You're All I Want (СИ) - "Paula.M." - Страница 53

— Тебя не учили, — тяжело дыша, начал Рихард, вытирая чуть припухшие губы тыльной стороной ладони, — что надо стучаться, прежде чем входить?

— А тебя не учили, что совать свой язык в рот другому парню это как-то не очень? — язвительно и с каким-то отвращением произнес Кристоф, повышая на Круспе голос.

— Оба заткнулись, — рявкнул Тилль, заставляя нас всех поумерить свой пыл. Ну вот, блять, вот о чем я говорил. И оно случилось.

— Рихард, нам нужно поговорить, — железным тоном отрезал он, кивнул на дверь, и Рих, метнув на меня беспомощный взгляд и подтянув разболтавшийся галстук, за который я все время держал его, пошел за Тиллем, и вскоре они скрылись за дверью, прихватив с собой еще и Шнайдера, который с каким-то диким осуждением смотрел на нас обоих.

Другой пиздец не заставил себя долго ждать. Я обессиленно опустился на один из стульев и, выудив одну сигарету из пачки, лежащей в кармане пиджака, прикурил и нервно затянулся, бездумно уставившись на доску.

То, что я пророчил себе еще совсем недавно, теперь приобретало вполне полные и отчетливые черты. Нам вообще не стоило общаться в школе, чтобы не допустить такой хуйни. Я спрятал лицо в руках, пытаясь понять, как мы могли так облажаться. Теперь это не наша тайна, а также Тилля и Шнайдера, которые вполне могут это вообще не принять, но я был уверен в том, что они все же смирятся с таким порядком вещей.

Однако то, что Томас тоже о чем-то знает, дико будоражило мое сознание и заставляло выстраивать в голове самые худшие варианты развития событий, где у нас с Рихардом не останется ничего: ни друзей, ни уважения, ни нормальной жизни.

Комментарий к Too Many Friends

* Цитата из книги «Степной волк», Герман Гессе

В - внезапность.

P.S Кажется, моя любовь к Placebo все больше сказывается на названиях глав хд

========== The Bitter End ==========

Холодный ветер в который раз бесцеремонно ворвался в помещение, хлопая дверью в кабинет. Я поморщился от неприятного сквозняка, но все же не стал закрывать окно, а лишь сделал еще пару глотков горячего кофе из термоса, который очень кстати захватил сегодня из дома. Утром субботы, практически не спавший всю ночь и не сделавший ни одного задания из домашней работы, я сидел в холодном кабинете истории, смотрел в еще совсем темное окно и все никак не мог понять, как мы могли так облажаться. Вчера, когда нас застукали за таким постыдным делом и ребята забрали Рихарда для какого-то невероятно секретного разговора, я даже не придал значения тому, что Тилль позвал поговорить именно его. Его, а не меня. Не нас вместе, в конце концов, я же ведь тоже принимал в этом участие. На тот момент времени, как Рихард вернулся, я выкурил уже достаточно, чтобы успокоиться. Надо сказать, что на нем, как и на мне, просто не было лица, поэтому я решил не лезть с глупыми расспросами. Рихард же не сказал мне ни единого слова. Еще несколько минут назад его руки крепко обнимали меня, а теперь он смотрел на меня с таким же пугающим презрением, как и Шнайдер. Бросив на меня этот до боли странный стеклянный взгляд, он так же молча взял свою сумку и спешно покинул кабинет, пока я в полнейшей растерянности сидел перед доской, изрисованной химическими формулами, и не мог понять, что мне делать: идти за ним или ебнуться головой об стену, пока не поздно.

К тому времени, как я покинул кабинет вчера, мне не удалось застать ни одного из парней. Предчувствие чего-то глобального и неприятного тяготило меня весь оставшийся день, и, по мере того как я отходил от эмоционального потрясения, у меня накапливалось все больше вопросов, на которые я снова пытался ответить сам.

Наверное, я и не жалел о том, что случилось: все равно рано или поздно им пришлось бы об этом узнать. Хотя надо ли было вообще об этом кому-то знать? Может, наши отношения вообще не должны были кого-то касаться и тем более — становиться достоянием общественности? Может, таким, как мы, нужно было сидеть тихо и не высовываться? Нет… Всю жизнь прятаться, дрожать и бояться посмотреть в глаза озлобленному обществу, которое даже не имеет своего собственного мнения и мыслит какими-то надуманными глупыми шаблонами и стереотипами? Нет, это вообще тогда не жизнь, а гребаное существование, зависящее от мнения других. Значит, и не друзья они мне были вовсе, раз так поступили.

