Падение Света (ЛП) - Эриксон Стивен - Страница 105
- Предыдущая
- 105/219
- Следующая
Вожак оскалил желтые зубы. — О, мы заметили, капитан. Хотя она предпочитает прятаться во мгле, как все трусы.
Смутно видимая грузная фигура, кажется, пошевелилась. — Просто жду, когда один отобьется. Я брошу ему вызов и убью. Но вы обретаете храбрость только в своре. Назову вас громилами и трусами.
От потер лицо и повернулся к Тел Акае. — Хватит, Силтанис Хес Эрекол. Найди иное время для вызовов. Худу нужны эти Серегалы.
— Но Худ сидит вон там и молчит.
— Тем не менее.
Выждав время, Тел Акая по имени Эрекол вроде бы шевельнулась, пожимая плечами, сделала шаг назад и пропала во тьме.
Вождь Серегалов еще ухмылялся. — У нас много вызовов. Разберемся с каждым в свое время.
— Ах — пробормотал Худ со своего места у огня, — значит, Силтанис Хес Эрекол сказала верно. Не хотите разбивать наглую стаю, так любящую рычать и вздыбливать шерсть.
Вожак скривился. — Мы войско. Отборный отряд. Сражаемся как один. Пусть Эрекол соберет сородичей и назовет место боя. Мы убьем ее и каждого глупца, что будет с ней. Но ты, Худ — к чему тебе дразнить и оскорблять нас? Не назвались ли мы твоим авангардом? Не разглядел ли ты нашу свирепость?
— Есть сомнения, — отозвался Худ. — Многие замечательные воины влились в мой… легион. Многие достойны войти в авангард.
— Собери их, — зарычал вожак. — Множество, чтобы встали против меня и моего рода. Получишь ответ на сомнения.
— Потеряв слишком многих достойных союзников. — Худ покачал головой. — Капитан От не рассказал вам о древнем враге? Вы не впали в гнев, слыша его вечный рев в черепах? Я готов послать вас на него, поручить принести молчание гнусной твари. Покажите мне мастерство в этом бою, Серегалы, и передний строй ваш.
Вождь крякнул, снимая со спины массивную секиру с двойным лезвием. — Это мы можем!
От кашлянул. — И отлично, друзья. За мной?
— Веди, капитан!
Едва топот затих вдалеке, Тел Акая снова показалась, встав перед очагом и Худом. Широкое скуластое лицо было спокойно и бледно в отраженном свете. — Наслаждаешься играми, Худ.
— А, Эрекол. Присоединяйся, пока я объясняю насчет вскрытия нарывов.
— Я могла бы послужить не хуже древнего жуткого бога, что пленен деревом. По одному за раз.
Худ долго смотрел на нее. — Знаю кое-что из твоей истории. Твоих… мотивов. Но разве твой сын не жив?
— Остался на попечение других.
— Ты здесь лишь во имя мести или желаешь вступить в мой легион?
— В легион? В твою толпу дураков, ты об этом?
— Название я еще не придумал.
Она засмеялась и присела на корточки. — Месть. Серегалы выскакивают из подлых засад, и супруги Тел Акаев рыдают. Я сыта их дерьмом, всеми этими пустыми и хвастливыми словами. Да, я пришла убить твой надутый авангард, а ты снова и снова мне мешаешь. Что я должна думать?
— Где твой сын?
— На прочном корабле.
— В каком море?
— Западном. Они плывут по проливу Борозды, охотясь на дхенраби.
— Поблизости от земель Верховного Короля, значит.
Она пожала плечами. — Тел Акаи никого не боятся.
— Не мудро. Верховный Король дал защиту дхенраби и местам их размножения.
— Мой сын в безопасности. А какое тебе дело, Худ?
— Горько видеть разобщение, Эрекол.
— Я не просто мать. Я избранная охотница племени. И здесь я на охоте.
— Стая боится тебя, не даст случая перебить своих членов поодиночке.
— Они совершат ошибку. Я что-нибудь изобрету…
— Скорее они нападут всей сворой и одолеют тебя. Обвинения в трусости редко тревожат победителей.
— Что предлагаешь?
— Иди к Дому Азата. Там будет заварушка, уверен. Некоторых Серегалов заберут. Двор желает их. Дому нужна их кровь, их сила.
— Кто обитает внутри?
— Никого, — отвечал Худ. — Никого уже пятьсот лет.
— Каковая судьба стража?
— Мы его убили. Да ошибка. Опасная. Достойная сожаления. Если встречу его за Пеленой Смерти, извинюсь.
— Значит, от твоей руки?
