Падение Света (ЛП) - Эриксон Стивен - Страница 94

Тихо зарычав, Ханако встал. Отступил от костра, прошел мимо Лейзы и спустился на галечный пляж.

Звезды усеяли поверхность озера. Холодный воздух тек от воды, донося до Ханако слабый запах гнили, линию берега усеивал разнообразный мусор. Он медленно шагал вдоль края. Камни и вода… мир привык делать границы скопищем отбросов, словно при столкновении двух мирков вещи не сливаются, лишь ломаются.

Тел Акаи, большие любители рассказов о далеких странах, тем не менее были довольны своей изолированностью. Там есть что защищать, и прежде всего полчище драгоценных и хрупких верований. Но мало что может оборонить от вторжения идей, кроме разве что силы коллективных предубеждений. Даже среди затерянного народа, каковым были Тел Акаи, появляются фракции, сражающиеся за доминирование и готовые чертить линии разделения.

Единственным оружием против подобной глупости стал смех, поражающий сильнее и глубже клинков.

Война со смертью. Это заслуживает громкого гогота. «И смотрите, как мы хохочем на всем пути к Владыке Горных Обвалов. Иные идеи становятся оружием, ранящим владельца, поворачивающимся в руке с гибельной нежданностью».

Он обернулся на звук плеска, мельком заметил бурлящую воду, и кто-то вышел к нему. Ханако заметил блеск клыков, услышал невнятную ругань: незнакомец тащил огромный мокрый тюк. Выволок на берег и выпрямился, вставая лицом к Ханако. — Это грубая самовлюбленность юных, Тел Акай, или милосердие умерло во всем мире?

Ханако ступил вперед, и Джагут швырнул мокрый тюк ему в руки.

— Пора поблагодарить вас за огонь, — бросил Джагут, проходя мимо. — Маяк, манящая пирамида дров, сушилка для плоти и костей. Я увидел всё это и много большее.

Ханако крякнул под тяжестью груза, с которого еще текла вода. Поспешил за Джагутом. — Но… но откуда вы?

— Лодка, Тел Акай. При помощи этой штуки путешествуют через озера. Если только, — добавил он, — лодка не возжелает исследовать глубины.

Они были уже около костра. Донесся голос Лейзы Грач: — Еще один незваный бездельник, Ханако? Не слышу ворчания и рева медведя, как и шипения дракона. Да уж, наше приключение сулит что угодно, кроме простого перепиха под мехами. Расскажи, прошу, сказку о потерпевшем кораблекрушение принце, готовом прыгнуть в мои объятия, и…

Она стояла, ожидая их: голос затих, когда Джагут ступил на свет, уже освобождаясь от мокрой одежды.

— Не имеешь ли ты, женщина, обыкновения пожирать маленьких детей своей сладкой ловушкой? Если нет, лучше ищи удовлетворения у спутника.

Лейза фыркнула и снова уселась. — Бездельник, точно. Разожги костер, Ханако, при удаче такая жара высушит гостя в хрупкий листик, а ветер унесет в ночь.

Обнаженный Джагут подсел к костру и начал раскладывать одежду. — Тел Акаи, — сказал он с деланным раздражением, — целыми неделями валятся с гор. Все ночи я, заточенный в стенах пещеры, мерил неровный пол шагами, искал покоя, а слышал лишь отзвуки бычьего рева, который с трудом можно принять за смех. — Он поднес руки к огню. — Но пусть никто не скажет, что Джагут, достойный своей соли, готов назвать убежищем одну пещеру. Я направился на поиски укрытия более отдаленного.

— Его лодка потонула, — пояснил Ханако.

Лейза Грач сверкнула глазами. — Наконец-то краткость! Внимательно вслушайся в слова жалкого юнца, Джагут, и подумай — на досуге, разумеется — о ценности сжатых речей. Не все мы живем несказанные века, и твоя преамбула может увидеть нас поседевшими и согнувшимися от старости.

Вскоре Джагут встал и принес тюк, который недавно тащил Ханако. Развязал узлы и вынул свернутую кольчугу, затем шлем, пояс и два коротких меча в ножнах.

Ханако выпучил глаза: — Вы плыли со всем этим? Не думаю, господин, что даже я управился бы.

— Если не удается плыть, можно идти.

— Да слушай его, Ханако. К исходу ночи он расскажет, как собирал звезды с небес. — Она вскочила. — Пойду спать, так что вы услышите не стоны, а храп. А ты приклони ухо к бледному Джагуту и раздели его гробовую мудрость. Нет музыки, более способствующей доброму сну.

