Королева воздушного замка (СИ) - Серебрянская София - Страница 15

А ведь там сражаются – уже сейчас, наверное, уже сегодня. Ноги сами понесли Шантию к дверям во двор; она не запомнила, как оказалась там, в дверном проёме, где под юбку и в рукава забирался ледяной ветер, за спинами многих, пришедших взглянуть на поединок. Она не видела лиц, но слышала слова – слова зверя, преисполненные слепой гордыни:

- Чего смотрите, а? Нет, Кродор не накажет, даже если я срублю сопляку голову. Не накажет, потому что знает наши традиции! Всякий, слыхали, всякий может стать лордом, если достанет у него силы!

- Много чести – прикончить мальчишку! – голос рассмеялся – и тут же умолк. Гиндгард фыркнул:

- Доставай меч, щенок! Может, помолишься напоследок? Или к мамочке запросишься?

- К чему такая спешка? Мы всегда успеем убить друг друга, - как, как Киальд мог не бояться предстоящей схватки? Один удар зверя – и больше не подняться…

- Я согласен с вашим выбором оружия. Однако, согласно той же традиции, я имею право выбрать место, где будет происходить поединок. Следует ли понимать ваше поведение как отказ от установленных правил?

В толпе слышны голоса, самые разные, сплетающиеся в мелодии: кто-то посмеивается, кто-то причитает, а кто-то – осуждает, вот только не понять, кого из двух противников. Рокот услышал и Гиндгард – и прорычал:

- Тянешь время?! Выбирай что хошь! Хоть тресни, а живым не уйдёшь!

Зверь говорил пустые слова, но в них верилось. Верилось настолько, что мурашки бежали по спине. А может, всё дело в холоде.

- Мы сразимся там, - очевидно, Киальд показал куда-то, потому как все столпившиеся стражники и слуги одновременно задрали головы. – На стене.

На стене! Сердце бешено заколотилось. Шантия знала: в той стороне, куда смотрела толпа, крепостная стена представляет собой узкую галерею меж двух башен, где и разминуться-то проблематично. Сейчас, когда каждая недавняя лужица обратилась в лёд, там не ходят даже стражи: говорят, будто бы что ни зима, кто-нибудь срывается вниз.

А после она поняла, что сейчас противники двинутся через внутренние коридоры – и побежала.

За спиной слышались голоса; голод отступил. Сейчас не лучшее время: нужно спрятаться, не лезть, куда не просят, не попадаться на глаза взбудораженному Гиндгарду… Как же хочется, чтобы всё прекратилось! На мгновение подумалось: вот бы вернулся Кродор! Тогда он сам сразился бы за глупую честь, быть может, погиб бы в когтях зверя… Нет. Если зверь останется в живых, не будет счастья, не будет свободы: убьёт, точно убьёт, стоит ему только выйти из поединка живым…

Захлопнулась дверь за спиной; Шантия зажмурилась и сползла на пол, закрывая лицо руками. За краткий срок, проведённый на чужой земле, она позабыла молитвы. Признаться, и на родине довелось ей прослыть невнимательной и непочтительной: то и дело посреди торжественных речей, обращённых к Джиантаранрир, язык заплетался. Сейчас же, как никогда, хотелось молиться. Выход нашёлся быстро. Не открывая глаз, стараясь не прислушиваться к далёким голосам и лязгу стали, «ведьма» шептала:

- Это не твоё дело, не твоё, не твоё, не твоё…

На пятнадцатом повторе – сорвалась с места и помчалась к ближайшей башне. Сидеть взаперти, ожидая приговора – что может быть хуже! Возможно, победивший Гиндгард будет искать её в спальне, и рано или поздно падёт даже самая крепкая дверь. Не выйдет, не получится стать невидимой и неслышимой тенью, что проскользнёт мимо чудовища и растворится среди заснеженных холмов…

А между тем вновь запахло колючим холодом, уже ставшим привычным спутником. Шантия смотрела вниз, на галерею меж башен, и видела частично укрытые налетевшей метелью фигуры сражающихся. Даже издали легко их различить: быстрый, юркий юноша – и зверь, каждый удар которого раскалывает надвое каменные глыбы. Порою чудом удавалось Киальду избежать гибели: совсем рядом с головой проносился тяжёлый клинок. Таким и не нужно резать: довольно ударить плашмя, и вовсе не останется лица.

