Пылающий мир (ЛП) - Марион Айзек - Страница 42

Ты что, меня нюхаешь?

Я отдёргиваю голову и смотрю прямо перед собой.

Извини.

Не нюхай меня. Я воняю как дерьмо.

Я смотрю на неё искоса.

Это не так.

Я чувствую свой запах, и я воняю, как дерьмо.

Ты не воняешь.

Ладно, Гренуй, и чем же я пахну?

...собой, - я наклоняюсь к ней и с мелодраматическим восхищением делаю ещё вдох.

Она смеётся и отталкивает меня.

Ты грёбаный псих.

Я смотрю мимо неё на небо, продолжая улыбаться. Снова поражаюсь тому, что мы летим. Наверное, люди поднялись над облаками впервые за много лет, плавая в голубой пустоте между Небесами и Землёй и дразня богов.

Джули прослеживает за моим взглядом и смотрит в окно.

Помнишь, как я однажды спросила у тебя, увидим ли мы снова самолёты в небе? Когда лекарство только появилось, и мы мечтали о будущем?

Я киваю.

Ты сказал:«Да», - она берёт мою руку, лежащую на подлокотнике. - Я знаю, что это просто самолёт, и это не значит, что цивилизация вернулась, но... Не знаю. Когда я смотрю туда, кажется, что это победа.

Мы внутри «Волшебного экрана», - говорю я, сжимая её ладонь. - Что мы нарисуем?

Её улыбка дрогнула. Воздух между нами стал холодным. Понятно, я опять это сделал. Я сослался на чужие воспоминания. Джули делилась своими мечтами с мальчиком на крыше Стадиона, но это был не я. То, что я сделал с её возлюбленным и другом детства не новость; она знает, как я получил эти воспоминания, но мы негласно решили не упоминать об этом шраме на коже наших отношений.

Отойди, - говорит она, отдёргивая руку. - Мне надо пописать. Я шагаю в проход, и она протискивается мимо меня.

Джули, - говорю я, но она исчезает в туалете, даже не оглянувшись.

Я смотрю на закрытую дверь. Я не первый раз спотыкаюсь о жизнь Перри, но обычно она переводит тему. В этих украденных воспоминаниях есть что-то большее?

«Мне не хватает самолётов», — говорит Джули.

«Мне тоже», - говорит Перри.

«Белые полосы... которые режут небо узорами... Мама говорила, получается

Гренуй, Жан-Батист - протагонист романа Патрика Зюскинда «Парфюмер. История одного убийцы»

очень похоже на такую детскую игрушку — «Волшебный экран».

Вот она. Рана без раны. Слова её погибшей матери вытащены из воспоминаний погибшего возлюбленного.

Я закрываю глаза и опускаюсь ниже в своё кресло, устало вздыхая. Я не должен был быть монстром и причинять людям боль. Я должен был делать это нежно, на одном дыхании.

Джули сидит в туалете дольше положенного. Наконец она выходит, но избегает моего взгляда, хотя я замечаю её мокрые глаза.

Прости меня, - говорю я, когда она возвращается в своё кресло. - Я не...

Нормально, - она качает головой и вытирает глаза рукавом. - У меня была мама, она умерла. Это случилось почти восемь лет назад. Я не могу каждый раз так расстраиваться, когда что-то напоминает мне о ней.

Я слышу, скольких усилий требует эта твёрдость в голосе.

Это просто... вопросы. Я не знаю, что случилось на самом деле, - её глаза опять начинают слезиться, и она отворачивается к окну, чтобы это скрыть. - Не было ни записки... ни прощания. Мы думали, что она знает, что может случиться, если уйти ночью в одиночку, но вдруг она была очень наивной? Что если она считала, что сможет приехать в Детройт, присоединиться к Восстановителям, прожить жизнь, которую она всегда... - её голос надламывается, и секунду она сидит молча. - Думаю, это неважно. В любом случае, она нас бросила. Мне хотелось хотя бы узнать, почему, потому что я постоянно прогоняю это в голове... - она говорит всё тише, почти не слышно. - Словно ничего не закончилось. Как будто она снова и снова умирает.