— Нет. Но это не имеет значения. Джагуты могут быть одиночками, но нельзя отрицать, что мы — одно, и ответственность делится на всех. Как сказал бы Готос, цивилизация играет в игру удобных отговорок. Мы. Они. Бессмысленные границы, спорные различия. Мы, Джагуты — один народ. Народ должен разделять все общие грехи и преступления. Все иное — обман и ложь.
Эрекол покачала головой и выпрямилась. — Приму твое предложение и устрою засаду, когда они не будут ожидать.
— Желаю удачи, Эрекол.
Она сделала шаг, замерла и оглянулась. — Что за видение тебя посетило и что с моим сыном?
— Вижу его в тени Верховного Короля. Не лучшее место для обитания.
— Откуда в тебе дар пророчества, Худ?
— Сам не уверен, — признался Худ. — Может быть, так: я все ближе к покрову смерти, а ее особенностью думаю, является вневременность. Былое, настоящее, грядущее как одно.
— Смерть, — шепнула она, — как народ.
Худ склонил голову, удивленный ее словами, но промолчал.
Она ушла. Пламя мерцало, став тусклее и холоднее, будто лишилось жизни. Смотрящий в него Джагут кивнул своим мыслям. Дела выстраиваются удачно, решил он. Снова протянул руку к огню, чтобы украсть остатки тепла.
* * *
— Закрыта дверь или открыта, Кория, но здесь никого.
Они стояли в гостиной, уютной благодаря густым коврам; два кресла окружали очаг, в коем тусклыми глазами мерцали угли. Воздух был теплым, но затхлым, ничтожный очаг рождал слишком много света.
— Ковры, — сказала Кория, глядя под ноги. — Шерсть диких миридов, сырая пряжа, комки вычесаны. Работа Бегущих, Не Джагутов.
Аратан хмыкнул. — Не знал, что Бегущие-за-Псами ткут что-то, кроме матов из травы и тростника.
— Да ты не знал. Но ты не был на их стоянках. Не сидел у костров, жаря улиток в углях, глядя, как женщины делают каменные орудия, как дети изучают узлы, веретена и гребни — умения, надобные, чтобы делать сети и силки для зверей и птиц. Так они начинают год странствий.
— Год странствий? В одиночку? Мне уже нравится.
Она фыркнула непонятно почему и подошла к очагу. — Интересно, кто его кормит?
— Кория, мы осмотрели каждую комнату. Внешняя дверь открылась сама собой, ибо дом желал нас.
— Почему бы ему? — удивилась она. — Ты сказал, Джагуты не смогли войти. Сказал, они пытались долгие годы.
— Чтобы укрыть нас от того, что ты сделала снаружи. С тем желудем.
— Это был древний бог. Забытый. Маги Илнапов не знали, что творили. Но к чему Дому Азата заботиться о нас?
Они обернулись на странное шарканье, донесшееся из прохода в главный коридор. В проеме внезапно обнаружился призрачный силуэт. Бегущий-за-Псами, волосы такие белесые, что кажутся бесцветными, рыжеватая борода на слабом подбородке спутана и походит скорее на пучок сухой травы. Глазные впадины под тяжелой надбровной дугой пусты. В груди вырезана дыра, там, где должно было быть сердце. Края раны стали сухими и съежились, ребра торчали наружу.
— Призрак, — шепнула Кория, — прости нас за вторжение.
— Мертвецы не ведают жалости, — отвечал дух тонким голосом. — Вот почему нас считают неподходящей компанией. Не просите прощения, не ищите милости, не молите об одолжении и не ждите благословений. Радуйтесь, что я вас заметил, или разражайтесь леденящими кровь криками. Мне все равно.
Аратан вздохнул и выпрямился. — Чего ты хочешь от нас, Бегущий?
— То, чего нужно старикам, живы они или мертвы. Слушателей для истории наших жизней. Острого интереса, который мы можем притупить, вопросов, на которые можем дать неприятные ответы. Возможности разрушить вашу волю к жизни, если получится. Выслушивайте мудрецов, если так привержены идее жизни, которую стоило прожить.
Аратан глянул на Корию. — Ты охотно сидела у костра с такими, как этот?
Та скривилась: — Ну, те, что снаружи, еще не мертвецы. Думаю, смерть меняет образ мыслей.
— Или только усиливает то, что было раньше.
— Меня уже игнорируют, — заметил призрак Бегущего. — Как типично. Некогда я был Гадающим по костям, глупцом среди болтливых женщин, беззащитным перед их уколами… пока не заслужил уважение тем манером, которого они ждали. Стал мужем легендарного упрямства. Впрочем, скажу по секрету, я не упрямился, а скорее отупел. Видимое редко истинно, а истинное редко видят. На что же посоветую больше опираться? Иные заблуждения приятны. А истины, о, чаще всего горьки.
- Предыдущая
- 105/219
- Следующая