Катавасия (СИ) - Семёнов Игорь - Страница 4

      Из двери - в двери,

      Из ворот - в ворота,

      Утренними тропами,

      Огненными стопами,

      Во свято место,

      На бел-горюч камень.

      Оглянусь на все четыре стороны:

      На семь морей, на три океана,

      На семьдесят семь племен,

      На тридцать три царства,

      На весь белый свет.

      Прилети, Гамаюн, птица вещая,

      Через море раздольное, чрез горы высокие,

      Через темный лес, чрез чисто поле!

      Ты воспой, Гамаюн, птица вещая,

      На белой заре, на крутой горе,

      На ракитовом кусточке,

      На калиновом пруточке...

      Старик стоял, окутанный искристым, чуть красноватым сиянием. Зашумели, приклонились сторожевые дубы, взволновалась кругом трава. Неведомая сила вжала парня спиной в шершавый ствол. Воздух сгустился, дышать стало невыносимо тяжело.

      Ведимир продолжал все тверже и громче, рокотал над всею землею весенним громом:

      С четырех сторон,

      С четырех ветров,

      Дохни, Дух,

      Укрепи запор,

      Разорви мир.

      Не пламя шуршит,

      Не ветер гудит -

      Мир гудит,

      Плоть его дрожит,

      Белый свет надвое разрывается,

      Зоряница-душа от злого глаза укрывается

      За высокие горы,

      За Черный лес,

      За бел-горюч Алатырь камень.

      Укрывается-охраняется,

      Светлояром умывается.

      Через воду святую-светлую

      Во крови людской собирается -

      по малой кровинке-капельке,

      Ростит души чистые, светлые.

      Плотью, костью кровь одевается,

      Жилой плоть зашивается,

      Силой плоть собирается,

      Кровь на зов святой отзывается -

      Что утеряно - обретается.

      Встань, Земля, во урочный час,

      Оживи, соберись, срастись,

      На святую рать поднимись,

      Рать последнюю, многотрудную!

      Капля - к целому стремись,

      Царство - к царству, племя - к племени!

      Собирать-сковать крепко-накрепко,

      Туго-натуго, до скончанья дней!

      Будьте те слова мои крепки -

      Сольче соли, жгуче пламени,

      Вековечны да твердокаменны.

      Слова замкну, а ключом - кровь станет!

      Земля глубоко вздохнула, застонала тяжко, прогремел гром, Ведимир на миг исчез в столбе яркого света, и показалось Жданку, что увидел он, как из потаенного хранилища, что за кадыком на ведуновой шее, выпорхнула душа старика и, обратившись ясным соколом-рарогом, устремилась ввысь в потоках ослепительного света, связанная еще с телом тонкой, ворозистой паутинкой-нитью. А вот и пропало виденье, все враз стихло.

      В тот же миг исчезла хребтина, поросшая дубовой заставой, хранившей покой Зоряницы и святого Светлояр-озера. Перед глазами юноши стоял такой же, как и за спиной, ельник, и так же, как и позади Ждана, продолжала убегать вдаль звериная стежка, поперек которой на спине лежало долгое, спокойное тело Ведимира со сложенными за головой руками. Словно старик прилег отдохнуть, засмотрелся на вечернее ясное небо, да так и уснул. По щеке его уже деловито бежал муравей, хозяйственно волоча за собой хвоинку.

* * *

      Ждан набрал сушняка, устроил краду-тризну, уложив сверху неожиданно легкое тело Ведимира, обложил венками из лапника, перевитого берестой, посмотрел последний раз в лицо старика и, больше уже не глядя на него, торопливо застучал кремнем, выбивая огонь...

* * *

      Костер горел до самого рассвета. Затем Жданко сгреб пепел ближе, накрыл сверху камнем-столпом, навтыкал вокруг веточек, образуя ограду. Земля лесная - добрая, веточки приживутся, и, глядишь, через весну-две встанут вокруг столпа зеленым живым вором-оградою.

      Передохнув, Ждан, набрав ягод, папоротника-орляка да сочного хвоща, справил по Ведимиру страву-поминки. Оставаться дальше было незачем.

      По знакомой тропинке Жданко не спеша отправился вспять. Туда, где жили люди, его, Ждана, племя, пока ещё говорящее на одном езыке, пока почти единое. Мир разделился, боги ушли, Кривда проникала в души, но жизнь продолжалась, несмотря ни на что. И надо было жить, надо было продолжать род людской, чтобы, пройдя через многие и многие враны и колоды зим и весен, люди вновь смогли познать счастье общения со всем миром, познать святую Истину, вновь обрести свою соборную Душу.

      Чернолесье - лес с перобладанием елей. Краснолесье - с преобладанием сосен.

      Забороло (забрало) - крепостная стена

      Холявы - голенища сапог

      Вержа - концентрические круги на воде

      Рота - клятва в верности.

      Колода - 10000 лет.

      Вор - забор, ограда.

      Для текста заговора использовано стихотворение М.Волошина ( с небольшими изменениями)

  Часть первая. ИСХОД

Глава 1

      "Шестерка" бодро пылила по бетонке, состоянием своим наводившей на мысли о том, что археологи грядущего вряд ли что-либо от неё смогут обнаружить. Борисов (очередной клиент фирмы) полностью сосредоточился на объезде бесчисленных выбоин и потому к дорожному трёпу расположен не был. До Курицына было еще минут сорок езды, а то и больше, посему проблемы завода и перипетии склоки между крупными акционерами могли быть с чистой совестью запиханы Вадимом куда подальше. Тем более, что думать Двинцову хотелось о чем угодно, но только не о правовых казусах периода нарождающегося капитализма, порожденных отфонарёвой (для непосвящённого) "прихватизацией" промышленных предприятий. Дорога - это, пожалуй, было самое приятное в еженедельных поездках на завод. Можно было забыть обо всем, расслабиться, повитать в облаках. Можно, например, представить, что под деревьями, растущими по обеим сторонам дороги, ещё не ступала нога человека, и что вовсе это не жалкие клочки былого лесного величия Среднего Урала, а вовсе наоборот - первозданная, кондовая, бескрайняя мощь, набитая до отказа травами, птицей и зверем, из которых в реальности "иных уж нет, а те - далече" (Далече, в смысле, только по зоопаркам и остались). Хотя развал нашей могучей и вонючей (в смысле экологическом) промышленности, если покопаться, принес и приятное. Аборигены верно подметили: "Как Первоуральский "Хромпик" встал", так в Чусовой снова рыба завелась". Кажется, именно за такие мысли и кличут "экофашистами". Ну, и хрен с ними, экофашист, так экофашист, встречал и покруче народец, таких, что мечтали вообще все заводы и всю машинерию поднять на воздух к этакой матери с этикеткой "Восстановлению не подлежит". Осуществись когда-нибудь эти бредовые планы, Вадим, пожалуй, сильно и не переживал бы за заводы, автомобили и подобное им. Вопрос был только в том, что, в случае воплощения подобного акта в жизнь, вся пакость, участвующая в технологических цепочках, была бы разбросана опять-таки по нашей и без того изгаженной земле, гораздо сильнее продолжая гробить все живое в округе еще долгие-долгие годы.

      Дорога петляла по лесу в разные стороны: вправо-влево, вверх-вниз, напоминая трассу авторалли из компьютерной игрушки. Солнце лениво поднималось выше, уже выглядывая из-за верхушек деревьев. Сосен становилось все меньше, их потихоньку сменяли ели - верный признак того, что уже пересекли границу и въехали в Европу. Раньше, пока не увидел разницы, считал деление условным, надуманным учеными мужами для вящей важности. Оказалось - граница между частями света существует в реальности, вот она - зримая ясно, протянувшаяся нейтральной полосой смешанной природы на несколько километров.

      Туман уже почти осел, стелился лишь в придорожных канавах, да немного на низинных участках дороги грязными, густыми, вялыми клочьями.