально, с каким-то азартом разглядывая меня. Вдали слышится цокот копыт, Сигвальд сипло шепчет: — Ты прекрасна… В самом деле, Мун, ты просто прекрасна. Не только внешне, но и… Цокот копыт нарастает, Сигвальд смотрит поверх моей головы, и его глаза широко раскрываются. Этот грохочущий цокот, чей-то вскрик, взгляд Сигвальда — ужас захлёстывает меня. Рывком Сигвальд прячет меня за спину, я разворачиваюсь: десять всадников с замотанными лицами окружают нас. Звенит извлечённый из ножен меч Сигвальда. Между всадниками на мостовой лежат люди и стражники. Убиты? Ранены? Сквозь барабанный бой моего сердца пробивается вскрик. Сигвальд оседает на землю, один из коней взвивается на дыбы, и копыта с хрустом врезаются в ногу Сигвальда. Оцепенев, не в силах даже вдохнуть, смотрю на брызги крови на моём белом подоле, на текущие по мостовой багряные струйки. Невозможно. Нет… Что-то тёмное накрывает мир — мешок опускается мне на голову. Кричу, но не издаю ни звука, сильная рука тянет вверх, сердце вырывается. Вдруг сознание накрывает чем-то вязким, мутным, я пытаюсь вырваться из этого чего-то, смутно осознавая, что это похоже на заклинание, и перед тем, как сдаться ему, ощущаю, что меня швыряют на холку коня, лука впивается под ребро, но я уже не могу пошевелиться, я проваливаюсь во тьму, наполненную цокотом копыт и криками.