Щепотка звёзд на стакан молока - Иващенко Валерий В. - Страница 49

И последним рейсом флаера они с Принцессой медленно ехали в центр накрытого белоснежным саваном города. Там, в подземелье руин роскошного лазоревого с золотым дворца, опустили на не потерявший за тысячелетия полировку каменный пол оба застывших тела. Неизвестно, какая катастрофа произошла в те давние эпохи, но вечная зима теперь оказывалась единовластной хозяйкой всей безжизненной планеты. Пусть хранит и этих…

- Красиво здесь, - Принцесса дохнула на замёрзшие ладони, отвернулась от печального зрелища и с явной неохотой заставила себя осмотреть стены. - Не слишком ли роскошная усыпальница для них?

Да, если бы судорога природы не стёрла здешнюю цивилизацию, какие соседи могли бы быть в галактике! Эти явно знали толк в красоте - а может, и успели хоть частично эвакуироваться, прежде чем остальные обратились в призраков прошлого. Вон, на ничуть не потускневших от времени мозаиках краски сияют во всём великолепии.

- Кем ты себя больше ощущаешь - человеком или леггером? - глухо произнёс ничуть не заинтересовавшийся стенными панно Хэнк.

Принцесса пожала плечами под коротким флотским полушубком.

- Как когда… а к чему ты это, Малыш?

Хэнк опустил бластер, так и не решившись на прощальный салют - кто знает, когда решат обрушиться эти древние своды над головой? Кто б ни были эти двое - профессор с искажённым в предсмертном крике лицом и его дочь, из-под слипшейся причёски которой так и торчала рукоять малого пожарного топорика - они были людьми. Быть может, наёмниками, отрабатывавшими жалование. А может, и попавшими в цепкие лапки конторы учёными. Хотя, сам он всё больше укреплялся во мнении, что ни то, ни другое.

Да, во многом действия их оказывались непрофессиональными. Да, спасла экипаж Слейпнира только пушистая случайность по имени Маркиз. А всё же, Хэнк всё больше укреплялся во мнении, что действовали они сознательно - какими бы ни были мотивы…

- Эти двое погибли за идею. Понимаешь, пусть даже мерзавцы - что не доказано - но они боролись за свои убеждения. Как могли.

Принцесса подошла, осторожно ступая по кажущемуся льдом полированному камню. Осветила фонарём лица, вздохнула.

- Фанатики и дилетанты как раз и успевают перед смертью испортить и облажать всё, что возможно, - она пожала плечами.

Хэнк покачал головой.

- Всё-таки ты леггер, для тебя наша история и её уроки чужие.

Однако Принцесса не согласилась и весьма резонно заявила, что единственный вывод, сделанный аналитиками - человечество так ничему и не научилось из своей истории.

- Что за страсть говорить трескучими фразами? - парень глянул на бластер в ладони, словно только сейчас заметил его.

- Хочешь уложить меня рядом с ними? В усыпальнице древних королей? - карие глаза Принцессы чуть сузились. В своей маске она больше походила на спецназовца из старых фильмов, нежели на ту красавицу, которую память услужливо дорисовывала за тканью.

- Хорошая мысль, - нехотя согласился Хэнк и вздохнул. - Почему это место в заметках профессора было отмечено крестиком?

Принцесса молча осветила фонарём дальнюю стену. Там виднелся вполне неплохо сохранившийся проход, в котором угадывались уходящие вглубь земли грубые каменные ступени. И хотя корабль не отозвался на вызов коммуникатора, Хэнк не без вздоха направил ноги в ту сторону.

Как ни странно то казалось, однако чем ниже спускалась всё ещё подавленно молчащая пара, тем становилось теплее. В стене иногда попадались ниши со вполне ожидаемыми костями. Однако оба путешественника разбирались в эдаких делах не то, чтобы очень… вернее, совсем не разбирались - а посему вскоре перестали обращать на них внимание.

Винтовая лестница через довольно продолжительное время привела в довольно большую круглую залу. И здесь Принцесса замерла с восхищённым вздохом.

Посреди виднелось некое каменное сооружение, в котором взгляд немедля признал кровать. Ложе или алтарь - несомненно что-то подобного вида. А на нём застыли в последнем, длящемся уже тысячелетии объятии два вполне человеческого облика скелета.

- Вот это любовь, - Принцесса утёрла подозрительно блеснувшие глаза.

Впрочем, Хэнка и самого проняло не на шутку. Абсурдность ситуации и увиденного зрелища - а может быть, просто озяб.

