Граница (ЛП) - Маккаммон Роберт Рик - Страница 29

     Оливия смотрела прямо перед собой. Она больше не плакала, лицо ее было непроницаемым, как маска из воска.

     — С нами все будет хорошо, — сказал ей Итан, но услышал в собственном голосе дрожь, а слова эти прозвучали, как самая глупая в мире шутка. Где Дейв? Что случилось с Джей Ди? А что насчет Роджера Пэлла, Кэти Мэттсон, Гэри Рузы, Джоэля Шустера и еще троих человек, с которыми Итану довелось хотя бы разговаривать? Он сомневался, что после такой катастрофы осталось много выживших, но... он был жив, как и Оливия Куинтеро.

     Итан подумал, что если бы Серые люди пришли сейчас, привлеченные шумом и запахом крови, все было бы кончено. Впрочем, а не было ли все кончено уже сейчас? Пантер-Ридж был превращен в руины. Выжившие должны были уйти отсюда, хотели они того или нет.

     Уайт Мэншн, подумал Итан.

     Убежище или нет — сейчас это место тянуло его к себе сильнее, чем когда-либо. Он должен был туда добраться. Должен был... но как? Кто мог помочь ему в этом путешествии, которое заранее казалось невозможным? И ведь он даже не знал, что найдет там, но все же...

     Я взорвал Горгона. Просто взорвал. Силой своей мысли. Потому что я хотел этого.

     И он вспомнил, как Джон Дуглас, сидя на стуле в больнице, спросил его: что ты такое? Потому что я не думаю, что ты человек.

     — Неправда, — прошептал мальчик, ни к кому не обращаясь. Оливия слышала только отдаленные крики и почти истерические просьбы о помощи, понимая, что она должна бы вернуться за выжившими как лидер крепости. — Я человек, — прошептал он. — Я человек...

     Но в то же время он знал...

     Ни один человек не может вызвать землетрясения одним лишь желанием. Ни один человек не мог уничтожить ужасающего монстра силой воли.

     Итан начал плакать — тихо и неслышно. Он чувствовал себя потерянным, даже ведя Оливию вперед. Он потерялся... когда-то... где-то...

     ... и он должен был понять, кто или что он такое, или умереть, пытаясь.

     Несмотря на то, что они спали в разных кроватях, она знала, что он проснулся. И знала, почему, даже не глядя на часы. Она слышала, как он глубоко и прерывисто выдохнул, и в этом звуке крылось очень многое. Она продолжала лежать с закрытыми глазами, потому что не хотела смотреть на него, не хотела, чтобы он знал, что она тоже не спит. Она ненавидела его. Он был сам по себе.

     Мужчина по имени Джефферсон Джерихо направился в ванную и запер дверь, прежде чем включить свет. Его жена Регина осталась на своем месте. Она даже зажмурила глаза немного крепче, вспоминая то апрельское утро двухгодичной давности, когда она решила, что с нее хватит, что нельзя терпеть ни минуты больше. Он тогда сидел в своем синем кресле «Адирондак» на лужайке под большим дубом с кружкой кофе, на которой был изображен Бог — вроде как, единственный и великий правитель мира. Джефферсон пил свой кофе с половинкой ложки сахара. Как всегда, он сидел все в том же месте — в прохладной тени на пастбище в Теннесси. Лошади скакали за забором прямо напротив него. Регина смотрела, как он с удовольствием вытягивает перед собой ноги и усмехается, глядя на солнце, и думала, что больше не выдержит этого ни минуты... ни секунды!

     Поэтому она покинула крыльцо их дома, построенного в стиле английского особняка, направилась в кабинет Джефферсона и открыла ящик стола, где он держал свой «Смит-Вессон» .38 калибра. Она не раз видела, как он практиковался в стрельбе, поэтому знала, как снять предохранитель и как загрузить барабан. Регина родилась на ферме и проделала долгий путь к тем богатствам, которыми обладала сейчас и которые теперь ее мучили. Но, слава Христу, она умела стрелять и могла спустить курок, если потребуется.

     Сегодня Регина поняла, что потребуется.

     С заряженным пистолетом в своей желтой шелковой ночной сорочке, кружащейся вокруг нее от дуновения приятного весеннего ветерка, она сошла с крыльца и пошла по дорожке из широких каменных плит, которые тянулись мимо декоративного колодца и беседки. Она смутно помнила, что это был третий день апреля, и у нее еще оставались дела по стирке и уборке, но... к черту все это!

