Лестница в небо - Федорочев Алексей - Страница 100

Император взял паузу, смочив горло из протянутой Милославским фляжки. Я бы тоже не отказался попить, но мне никто не предложил.

— Вернемся к Степану Ковычеву. Так бы и дожил этот любимчик императора без забот и печалей до глубокой старости, но грянула война с Наполеоном. Войска корсиканца оседлали дорогу на столицу, падение Петербурга казалось неизбежным, и Александр принял решение эвакуировать основные ценности. Как теперь известно, решение было поспешным, но не нам осуждать — мы в то время не жили. Выбор моего предка пал на фаворита, не раз доказавшего свою преданность. Но! Ковычев никогда не вел обоз в Карелию. Доверенный ему алексиум он должен был перевезти на судне, которое ждало его в дне пути от столицы. Достоверно известно, что бригантина приняла на борт груз и отчалила, так никогда и нигде потом не объявившись. Сезон штормов… В условленном месте казны тоже не оказалось. А все сказки о Карелии распространял уже наш род, сбивая искателей сокровищ на неверный путь.

В душе вспыхнуло мимолетное сожаление: была у меня мыслишка летом в свободное время облететь болота в поисках клада. Такая груда алексиума неизменно должна была фонить в видимом мне диапазоне. Жаль.

— Наполеона разбили, казну восстановили, во многом ограбив сопредельные страны, — откровенно признает факт совершенного грабежа император, — но есть свидетельства, что весной тысяча девятьсот тринадцатого в одну из северных факторий Потемкиных обратился умирающий оборванец, предположительно выживший при кораблекрушении. Здесь факты расходятся, но слухи приписывают бродяге фразу: «Подобный мне легко найдет сей путь!», что намекает — это был сам Ковычев. Еще при нем якобы была береста с картой какого-то места. Береста таинственным образом исчезла, тело похоронили. За века поисков район расположения казны сузился, но мы, к сожалению, до сих пор не можем определить точное ее местонахождение. Но, простите за тавтологию, мы знаем, что Потемкины знают.

А теперь перейдем к нынешним дням. Чем бы ни соблазнял вас Павел Александрович, знайте: обещаний своих выполнить ему не суждено. Казна — собственность империи и не перестала быть таковой, несмотря на давность лет. И тот, кто попытается прибрать ее к рукам, автоматически станет изменником и государственным преступником. Сейчас не старые времена, я не буду вмешивать в наказание детей и непричастных, но именно Павел и те, кто ему помогают, ответят в полной мере. А о том, что он уже вступил на этот путь, нам известно достоверно. Так же, как и то, что именно вы — ключ к сокровищу.

Не буду лукавить, я заинтересован в возвращении казны. Даже изначальные пятьдесят тонн неплохо оживили бы экономику, а мои советники считают, что сейчас алексиума там должно быть значительно больше. К тому же всегда есть риск, что клад обнаружат наши соседи, ведь часть прибрежных земель, особенно близ границы, куда предположительно вынесло штормом корабль Ковычева, до сих пор имеют спорную принадлежность. Ученые обещают найти способ засекать на расстоянии излучение алексиума, видимое вам, но подобные исследования ведутся не только у нас, так что еще и этот фактор подгоняет.

Интерес князя мне тоже понятен. Ему этот материал нужен как воздух. Отчасти к нынешнему плачевному состоянию дел клана Потемкиных причастны я и мой отец, но поверьте, у нас были причины поступить с ними именно так: ваш прадед, Павел Алексеевич Потемкин, до аварии, прервавшей жизнь его и наследника, планировал государственный переворот. Ваш дед, Александр Павлович, погибший не так давно, был замешан в других преступлениях. Павел Александрович… ваш отец, пока не успел, но собирается.

— Нам, — ах, как выпукло прозвучало это царственное «Нам», — надоело наблюдать, как ресурсы неслабого клана растрачиваются на противоправные поступки. Если бы ваши предки хотя бы половину выкинутых на интриги средств вложили в собственные производства, то этот разговор никогда бы не состоялся. Но и рушить сложившийся баланс нам не с руки. Остальные кланы, конечно, с радостью приберут ставшие бесхозными владения Потемкиных, но они еще не успели переварить наследие Болквадзе и Алиевых. Новые потрясения империи не нужны. Клан Потемкиных будет сохранен. И если вы так умны, как расписал мне Тихон Сергеевич, то уже должны были сообразить, к чему я веду. Итак?