Усиливался ветер, и будто в такт ему, ускорялись обе фигуры. Уже почти не трогает мороз, лишь губы шепчут «Не твоё дело, не твоё, не твоё», а взгляд меж тем жадно цепляется за каждое движение. В какой-то миг Киальд покачнулся, готовый рухнуть вниз, поражённый не мечом, но жалкой льдиной, подвернувшейся под ноги…

Шантия закричала, не узнавая собственного крика. На мгновение – всего на мгновение! – Гиндгард обернулся, и тотчас же выпрямился брат Кродора, шаг вперёд… Зверь взмахнул руками, пытаясь уцепиться, но не нашёл опоры, сорвался…

Жаль, что успела закрыть только глаза, но не уши. Жаль, что даже вой ветра не смог скрыть треска ломающихся костей.

Исчезали под ногами ступени; вот и двор. Зачем идти туда?.. Наверное, хочется убедиться: чудовище в самом деле мертво, оно не восстанет, не явится из бездны ночных кошмаров за твоей жизнью, за твоей душой. Во внутреннем дворе Шантия стояла среди прочих – и смотрела, отчего-то не в силах отвести взгляд. Так смотришь на нечто прекрасное – или же слишком ужасное, чтобы забыть.

Коротко кивнул своим подданным вернувшийся Киальд. Заметил он и «ведьму» – и тотчас приказал:

- Возвращайся к себе. Тебе ещё не разрешали покидать спальню.

А на снегу меж тем покоилось переломанное тело, пронзённое собственным клинком. Сломанные рёбра, сломанная шея. От головы, придавленной эфесом, не осталось ничего – лишь кровь и кости, мозги и мясо. Чуть в стороне особо впечатлительную служанку тошнило. Пахло от трупа, как от выгребной ямы. Шантия подобрала подол платья: не испачкаться бы снова.

В сказках битвы выглядели гораздо романтичнее.

========== Путь отчаяния. Глава VIII ==========

Из спальни Шантия теперь почти не выходила: всё виделись ей бледные лица перешёптывающихся слуг, сторонящихся её женщин, всё слышался шепоток «Сжечь». Даже снилось порою, как она горит, как воет от боли, катаясь по земле, а женщина-огонь стоит чуть поодаль – и смеётся, то склоняясь, то вскидывая к небесам руки. Снилось столь часто, что уже перестала страшить мысль об очищающем пламени: потомки великанов жестоки, они любят выдумывать для жертв совсем уже дикие наказания.

Она никогда не обращала внимания на гобелены, украшавшие спальню, теперь же нашлось вдоволь времени, чтобы разглядеть каждое изображение. Большую часть украшали затейливые орнаменты, но один выделялся: не узоры покрывали его, но маленькие фигурки. Псари с собаками на прочных поводах, господа в ярких одеждах и вытканных блестящими нитями драгоценностях, лошади… В самом центре вздымалась на дыбы лошадь, на спине которой восседал, очевидно, предводитель охоты с заткнутым за пояс рожком; из-под копыт пыталась увернуться женщина, чьё платье тянули за подол сразу два пса. Венисса пела вдалеке – наверное, именно об этой истории, изображённой на гобелене. Пела прекрасным голосом, так неподходящим к злодейской сущности, о неверной жене, вздумавшей бежать от мужа – страстного охотника – с одним из его слуг. Леди из Тиарна должна была повстречаться с ним близ лагеря, приготовленного для грядущей охоты; возлюбленный вызвался добыть для них лошадей. Лорд узнал обо всём, но не поспешил уличить супругу в измене: нет, он приказал убить лишь любовника. А после, зная, что в лесу бродит неверная жена, которая не может теперь вернуться домой, как ни в чём ни бывало отправился на охоту, где зверем, которого с гиканьем загоняли захмелевшие знатные господа, оказался не кабан, не волк, не медведь, но леди из Тиарна.

Тогда, услышав звуки песни, Шантия хотела пойти на них, как прежде, взглянуть в глаза женщине, обманувшей её. Быть может, обвинить, а может, простить, как надлежало бы смиренной дочери Джиантаранрир: гнев – порождение Трёхглавого, нельзя ему поддаваться. На обвинения не хватало смелости, на прощение – великодушия; она осталась лежать в постели, закрыв глаза. Не слушала бы, да вот только не выходило: по-детски хотелось знать, чем же всё-таки кончилась песня.

Хей!

Убегай, милый зверь!

Хей!

За тобой по пятам!

Хей!

Нет пощады – поверь!