Посредник жестокости или сквозь чужие души (СИ) - Каретникова Ксения - Страница 1

A tave myliu…

A tave noriu…

A tave užmuti!

(литовский:

Я тебя люблю…

Я тебя хочу…

Я тебя убью!)

…Сердце бешенно колотится в груди… Но не от страха. От удовольствия… От перевозбужденного удовольствия, похожего на оргазм. Начинающийся с бури волноподобных эмоций, перетекающих в импульсивный взрыв! На бьющийся под кожей сладкий миг, который старательно растягиваешь, чтобы прочувствовать его как можно дольше… Такое хочется ощущать снова и снова. Вновь и вновь. И каждый раз, как в первый. Неповторимо. Особенно… Незабываемо.

Руки дрожат. От былого напряжения… Все мышцы словно одеревенели. Ноги почти не слушаются. Но идут… Идут. Медленно, даже осторожно. Боясь упасть, уронить скованное тело. Глаза плохо видят — капли пота, стекающего со лба, мешают видеть. Но вытерить их нет сил. Силы остались на последнее… На желанное. На то, ради чего все и происходило…

Что-то мелькнуло справа. Тело замерло на месте, плавно поворачивая голову… Что это? Кто это?… Величественное, всемогушее существо, подобное Богу! Ведь Бог дает нам жизнь, наполняя такие пустые сосуды, как наши тела, наичистейшей душой! Бог есть Творец! Но есть и другие… Другой! Губитель! Но губитель не бессмертных душ, а бренных, дряхлеющих со временем тел… Он — помощник Всевышнего. И сейчас он передо мной — смотрит на меня через отражение заляпанного кровью зеркала… Сколько крови вокруг! И как со временем красиво меняется ее цвет — от сочно алого до грязно коричневого… Нет! Кровь, выпущенная из страдающей оболочки, приносящая долгожданное, вечное спокойствие, не может быть грязной! Она чистая! И она такая… такая вкусная! Иногда сладкая, иногда соленоватая, но всегда с таким опьяняющим металлическим привкусом… Она — там! Она уже ждет, когда ее испробуют. Вкусят. Когда наполнят ею все вокруг!.. А особенно, пересохшее горло…

Но зеркало, а точнее его отражение, долго не отпускает… Эх, каков! Хорош! Могущественен! Непобедим! Великолепен! Глаза старательно бегают по отражающей поверхности, запоминая свой же собственный взгляд… Безумный. Уставший…

Тело дернулось. Шагнуло вперед… Веки прикрыли горящие безрассудством глаза, сильно зажмурились от предвкушения… А ноги, между тем, продолжали идти… Еще чуть-чуть. Совсем немного. Увидеть, запомнить. Навечно, до мельчайших деталей, запечатлеть все в памяти. Чтобы потом все в точности повторить…

Ну вот и пришли… Глубоко вдохнули спертый запах, заполняя дурманящим воздухом легкие… Божественный аромат! Запах крови, перемешанный с запахом страха еще живого тела… Оно боится уже рефлекторно, на последнем издыхании… Инстинкт самосохранения — самый сильный инстинкт. Но и он сейчас подсказывает временному сосуду этой души, что быстрое избавление от мешающей оболочки — самый безболезненный на пути к вечности вариант.

— Потерпи… Осталось совсем немного… — с предыханием раздался низкий, мужской голос. Голос Губителя. Голос Помощника. И веки плавно начали подниматься. Открывая вид на то, что находилось в этом помещении: большой деревянный стол на изогнутных ножках, стоящий у плотно зашторенного окна. А на столе… Тело. Привязанное к ножками стола, обнаженное, женское тело. Неопределенного возраста: истощенное, да и к тому же с головы до ног покрытое продольными порезами, из которых все еще сочилась кровь… Грудь, с так символично лежавшим на ней медальоном в форме ангела, приподнималась от редких вздохов, пересохшие, искусанные губы плотно сомкнуты, а глаза широко раскрыты, но совершенно безжизненны. Стеклянные глаза. Пустые… Обреченные.

— Славная моя, хорошая… — приближаясь к столу заговорил Губитель. — Ты когда-нибудь слышала, что только души покинувшие свои тела в жестоких муках, становятся вечными спутниками Всевышнего — его личными ангелами? — обездвижемое тело на столе вздрогнуло. Губитель со странной нежностью погладил его рукой, пачкая ладонь свежей кровью. Потом поднес окрававленную руку к лицу и с нескрываемым удовольствием облизнул длинные пальцы… — Ты должна быть счастлива — он выбрал тебя. Он указал мне на тебя… И я пришел за тобой, чтобы пополнить свиту Творца одной из самых чистых душ… Потерпи, скоро ты окажешься в Царствие Небесном и будешь вкушать всю прелесть, будучи избранной. Будучи бессмертной. Навечно!

Пустые глаза безразлично посмотрели на Губителя, а потом закрылись. Избраннвя душа была согласна. Она, и ее тело, устали от долгих мук… Она уже потеряла счет времени — сколько дней, ночей, недель она здесь? В голове — туман, в теле странная легкость… Да даже н легкость, а ощущение того, что это тело — чужое, не твое… И оно тебе не нужно.

Между тем Губитель достал что-то из кармана. Большие портные ножницы.

— Сейчас я буду тебя кроить… Постараюсь сделать это быстро…

Глаза обреченного тела резко открылись и уставились в лицо своего мучителя… Эх, как жаль, не было в них того наивкуснейшего ужаса, который так любит Всемогущий Губитель… Он уже максимально эмоционально осушил это тело, нет больше ничего, что оно может дать… Значит, действительно, пора… Пора отправить душу ее заказчику… Правая ладонь, с уже подсыхающей на ней кровью, сильно перехватила ножницы ровно посередине и, вкладывая остатки сил, замахнулась… Не глядя куда именно, стремительно опустилась, и острые лезвия ножниц безпрепятственно вонзились в обмягшее тело, которое тут же содрогнулось… Выпуская душу. Независимую, чистую, поистине Освобожденную… Достав рывком воткнутые ножницы, Губитель раскрыл их и с особой любовью и трепетом принялся осуществлять обещанное — кроить бессмысленное, пустое тело…

— Все! — не выдержала я, резко отшвырнув медальон, и открывая глаза. Из них тут же потекли горячие слезы. Я проморгалась, вытерла руками мокрые щеки и, отодвинув стеклянный шар, посмотрела на свои трясущиеся ладони.

— Ты как? — спросил у меня Костя, делая шаг и протягивая руку, чтобы коснуться плеча, но так почему-тои не решился. Опустил руку и шагнул обратно.

— Ничего. Как обычно. — ответила я пересохшими губами.

— Точно? — заботливо поинтересовался Александр Семенович. Я кивнула. — Может — воды? — я покачала головой, а Александр Семенович тяжело вздохнул и поднялся со стула. Прошелся по кабинету, замер на секунду у мертвецки бледной женщины, сидящей на стуле у двери, и вдруг наклонился, поднимая с пола брошенный мной медальон. Тот самый, в виде ангела. Повертев медальон в руках, майор протянул его женщине:

— Сочувствую. — произнес он. Женщина, чье имя я напрочь забыла, ошарашенно кивнула и забрала из рук Александра Семеновича вычурную вещицу. Потом майор повернулся ко мне и осторожно спросил:

— Смогла разглядеть Губителя?

— Да.

— Костя, покажи ей фотографии. — приказным тоном сказал Александр Семонович. Его подчиненный кивнул, открыл папку, лежавшую на столе по соседству с моим шаром, и положил передо мной несколько фотографий. Я поочередно и внимательно рассмотрела лица, запечатленные на фото. Смотреть в эти физиономии мне, мягко говоря, было неприятно. От них от всех исходила отрицательная энергетика и жестокая агрессия. А еще я продолжала чувствовать тошнотворный запах крови и даже ощущать ее привкус на губах… Ох, ну и тяжко сегодня прошел сеанс. Хотя, каждый раз, я испытываю примерно тоже самое

— Он. — громко сказала я, ткнув пальцем в жуткую, перекошенную морду с приоткрытым ртом, ведь именно его лицо я видела в отражении зеркала в своем видении.

— Так и знал — Портной. — посмотрев на стол, произнес Александр Семенович. — Спасибо, Йоланта Андриусовна, — майор вскользь улыбнулся краешком губ. — Костя проводит вас в мой кабинет, пока мы будем подготавливать бумаги. Вам нужно будет расписаться.

— Как скажете, Александр Семенович. — с кивком ответила я, поднимаясь из-за стола. Сняла со спинки соседнего стула свою объемную сумку и аккуратно убрала туда стеклянный шар. Потом шагнула в сторону двери, но сделав буквально пару шагов, мои ноги вдруг подкосились и я бы точно плюхнулась на пол, если бы не Костя, который вовремя подхватили меня под руку. Держась за его руку, я выпрямилась и опираясь на сильного и молодого капитана, покинула уже успевшую мне стать почти родной, допросную.