Как они будут себя вести? Расскажут кому-нибудь? Я с очень острым предчувствием пиздеца и крайне плохим настроением ждал хоть кого-нибудь из них, ощущая некий страх, поэтому, когда Тилль и Шнайдер наконец появились в холодном кабинете, где застали только меня, я заметно напрягся и постарался вообще на них не смотреть. Давай, Тилль, скажи мне, что гей для тебя страшнее импотента, один раз я это уже слышал.

— Я рад, что вы вместе, — как-то сконфуженно произнес он, переминаясь с ноги на ногу у моей парты. — Извини, что мы вчера ушли. В кафе напротив пончики до пяти часов со скидкой продавали…

Мои глаза буквально поползли на лоб от его заявления, а губы растянулись в широкой усталой улыбке, когда я понял, что он говорит более чем искренне c его этой манерой вечно переводить серьезные разговоры на другую тему.

— Надеюсь, это того стоило, — лишь произнес я в ответ, стараясь скрыть глупую улыбку и унять дрожь в голосе из-за чрезвычайного холода.

— Определенно. Конечно, это было не так удивительно, как-то, что я вчера увидел, но все же… — он мельком взглянул на Шнайдера, стоящего рядом и желающего мне что-то сказать.

Мы оба рассмеялись, а Тилль ткнул его локтем в бок.

— Ребята, ну вы это… хоть… ну не знаю… дверь закрывайте хотя бы, когда… — Кристоф выглядел очень смущенно и пытался все-таки произнести что-то, но, кроме улыбки на моем лице и радости из-за того, что мои друзья мне все-таки друзья, я даже не смог ему ничего ответить.

— Так вы это… ну… давно? — наконец спросил он.

— Нет, — бросил с порога неожиданно появившийся в классе Рихард и, даже не смотря на нас всех, бросил сумку рядом с моей, прошмыгнул мимо наших общих друзей и уселся рядом со мной.

На этом разговор был окончен, и Шнайдер с Тиллем, любящем посидеть у нас в кабинете до начала уроков у его класса, болтая об очередном футбольном матче, медленно продвинулись на последнюю парту, полагаю, из-за ужасного настроения Круспе, которое я чувствовал сегодня особенно остро. Кроме слова «нет», он так ничего и не произнес до звонка, а лишь отчужденно сидел у окна, уж слишком погруженный в себя, и что-то читал. Мне хотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть, закричав при этом: «Все же отлично!». Но в таком расположении духа его лучше было не трогать. Чувство дежавю вихрем пронеслось у меня в голове, заставляя вспомнить свое прошлое, то самое прошлое, где Рихарда таким, каким я его знаю сейчас, еще не было. Можно сказать, что я поделил жизнь на «до» и «после». В жизни «до» Рихард представлялся мне бесчувственным, холодным и равнодушным ко всему человеком, образ которого все одиннадцать лет был у меня в голове несколько размытым и в то же время слишком резким и ограниченным. В жизни же «после» он предстал передо мной совсем с другой стороны и заставил меня забыть о моем прежнем мнении. Именно сейчас я видел перед собой того самого Рихарда, которого, я думал, он наконец-то запер в себе. Но я ошибался. И что-то подсказывало мне, что возвращением в мою жизнь старого приятеля я обязан не только вчерашней ситуации. Я в последний раз взглянул на отчужденного Круспе и снова уткнулся носом в бесполезный учебник. Давай, Пауль, думай и вспоминай, все снова не так просто.

Я в очередной раз посмотрел на Рихарда, который в упор меня не замечал целый день и, лишь бездумно уставившись на доску, медленно что-то переписывал в тетрадь.

Думай.

Все же стоит зацепиться за тот разговор, а еще связать это с поведением Томаса, который чуть мне руку на хуй не сломал вчера. Наверное, единственным человеком, знающим об их странных отношениях хоть что-то, был Тилль, с которым у меня не заладился разговор еще два месяца назад, когда я попросил его все мне рассказать. Что ж, я тебя заставлю, обманом или не обманом, но я получу правду. Все уроки Рихард не сказал мне ни единого слова, будто меня вообще не было рядом или я смертельно провинился перед ним. Я-то в чем, блять, виноват?