Акротирский шпион - Шрайер Вольфганг - Страница 11

Когда мы, вот так беседуя, лежали рядом, я заметил, что волосы Гелен покрашены.

На висках и затылке, то есть там, где берет не закрывал их от солнца, они имели не золотистый, а коричневый оттенок, а мокрые они казались даже черными. И пушок под мышками был тоже темным. Но это открытие не спасло мое сердце. Я только удивился, почему не заметил это раньше.

Солнце опустилось, и мы с Гелен, немного отдохнув в тени старинного замка, вернулись к траншее. Когда мы пробирались через кедровые кусты, я впервые поцеловал девушку.

Через несколько дней меня по телефону вызвали в штаб воздушных сил. Я неохотно ехал туда, поскольку мы с Гелен договорились пойти в театр… Там должны были ставить «Аиду», однако через неприязненное отношение к Египту ее заменили другой пьесой, что меня мало беспокоило. Но ничего не поделаешь; я одел портупею и отправился в путь.

Правда говоря, когда я вспоминал о Тинуэле, меня немного мучила совесть; ведь я уделял Гелен больше внимания, чем это позволяли мои служебные обязанности. В результате моей двухнедельной работы я мог доложить ему только то, что Натан Ф. Вальполь, увидев французские самолеты, удивившись вскрикнул «О!». Если вдуматься, в этом ничего слишком подозрительного не было.

В этот раз в коридорах штаб-квартиры я встретил необычно много французских, турецких, иракских и особенно израильских офицеров. На мой вопрос, откуда взялись все эти люди, ординарец объяснил, что тут создается объединенное англо-французское командование — т. е. штаб «Экспедиционного корпуса Суэцкого канала», и что работа в этом направлении идет уже полным ходом.

Подполковник, как и всегда, вежливо принял меня, но был не очень приветлив в разговоре. Очевидно, суматоха в штабе влияла и на него.

— В прошлый раз я говорил вам о танках АМХ-13, покрашенных в желтый цвет, — сказал он. — Это были армейские дела, и пускай там ребята сами искупают свои грехи. А вот то, что я скажу вам сегодня, непосредственно касается нас. Особенно вас, лейтенант Андерсон!

Он сделал многозначительную паузу, как-то подчеркнуто откашлялся и уставился в меня пытливым взглядом. В его звучном голосе ощущалась непоколебимая решительность докопаться до сути дела.

— Только что «Секрет Сервис» сообщило на о таком факте… Я думаю, что суть и методы нашей политической службы информации вам известны.

— Да, сэр.

— Так вот, мне сообщили, что один наш информатор, который занимает определенную должность в египетском военном министерстве, доложил, будто бы генеральный штаб Насера уже знает о прибытии французских эскадрилий на Кипр. Каким путем эта информация дошла до Каира, он сказать не может, но факт остается фактом: в военном министерстве в Каире знают даже номера эскадрилий. В сообщении перечисляются такие типы самолетов: штурмовик «Барудер», реактивный истребитель «Мистер», бомбардировщик «Вотур», и, наконец, транспортный самолет «Ленгедок». Все это до мельчайших подробностей соответствует действительности. Для нас это — не говоря уже о других последствиях — очень неприятно, просто позор перед французами, что мы не смогли уберечь тайну.

Подполковник прервал свою тираду, перевел дух, и, наверно, чтобы смягчить резкость своих слов, предложил мне сигарету; однако в этот раз холодным лимонадом не угостил. Положение, безусловно, было серьезным.

— Слушайте дальше. Передислокация французских военно-воздушных сил на Кипр, за исключением самолетов «Лангедок», происходило ночью. Во всем районе вокруг акротирской военно-воздушной базы, за пределами запретной зоны, есть только один пункт, из которого можно наблюдать за летным полем. Это — тот самый холм, на котором копается ваш мистер Вальполь.

— Сэр, от моих глаз, конечно, не спряталось что Вальполь заметил французские самолеты, — сказал я. — Но ведь нет ни малейшей тени доказательств того, что результаты своих наблюдений он каким-то путем передает дальше — или по радио, или через посредников. Клянусь, что у него нет никакой радиостанции и что он не встречается с лицами, которых бы я не знал и не проверил.

— И все же существует третий способ передачи тайной информации, — заметил Тинуэл. — Может это моя вина, что я раньше не сказал вам об этом. Вы наверно не слышали еще об «мертвом почтовом ящике»? Выходит, что контрразведка это не совсем то, что ваша таможенная служба розыска.

Я его не понял и поэтому промолчал.

— Слушайте внимательно, юноша, — сказал подполковник. — Остается единственная возможность: наверно, Вальполь регулярно кладет свои письма со шпионскими донесениями в какое-то обусловленное место, откуда их затем забирают его помощники; в таком случае у них нет необходимости встречаться лично. Дознайтесь, где это место, а потом подстерегайте и, когда появится посредник, схватите его. Это нелегкое дело, и имейте ввиду, что вам придется действовать самому, потому что у меня абсолютно нет свободных людей, которые помогли бы вам.

— Надеюсь, что справлюсь и сам, — ответил я, хотя и знал, что это тяжелая, и возможно, даже опасная работа; но это был все-таки выход из создавшегося положения.

— Лейтенант, Андерсон, — сказал Тинуэл, прощаясь со мной, — недавно я видел вас в театре в обществе какой-то очаровательной молодой дамы. Не буду допускать, что в этом кроется главная причина недостаточных результатов ваших наблюдений, но даю вам двенадцатидневный срок, за который вы должны, наконец, разоблачить Вальполя. Так вот, если вы до второго октября не справитесь с этим заданием, нашей дружбе конец. Ваша командировка будет отменена, и вы с выговором в личном деле вернетесь в свою часть. Это мое последнее слово.

Я решил сделать все возможное в данный мне срок. Выговор, конечно, неприятная вещь, он может прилипнуть к тебе на всю жизнь; однако я быстрее бы согласился на выговор, чем на возвращение в свою часть, что означало окончательную разлуку с Гелен. В те дни она мне была дороже всего. К тому же наши отношения развивались так успешно, что я лелеял уже самые смелые надежды. Иногда мне в голову приходила сумасшедшая мысль просить ее стать моей женой; и если я все же не сошел с ума, то только потому, что в критическую минуту опять вспомнил тот памятный разговор с Вальполем в баре гостиницы.

Поэтому, я тщательно взялся за работу: начал следить за Вальполем даже ночью, и удивлялся, как это мне раньше не пришло в голову. Я слонялся по коридорам гостиницы, вызывая недовольство коридорных, внимательно осматривал каждого посетителя и часами торчал в вестибюле, через который должен пройти каждый, кто входил или выходил из гостиницы. Но зря: Вальполь никого не принимал, и даже не имел привычки выходить на прогулку в лунную ночь. Когда он не копался в своих руинах на холме, то целыми днями сидел в «Ледра Паласе», стараясь привлечь в свое общество Гелен. На третью ночь я забрался в соседнюю с его комнатой кладовку для белья и, приложив ухо к стене, долго подслушивал, но там была тишина: Вальполь спал.

Несколько раз, когда Вальполь выезжал в Акротири, я на значительном расстоянии ехал на «джипе». Все его существование, как я установил раньше, проходило в регулярных рейсах между гостиницей и той траншеей на холме. Он нигде не останавливался на дороге. Из этого я сделал вывод, что «почтовый ящик», на который намекал Тинуэл, может быть только в одном из конечных пунктов его путешествий.

Убедившись, что в гостинице уже ничего не найду, я следующим вечером, как только Вальполь вернулся домой, направился в Акротири. Оставив свой автомобиль в кедровых зарослях на берегу озера, пошел в засаду. Я подкрался как можно ближе к траншее, потому что считал что «ящик» Вальполя должен быть где-то рядом, если не в самой яме.

Никто так и не пришел. Ночь была ясная, лунная. Я лежал за кипарисом и наблюдал, как колебалась его темно-голубая тень. На аэродроме мигали разноцветные огни; прожектора бледными пальцами обшаривали небо; время от времени над моей головой с шумом проносились ночные истребители. Больше нигде ничто даже не пошевелилось. Где-то среди ночи стало необыкновенно холодно, я начал мерзнуть в своем легеньком мундире и взял себе из машины одеяло. Если бы не холод, наверно, заснул бы… Я прислушался к ночным звукам. Около башни римского замка порхали летучие мыши; где-то крикнул филин, затем сова, скрипели ветки, что-то шуршало в траве; серебром поблескивала зеркальная гладь озера. Но никто так и не пришел.