Прокачка жизни сквозь тело не только очистила организм, но и подарила необычайную ясность голове.

— Вы хотите дать Павлу Александровичу найти казну, а потом его убрать и объявить меня регентом рода Потемкиных, сменив власть в клане на лояльную вам… Нет, чушь!.. — Внезапно обстоятельства сложились совсем в другую картину: — Вы не хотите его убирать! Сами сказали — потрясения вам ни к чему, а мальчишка во главе такого клана — это тоже потрясение. А попробовать меня на зубок захочет каждый. Да и Михаил еще не скоро сможет взять власть в руки. А взятый на горячем Павел Александрович… Вы… вы хотите оставить князя, государь?..

— Браво! — произнес правитель, хлопая в ладоши. А я понял, от кого Милославский позаимствовал этот жест. — Брависсимо!

— Но мы ведь… — начал тихо возражать глава ПГБ.

— Не сейчас, Тихон! — перебил его босс. — Но юноша действительно умен, отдаю тебе должное.

— Но ведь Павел, государь… — еще раз попытался встрять безопасник.

— До тех пор пока в его карманах не осело ни одной крупицы алексиума — князь не вор! Мечтать и искать клады в нашем государстве не запрещается. Вон перед нами пример сидит! — кивнул Милославскому на меня правитель. — И уж поверь, я в состоянии удержать его в узде. Это не Александр Павлович. А оставленной властью над кланом Павел сумеет распорядиться куда лучше вчерашнего школьника.

Я сидел молча, почти не дыша, слушая эту отповедь. Несмотря на полумрак, было хорошо заметно по выражению лица Милославского, что «компьютер» в его голове просчитывает новые вводные. И все это за секунды! К концу тирады мужчина уже принял какое-то решение и склонил голову в послушном поклоне:

— Воля ваша, государь.

— Итак, Егор Николаевич, вернемся к вам. Принимая дворянское звание, вы также принесли присягу и обязались послужить империи. Обычно я не требую службы в столь раннем возрасте, но обстоятельства сложились таким образом, что ваша служба мне нужна именно сейчас. Готовы ли вы, дворянин Васин Егор Николаевич, послужить Отечеству?

— Всегда готов! — отвечая императору так же, как когда-то его отцу, я понял сразу две вещи: во-первых, у кого в конечном итоге объявилось мое дело. Уж слишком мала была вероятность, что службы император у меня потребует, случайно повторив дословно памятную фразу отца Никандра. А во-вторых, что поганая ментальная закладка все-таки легла. И все Гришкины усилия по ее нейтрализации оказались напрасными. То ли не хватило боли, то ли переживаний, но закладка сработала, разом вернув чувства, владевшие мной в момент установки, в десятикратном, если не больше, размере. Вот только в одном просчитались и отец Никандр с менталистом, и нынешний император: не был я в тот момент охвачен верноподданническим порывом. Слишком большую иронию вызвал тогда у меня призыв быть готовым.

Усмешку удается подавить чудовищным усилием воли, которое, кажется, заметил Милославский.

— Вы отправитесь с князем за казной. По нашим сведениям, поход планируется Потемкиным в конце июня под прикрытием поездки по монастырям. Ваша задача, Егор Николаевич, подать сигнал в нужный момент и не дать вашему отцу ввязаться в противостояние с нашими людьми. Это и в ваших интересах, потому что если Павел Александрович окажет сопротивление, то в живых не оставят никого. Тихон Сергеевич доведет до вас подробности операции.

Милославский послушно склонил голову.

— Что же касается вашей награды… Покровительства рода Потемкиных вы, скорее всего, лишитесь. Зато приобретете мое. И в случае успеха я удовлетворю любую вашу разумную просьбу. Это не считая причитающейся вам награды за найденное. Сослужите мне эту службу, Егор Николаевич!

Каким мог быть ответ на это заявление? Только вскочить и отрапортовать: