Гвенди и её шкатулка (ЛП) - Кинг Стивен - Страница 6

- Ты вся потная, - говорит он. - Не заболела?

Она улыбается.

- Просто я с пробежки. Всё в порядке.

И по большей части так оно и есть.

7

К началу первых летних каникул в старшей школе Гвенди чувствует себя превосходно.

Во-первых, она выросла на дюйм с окончания занятий, и хотя ещё даже не Четвёртое июля, здорово загорела. В отличие от большинства одноклассников, раньше Гвенди не могла похвастаться загаром. Собственно, только прошлым летом она впервые решилась выйти на люди в купальнике, да и то в скромном цельном. Бабушкин купальник, поддразнивала её лучшая подруга Олив как-то раз в общественном бассейне.

Но то было тогда, а теперь всё иначе; этим летом - никаких бабушкиных купальников. В начале июня миссис Питерсон и Гвенди съездили в Касл-Рокский торговый центр и вернулись с двумя яркими бикини и шлёпанцами под цвет. Один купальник ярко-жёлтый, другой ещё ярче - красный в белую крапинку. Жёлтый быстро становится у Гвенди любимым. Она ни за что бы в этом не призналась, но, глядя на себя в большое зеркало в уединении своей спальни, думает, что похожа на девушку из рекламы лосьона для загара. И это не перестаёт её радовать.

Но покрытые бронзовым загаром ноги и крошечные бикини в крапинку - это ещё не всё. И в остальном жизнь тоже стала лучше. Например, её родители. Она бы, наверное, не назвала их алкоголиками - не совсем, и уж точно не вслух, - но она знает, что они пили слишком много. И, пожалуй, Гвенди знает причину. В какой-то момент, примерно когда она заканчивала третий класс, её родители разлюбили друг друга. Как в кино. Ежевечерние мартини и экономический раздел газеты для мистера Питерсона, коктейли с терновым джином и любовные романы для миссис Питерсон - постепенно они пришли на смену прогулкам после ужина всей семьёй и складыванию головоломок на обеденном столе.

Большую часть младшей школы Гвенди с молчаливой тревогой наблюдала за этим ухудшением их семейной жизни. Никто не говорил ей ни слова о том, что происходит, и она тоже никому ничего не говорила, особенно маме и папе. Она не знала, как вообще начать такой разговор.

И вот, вскоре после появления шкатулки, всё начало меняться.

Как-то раз мистер Питерсон пришёл из своей страховой конторы пораньше с букетом маргариток (любимые цветы миссис Питерсон) и с новостями о неожиданном повышении. Они отметили эту удачу пиццей, мороженым с сиропом и - представьте себе! - долгой прогулкой по окрестностям.

А потом, где-то в начале зимы, Гвенди заметила, что они перестали пить. Не стали пить меньше, а именно перестали совсем. Как-то раз после школы, до того, как родители вернулись домой, она обыскала дом сверху до низу и не нашла ни единой бутылки спиртного. Даже в старом холодильнике в гараже не было любимого пива мистера Питерсона - «Блэк лейбл». Его заменил ящик сарсапариллы.

В тот вечер, пока отец заезжал к Джино за спагетти, Гвенди спросила у матери, в самом ли деле они бросили пить. Миссис Питерсон засмеялась.

- Если ты хочешь знать, вступили ли мы в «Анонимные алкоголики» или дали клятву отцу О'Малли - нет.

- Ну а… чья это была идея? Твоя или его?

Мать рассеянно взглянула на Гвенди.

- Да мы, кажется, и не обсуждали этого.

Больше Гвенди не стала ни о чём спрашивать. Тут уместна была ещё одна поговорка её отца: «Дарёному коню в зубы не смотрят».

А неделю спустя это маленькое чудо увенчалось такой вишенкой на торте: Гвенди вышла на задний двор попросить отца подвезти её в библиотеку и с изумлением обнаружила мистера и миссис Питерсон, которые держались за руки и улыбались друг другу. Просто стояли в зимних куртках, пар шёл у них изо рта, а они смотрели друг другу в глаза, как воссоединившиеся влюблённые из «Дней нашей жизни». Гвенди с разинутым ртом замерла на месте, глядя на эту сцену. Слёзы выступили у неё на глазах. Она и не помнила, когда они в последний раз так смотрели друг на друга. Может быть, и никогда. Стоя у кухонного крыльца, сжав в варежке меховые наушники, она подумала о мистере Феррисе и его волшебной шкатулке.

«Это она сделала. Не знаю, как и почему, но это она. Это касается не только меня. Выходит, это что-то вроде… не знаю…»

- …зонтика, - прошептала она, и это было именно то слово. Зонтик, который может защитить всю её семью и от солнца, и от дождя. Всё у них в порядке, и если не налетит сильный ветер и не вывернет зонтик наизнанку, то всё и останется в порядке. «А с чего бы этому случиться? Не с чего. Оно и не случится. Если я буду беречь шкатулку. А как же иначе? Это теперь моя шкатулка».

8

Однажды вечером в четверг, в начале августа, Гвенди везёт мусорный бак к дороге, когда Фрэнки Стоун подъезжает к ней на своём синем «Эль Камино». В колонках громыхают «Роллинг стоунз», и Гвенди чувствует, что из открытого окна пахнет марихуаной. Фрэнки убавляет громкость.

- Прокатимся, красотка?

Фрэнки Стоун вырос, но не похорошел. У него жирные тёмные волосы, россыпь прыщей, словно следы от дроби, и самодельная татуировка AC/DC на руке. Кроме того, от него чудовищно воняет потом. Ходят слухи, что на концерте он подсунул наркоту одной хиппушке и изнасиловал её. Скорее всего это неправда - Гвенди знает, какие слухи иногда распускают в школе; но он вполне похож на того, кто способен подсыпать таблетки девушке в стакан.

- Я не могу, - говорит Гвенди, жалея о том, что на ней только короткие джинсовые шорты и обтягивающий топ. - Мне надо делать уроки.

- Уроки? - хмурится Фрэнки. - Мать твою, кто летом делает уроки?

- Я... Я хожу на летние курсы при муниципальном колледже.

Фрэнки высовывается из окна машины, и хотя до него с десяток футов, Гвенди чувствует вонь у него изо рта.

- Ты ведь не стала бы мне врать, правда, красотуля?

- Я не вру. Счастливо, Фрэнки. Пойду к своим книжкам.

Гвенди разворачивается и идёт к дому, довольная тем, как обошлась с ним. Не успевает она пройти и пяти шагов, как что-то твёрдое ударяет её в шею. Она вскрикивает - не от боли, а от удивления - и оборачивается к дороге. Пивная банка лениво крутится у её ног, изрыгая пену на тротуар.

- Ты такая же, как все эти сучки-воображалы, - говорит Фрэнки. - Я думал, ты другая, а ты такая же. Считаешь, что никто тебя не достоин!

Гвенди потирает затылок. Там уже выросла шишка, и она вздрагивает, коснувшись её.

- Уезжай, Фрэнки. Пока я не позвала отца.

- На хер твоего отца, и тебя тоже. Я тебя знал, когда ты ещё была уродиной-жиртрестом.

Фрэнки наставляет на неё палец-дуло и улыбается.

- И снова ей станешь. Жирные девчонки становятся жирными тётками. Так всегда бывает. Покеда, Гудиер!

И он уезжает с визгом шин по асфальту, высунув на прощание в окно средний палец.

В эту ночь ей снится Фрэнки Стоун. Во сне она не стоит беспомощно на тротуаре с комком в горле. Во сне она налетает на Фрэнки и, прежде чем тот рванёт с места, хватает его за левую руку через открытое окно. Она выкручивает её до тех пор, пока не слышит - и ощущает, - как ломаются кости у неё под руками. Он вопит, а она говорит ему: «Ну как, стонут от тебя всё тёлки, Фрэнки? Небось не от чего им теперь стонать. А не надо было заедаться с Королевой шкатулки с кнопочками».

Она просыпается утром и вспоминает сон с улыбкой, но, как это обычно бывает со снами, он испаряется с восходом солнца. Гвенди не вспоминает о нём, пока за неспешным воскресным завтраком две недели спустя мистер Питерсон не говорит, допив кофе и отложив газету: «Твой друг Фрэнки Стоун попал в новости».

Гвенди застывает, не дожевав куска.

- Он мне не друг. Я его терпеть не могу. А что о нём пишут?

- Попал в аварию вчера на Хэнсон-роуд. Скорей всего спьяну, хоть тут об этом и не пишут. Врезался в дерево. Он жив, но здорово пострадал.

- Насколько здорово?

- Куча швов на голове и плече. Лицо изрезано. Сломана рука. Пишут, что множественные переломы. Заживёт не скоро. Хочешь сама почитать?