     Сегодня был день, когда она собиралась убить пастыря.

     Лжеца. Ублюдка. Любителя вешать лапшу на уши людям, выдавая себя за искателя истины. Она ненавидела то, как он усмехался, ненавидела то, как он во всем одерживал победу, ненавидела его удачу, красоту его движений, которая сопровождала даже каждое его рукопожатие, ненавидела то, что он мог совратить даже примерную христианку и превратить ее в последнюю шлюху. А если эта новоиспеченная шлюха была довольно красива и достаточно податлива, он даже мог показать ей «проблеск Рая», но она должна была стать «рисковым игроком», как и он сам. Должна была стать Мечтателем, Искателем... и прочими высокопарными словами, которые он использовал, чтобы люди рядом с ним чувствовали себя более важными, и их было легче контролировать.

     Пастырь, подумала Регина и поняла, что, возможно, она все еще была немного пьяна после бурбона, которым злоупотребила вчера вечером. Мой верный муж и любовник, спутник и демон ночи... пришло время стереть эту чертову ухмылку с твоего лица.

     Она была разочарована и уничтожена, у нее не осталось сил так жить, точнее, позволить ему прожить еще один день. Возможно, было бы правильнее им уйти вместе? Самым худшим в ее жизни была та шестнадцатилетняя девочка, подсевшая на метамфетамин и покончившая с собой. О, это грустное, залитое слезами письмо на листе, вырванном из школьной тетради, которое Регина нашла, готовя костюм мужа для химчистки! Неужели он хотел, чтобы она его нашла? Он положил письмо во внутренний карман, чтобы Регина наткнулась на это послание и поняла, как мало значила для него. Это была своего рода рекомендация держать рот на замке, а иначе все эти «Рисковые Игроки» обратят ее в дым и пепел. Хотел ли он, чтобы она узнала, что он грабил тех битых жизнью девушек и женщин, которые приходили к нему, прося о помощи? Всех тех девушек из программы по борьбе с наркотиками, матерей-одиночек, девочек, подвергшихся домашнему насилию? Всех тех девушек, девочек и женщин с разбитыми сердцами, которые так жаждали любви?

     Регина знала, что девочки, у которых были проблемы с отцами, всегда искали любви. Искали везде, где только могли найти. Они жаждали ее, желали быть заполненными. Она знала, потому что была одной из них. И вот... теперь она получила то, что хотела. Ухмыляясь и расслабляясь в своем любимом кресле «Адирондак» сидел такой-прекрасный-и-удивительный, такой-весь-из-себя-святой и непогрешимый-блядский-отец Джефферсон Джерихо, чьи стены вот-вот собирались рухнуть, потому что его фермерская-девочка-жена выросла — ей было уже за тридцать — и, пережив достаточно насилия, внезапно нашла свою веру.

     Эти стены были больны. Они были испорчены и уродливы, пронизаны трещинами и заражены чем-то гнусным и ползущим. Как раковая опухоль, расползающаяся своими метастазами по телу...

     Пуля сумеет все очистить. И тогда Регина вернется домой, сядет за стол и напишет записку о том, почему она это сделала. Она расскажет обо всех его грязных делишках — она разузнала о них в детективном агентстве, в которое обратилась за расследованием. И в конце она напишет настоящее имя Джефферсона, так что мир узнает, какие именно прегрешения привели Леона Кушмана в его личный ящик в морге.

     Она шла босиком по изумрудной траве, неслышно подбираясь к мужу со спины. Ей открылся вид, которым он любовался: под холмом раскинулся дом семьи Джерихо, пастбище, загон для лошадей и город. Город, который он визуализировал и построил для себя. Этим утром его омывал солнечный свет, и его медного цвета крыши пылали, как небесное золото. Город был назван — вероятно, специально для женщины, которая собиралась выбросить человека из Рая — Новым Эдемом. По стилю постройки он напоминал обычный американский город 50-х... хотя сейчас уже трудно было вспомнить наверняка — теперь этот город остался лишь фантазией, не более. Дома были выстроены в нескольких разных стилях и выкрашены в спокойные оттенки. Участки были небольшими и недорогими, и на их фоне сильно выделялось здание Церкви «Рисковых Игроков», к которой вели все основные улицы городка. Отсюда, с холма, Регине казалось, что церковь была возведена не из молочно-белого камня, а из воска... впрочем, вне зависимости от материала, эта сраная церковь стоила для нее не больше лужи соплей.