Ханако проверил Эрелана Крида, однако воин оставался без сознания, лоб орошен жаром лихорадки. Встревоженный Ханако вернулся к Джагуту.

— Что с твоим другом?

— Убил дракона и выпил его кровь.

Джагут хмыкнул. — Полагаю, и сожрал своих вшей.

— Меня зовут Ханако.

— Знаю.

Ханако подождал, потом пожал плечами и принес сук от вытащенного из воды дерева. Швырнул в костер, искры взлетели и погасли.

— Имена, — сказал Джагут, — становятся проклятиями. Они выжжены на твоей душе, обречены следовать за твоими делами. Что за жалкие носилки для невероятных грузов. Полагаю, что нам следует избавляться от старых имен каждые десять лет или около того. Вообрази восторг нового начала, Ханако, очищение истории.

— Я увидел бы мир, господин, в котором нет наказания за преступления.

— Хмм, тут ты прав, но хотелось бы услышать что-то более определенное.

— Имена влекут ответственность за все, что мы сделали и что обещали сделать. К тому же, господин, как бы мы отслеживали друзей? Спутников? Родных?

— Да, и что?

Ханако нахмурился. — Вы Джагут. Вы непохожи на всех нас. Мы жаждем преемственности, а вы готовы ее отвергнуть. Ах, уже отвергли.

Они замолчали, долгое время единственным звуком, кроме треска пламени, было сопение Лейзы.

Потом Джагут сказал: — Ханако, я Раэст.

— Тогда привет вам, Раэст, у нашего очага.

— Пошути хоть раз, Ханако, и придется отрубить тебе голову. Просто чтобы ты понимал, как вести себя сегодня ночью.

— Я слишком беспокоюсь за Эрелана Крида.

— Он будет жить. Или нет.

— Спасибо.

— Если выживет, будет не тем мужчиной, которого вы знали. Если ты доверял этому Эрелану, не доверяй. Если думаешь, что знаешь его — знай, это уже не так. Если же он умрет, почти его память. Сложи достойную могилу, воспой молитвы.

Ханако смотрел в пламя. — Мы странствуем, Раэст, — сказал он, — отвечая на призыв одного из вашего рода.

— Худ. Вот имя, достойное стать проклятием.

— Вы не ответите на его тоску?

— Нет, конечно.

— Вы сказали, что другие Тел Акаи прошли мимо пещеры, по долине. Кажется, в армии Худа будет больше солдат, нежели я вначале воображал.

— Тел Акаи, любители славных шуток, — кивнул Раэст. — Бегущие-за-Псами, сделавшие печаль богиней вечных слез. Илнапы — островитяне, беглецы от узурпатора. Форулканы в поисках последнего судии. Жекки и Джеларканы, всегда охочие до крови, даже до вонючих трупов. Жалкие тираны из-за океана, бегущие от неумолимого правосудия Верховного Короля. Тисте, Азатенаи, Хелакаги, Теломены…

— Теломены!

— Вести путешествуют быстро и далеко, Ханако, и даже волны доносят рассказ.

— Тогда, — шепнул Ханако, — это будет самая замечательная армия.

— Я почти готов отказаться от одиночества, чтобы увидеть уродливую рожу Худа в миг, когда он поймет истинную трагедию, ответ на необдуманный призыв.

— Я должен был догадаться, — твердил Ханако. — Горе соберет огромные полчища. Как могло быть иначе?

— Не горе, юный Тел Акай, но вопросы без ответов. Против молчания, разочарования и ярости каждый готов выхватить меч. Худ жаждет встретить врага и, боюсь, сделает смерть богом. Чтобы было кого проклинать, чтобы вырезать лик из бесчувственного камня, придать ему тупой и злобный взгляд, гранитную гримасу. — Раэст фыркнул. — Вижу дольмены с приношениями, священные колодцы, из коих вздымается смрад гнилого мяса, танцующих мух. Будут принесены жертвы во имя иллюзии, ложного договора.

— Тел Акаи, — заявил Ханако, — держатся веры в равновесие. Где смерть, будет ответ жизни. Все вещи мира нашего и любого иного ищут точку опоры.

— Опоры? Но кто же построил эти космические весы, Ханако?

— Просто так сделаны вещи, Раэст. Горя разрушатся и падут, на месте утесов будет ровная площадь. Реки разольются и пропадут, когда иссякнет вода. Каждой наметенной ветром дюне соответствует впадина.