Я сомневаюсь, что она всё ещё говорит со мной. Может, она говорит с облаками, этими неуловимыми перистыми прядями, которые даже отсюда кажутся далёкими. Внезапно она начинает смеяться.

Может, она до сих пор там! - из её горла едва вырывается мрачный звук наигранной лёгкости. - Мы нашли только платье и кое-что... кое-что от неё. Насколько я знаю, она может бродить по стране в компании других зомбимамочек.

Она одаривает меня улыбкой, которая означает, что Джули шутит, но это выглядит совсем неубедительно.

Это же так работает? Иногда они годами гниют? Я двусмысленно киваю.

Она не ошибается. Я тому доказательство. Но надежда, которую я вижу в её глазах, выглядит слишком отчаянной, несмотря на попытки это скрыть. Слишком большое желание. Опасно ей подыгрывать.

Она отворачивается к окну.

Я знаю, - бормочет она, будто прочитав мои мысли. - Я знаю, это глупо. Просто я думаю об этом, - кажется, облака уплывают от нас, растворяясь в голубом пейзаже. - В последнее время я особенно часто по ней скучаю.

Мой ответ должен быть деликатным, но слова — довольно грубый инструмент, способный сломать то, что нужно отремонтировать. Поэтому я держу язык за зубами. Я кладу ладонь ей на спину и так и сижу. Под мягкий гул двигателей и воздуха проходят минуты. Я чувствую, как её дыхание становится медленным, мышцы расслабляются. Она засыпает.

* * *

Не представляю, сколько сейчас времени, но после всего пережитого нами это вряд ли имеет значение. Долг сна требует оплаты. Кажется, даже Эйбрам дремлет, зарывшись в кресло и включив автопилот. Я чувствую усталость так же, как и все, но мой мозг ещё не нашёл своего выключателя. Я брожу среди спящих как упырь по кладбищу.

М слабо кивает мне, когда я прохожу мимо.Сейчас он выглядит ещё бледнее, чем когда был Совсем Мёртвым - кажется, его укачало. Нора развалилась в соседнем кресле, храпя как оголодавшая без сна женщина. Я стараюсь не завидовать.

Я открываю дверь в туалет в хвосте самолёта и смотрю на остатки своей семьи. Два юных трупа связаны ремнями. Алекс сидит на унитазе. Ноги Джоанны свисают с раковины. Они смотрят на меня огромными печальными глазами, как запертые в клетке щенки, которые не понимают, что натворили. Я не могу это выдержать.

Оставайтесь тут, - говорю я, расстёгивая ремни. Они кивают.

–Обещаете, что останетесь? Они кивают.

–Скажите словами. Пообещайте. Они кивают.

Я помню, как наблюдал за ними, пока они смеялись и играли как настоящие дети — это был тот золотой час, когда разбудить Мёртвых можно было улыбкой и красивыми картинками. Я помню, как тогда из их ртов вылетали длинные предложения.

«Это наш друг», - сказала Джоанна, знакомя меня с одним из ребятишек

аэропорта. Я встречался с ним сто раз и сто раз забывал этого мальчика, угольная кожа которого начала коричневеть.

«Он ещё не помнит, как его зовут, но он уходит, чтобы вспомнить».

Я посчитал количество слогов в этих предложениях и сказал Джоанне, что это её новый рекорд. Я помню это, потому что она больше этот рекорд не побила.

–Голодная, - говорит она, щёлкая зубами. Я захлопываю дверь.

* * *

Эйбрам чувствует, что я стою в дверях кабины, и просыпается. Его лицо — лицо Перри — отражается в грязном зеркале, и я вспоминаю Перри в белой униформе пилота, заляпанной кровью, и самолёт, мчащийся к земле.

«Это же не твои воспоминания, так ведь?» - спрашиваю я у него будто в сне, хотя это совсем не сон.

«Нет, - отвечает он. - Это твои».

Чего надо? - шепчет Эйбрам, возвращая меня из прошлого к настоящему. Второй пилот Эйбрама спит у окна, по её подбородку течёт слюна.

Куда...