- Пошли дальше или наверх? - он недоверчиво приценился к прогнившей двери в тёмном углу под лестницей, куда он едва мог пробраться даже согнувшись пополам.

Пинок Принцессы в дверь пропал втуне - преграда просто осыпалась потоком трухи и пыли, так за долгие века изъел дерево неумолимый кислород. Косо уходящий вниз ход вскоре вывел на крохотную галерею в такой огромной пещере, что свет мощных ксеноновых мини-прожекторов едва доставал до противоположной стены. А посередине…

Хэнк сначала не поверил своим глазам. Судя по словам профессора, да и замеченным наверху фрагментам, здешняя цивилизация едва вползла из бронзового века в железный. Однако, посреди большой подземной каверны стояло то, что предки с полным на то правом называли летающей тарелкой. Потускневший и изрядно засыпанный пылью, аппарат мирно покоился на каменных, едва угадывающихся под слоем мусора плитах пола и казалось, недобро косился в ответ.

- Где-то я такой видал… - хмуро прошептал он.

Оказалось, что Принцесса в этих делах осведомлена как бы не лучше его самого. Судя по её отчего-то смущённому шёпоту, это ни много ни мало, как один из самых первых, малых исследовательских кораблей леггеров, какими пользовались ещё… у-у, сколько сот лет тому назад. Так что, их не осталось даже в Музее Космонавтики человечества - он был основан куда позднее.

- На стереофото и то вряд ли, - кивнул Хэнк. - Оно тоже было изобретено не так уж и давно.

Поскольку на прогнившую железную лестницу, лохматившуюся наростами бурой ржавчины, он не пошёл бы сам и не пустил напарницу, а прыгать вниз с такой высоты означало попросту разбиться, пришлось ограничиться несколькими снимками через по наитию прихваченный рекордер.

В дальнем углу, куда едва доставал свет, виднелась груда то ли ящиков, то ли контейнеров, и даже проржавевшие остатки какого-то оборудования. А над головами явственно виднелись какие-то балки, в которых Хэнк не без удивления признал механизм открывания крыши. Так что следовало признать, что всё это сооружение весьма похоже то ли на промежуточную стоянку, то ли на заброшенную военную базу.

- Нет уж, пусть спецы здесь вынюхивают - всё равно придётся, - решительно заявила Принцесса.

Поскольку возражать Хэнк не видел ни смысла, ни толку, то потоптавшись ещё на небольшой площадке, двое отправились обратно. Путь показался куда дольше - хотя парень и оказался уже признан здоровым даже придирчивым кибером, но силы, как оказалось, восстановились ещё не совсем.

Запечатлев в рекордере всё так же смирно дремлющую парочку на ложе посреди круглой залы, Хэнк пробормотал, что ничуть не удивился бы, если окажется, что эти по ночам шастают здесь и тарахтят костями. Вон, ни пылинки, ни паутинки на них нет…

Смех Принцессы оказался хриплым и немного усталым.

- Да хоть бы и так. Каковы бы их грехи ни были, раз они ушли так, все счета истлели со временем.

А всё же, что-то в этом было такое. И не отдавая себе отчёта, Хэнк ещё долго стоял в задумчивости, глядя на обратившую друг к другу провалы глазниц парочку. Какие грезы посещают их в этом тысячелетнем сне? Какие ангелы или демоны играют им свою музыку в вечном танце любви?

- Неужели есть сила сильнее смерти?

Принцесса, которая оказалась рядом и тоже зачарованно смотрела на это незабываемое зрелище, опустила фонарь, еле слышно шмыгнув носом.

- Пошли, Малыш. Не будем смущать их, - если бы она сказала "не будем нарушать их уединение", он бы удивился меньше. А так, холодно-прекрасная Принцесса, оказывается, не лишена некой спрятанной в глубине романтичности?

Подъём по длинной спиральной лестнице чуть было не доконал обоих. Холод и усталость донимали уже до чрезвычайности, и последние ступени показались просто невыносимыми. Подземный зал, где по-прежнему лежали отец и дочь Цвиги, они прошли уже изрядно пошатываясь. Потому, едва закрыв лёгкую крышку флаера, Хэнк сразу включил обогреватель. И даже не стал дурашливо бороться с Принцессой, с блаженным вздохом сунувшей ладони прямо под тёплую струю воздуха. Лишь сидел, глядя за белое безмолвие снаружи, и отчего-то на сердце было одиноко и тоскливо.