Кошки-мышки (сборник) - Каспари Вера - Страница 9

– Я знаю, что доктор Уолдо Лайдекер думает о людях, которые цитируют Фрейда.

Мы оба сели.

– Какую причуду судьбы следует благодарить за столь неожиданную честь? – осведомился я.

– Случайно проходил мимо.

У меня поднялось настроение. В этом визите чувствовалась некая теплая нота лести. Вчерашнее неодобрение растаяло как кубик льда в горячем кофе. Тем не менее, поспешив за виски для гостя, я предостерег себя от излишних восторгов. Сыщик, конечно, может быть единственным в своем роде и даже достойным доверия другом, но не следует забывать, что любопытство – его профессия.

– Я общался с Шелби Карпентером, – объявил Марк, когда мы выпили за разгадку преступления.

– Надо же, – произнес я, напуская на себя вид суховатого, но не лишенного любезности гражданина, который дорожит правом на личную жизнь.

– Он разбирается в музыке?

– Шелби любит порассуждать о музыке, но его знания весьма поверхностны. Скорее всего, он будет экстатически закатывать глаза, услышав имя Бетховена, и благоговейно вздрагивать, если кто-то ненароком упомянет Этельберта Невина.

– Сможет ли он отличить… – Марк заглянул в записную книжку. – Сможет ли он отличить «Финляндию» Си-бе-лиу-са от «Токкаты и фуги» Себастьяна Баха?

– Тот, кто не отличает Сибелиуса от Баха, дорогой мой, способен на грабеж, измену, хитрость[15].

– В музыке я полный профан. Мне нравится Дюк Эллингтон[16]. – Марк протянул мне листок из своего блокнота. – Вот это, по словам Карпентера, исполняли вечером в пятницу. Он не удосужился взглянуть на программу. А вот что играли на самом деле.

У меня вырвался резкий вздох.

– В его алиби не меньше дыр, чем в противомоскитной сетке. Но это вовсе не значит, что он убил Лору, – справедливо подметил Марк.

Я налил ему еще виски.

– Слушайте, вы мне так и не сказали, что думаете о Шелби Карпентере.

– Жаль, что он не коп.

Отбросив всякую осторожность, я хлопнул Макферсона по плечу и с жаром воскликнул:

– Друг мой, вы неподражаемы! Коп! Цвет старого Кентукки! Сэр, призраки полковников-южан поднимаются из могил, чтобы вас преследовать. Давайте выпьем, мой проницательный сыщик. Вообще-то нам следовало бы пить мятный джулеп, но, к сожалению, дядя Том из Манилы потерял рецепт.

С этими словами я разразился довольным смехом. Марк наблюдал за моим весельем с некоторой долей скептицизма.

– Шелби обладает необходимыми физическими данными, и его не нужно учить вежливости.

– Только представьте его в форме! – подхватил я. Мое воображение разыгралось. – Так и вижу его на углу Пятой авеню, где искусство соседствует с роскошным магазином «Бергдорф Гудман». Представляю, что будет твориться с уличным движением в тот час, когда домохозяйки из Вестчестера приезжают в Нью-Йорк, чтобы встретить своих мужей! Да Уолл-стрит, скажу вам, будет трясти не меньше, чем неким памятным днем двадцать девятого года[17].

– Многим людям не хватает мозгов, чтобы учиться. – Марк говорил искренне, но не без нотки зависти. – Трудность в том, что им с детства внушали мысль о связи положения в обществе с образованием, и потому они не могут удовольствоваться простой работой. В шикарных конторах полно парней, которые были бы куда счастливее, если бы работали на бензоколонках.

– Я видел, как кое-кто не выдерживал бремени знаний, – согласился я. – Сотни людей прожигают жизнь в барах на Мэдисон-авеню. Нужно специальное министерство, которое занималось бы проблемами выпускников Принстонского университета. Думаю, Шелби смотрит на вашу профессию несколько свысока.

Моя проницательность была вознаграждена коротким кивком. Мистер Макферсон не питал особой симпатии к мистеру Карпентеру, однако, как он сам напомнил мне в прошлый раз, его дело не судить людей, с которыми приходится сталкиваться в ходе работы, а наблюдать за ними.

– Мистер Лайдекер, меня беспокоит только то, что я никак не могу вспомнить, где видел этого типа. А я ведь точно его видел. Но вот где и когда? Обычно я хорошо запоминаю лица. Могу перечислить их по именам и назвать дату и место нашей встречи.

Он выдвинул челюсть и решительно сжал губы.

Затаив снисходительную усмешку, я терпеливо слушал, пока Марк рассказывал (по его мнению, объективно), как он посетил контору компании «Роуз, Роу и Сандерс, консультанты по рекламе». Должно быть, в той среде с теплым кондиционируемым воздухом он выглядел так же чуждо, как фермер в ночном клубе. Марк безуспешно пытался скрыть неодобрение: давать оценку было для него столь же естественным, как с аппетитом поедать пищу. Великолепная предвзятость сквозила в его описании трех сотрудников рекламного агентства, делающих вид, что удручены громким убийством. Нет, они скорбели о Лоре, но вместе с тем прекрасно понимали, что преступление, которое не бросает тень на их собственную репутацию, послужит хорошей рекламой.

– Держу пари, они уже провели совещание и пришли к выводу, что высококлассное убийство не повредит бизнесу.

– А представьте, какими пикантными секретами они смогут поделиться с перспективными клиентами за обедом! – добавил я.

Марк откровенно злился. Его варварскому сердцу было чуждо почтение перед начальством. Он цеплялся за свои пролетарские предрассудки с тем же упорством, с которым представители так называемого высшего общества цепляются за свои. Искренняя похвала и скорбь, звучавшие в отзывах коллег, понравились ему куда больше, чем дифирамбы характеру и талантам Лоры от ее начальства. Марк считал, что любой, у кого есть мозги, сможет угодить боссу, но вот чтобы добиться любви коллег, девушка на серьезной должности должна обладать подлинными достоинствами.

– Так вы думаете, у Лоры были эти достоинства?

Он притворился глухим. Вглядываясь в его лицо, я не заметил ни тени внутренней борьбы. И только через несколько часов, когда я воспроизвел в памяти наш разговор, мне стало ясно, что Марк создает характер Лоры в соответствии со своими представлениями, как это делает юноша, влюбленный в живую женщину. Стояла глубокая ночь, и мой ум был ясен и проницателен, как всегда в это время, когда я бодр и чувствую себя самым свободным человеком. Несколько лет назад я узнал, что ужасы бессонницы можно преодолеть благодаря быстрой получасовой прогулке, и с тех пор ни разу не позволил усталости, погоде, или дневным неурядицам нарушить этот ночной ритуал. По привычке я выбрал улицу, которая стала для меня особенной после того, как Лора въехала в свою квартиру.

Конечно, я испугался, когда увидел свет в доме покойницы, но уже через секунду сообразил, что это молодой человек, который однажды презрительно отозвался о сверхурочной работе, сейчас предается ей всей душой.

Во вторник смерть Лоры отметили два ритуальных действа. Первое собрало в кабинете коронера маленькую и не слишком сплоченную группу людей, занятых выяснением подробностей последнего дня жизни Лоры. Поскольку тем вечером Лора меня подвела и не пришла на ужин, я тоже удостоился приглашения. Не буду и пытаться пересказывать скучную и весьма затянутую процедуру, которая проводилась с целью доказать то, что и так все уже знали: Лора Хант мертва, причина смерти – погибла от руки неизвестного.

Другим ритуальным действом стала заупокойная служба, которая состоялась во второй половине дня в церкви В. В. Хизерстоуна. Старый Хизерстоун много лет провожал в последний путь звезд кинематографа, окружных политических деятелей и успешных гангстеров и так поднаторел в этом искусстве, что сумел установить видимость порядка среди зевак, которые собрались поглазеть на церемонию и подняли шум у его дверей уже в восемь часов утра.

Марк предложил мне встретиться на балконе, выходящем на церковь.

– Я не посещаю похороны.

– Лора была вашим другом.

– Ей хватило бы такта не заставлять человека выйти из дома в самое неподходящее время и демонстрировать чувства, которые, если честно, слишком интимны, чтобы их выставляли напоказ.