Невеста без места - Сапункова Наталья - Страница 11

На месте уже никто не стоял — русалий отвар разгорячил кровь, хотелось танцевать, смеяться. Велька отлично помнила, как это — себя не теряешь, нет, просто весело. А потом, когда выбегаешь к кострам, торопясь ухватить с расстеленных на траве скатертей угощение и прорваться через цепь парней к лесу, когда ловить тебя начинают, когда уворачиваешься, отмахиваешься от цепких рук пучком гибких прутьев, а лучше — крапивы, и вертишься, дразнишь так и этак, — ох, что начинается. Как они защекотали в прошлый раз одного не слишком прыткого паренька, у того даже смеяться мочи не стало, без чувств лежал. Велька после встречала его в городе — ничего, жив-здоров остался. А не надо выходить русалок гонять, если слабенький! И таких Велька встречала после праздника в городе, у кого руки исхлестаны и на щеках крапивные ожоги — понятно отчего. И Велька отлично помнила в лицо тех, кому именно досталось от нее крапивным веником. Но обиженных не было. Дело такое, обычай, над этими «ранами» посмеивались, ими даже гордились. Это в кустах отсидеться — мало чести.

А румяное солнце тем временем совсем спустилось, разведя в обе стфоны свои огненные облака-покрывала, вот-вот коснется земли нижним краем.

Вот и коснулось…

«Русалки» поуспокоились, сбились потеснее, их разом вдруг стало словно меньше. По сторонам каждая старалась не глядеть — а ну как мелькнет рядом лицо нездешнее, вовсе не знакомое? Смотрели вверх, на обрыв, где разожгут купальские костры. Но сначала колесо огненное спустят с горы в реку. Там стало тихо, петь, шуметь перестали. Скоро уже, вот-вот…

Наверное, князь-батюшка вдвоем с волхвом уже взялись выбивать огонь особым кресалом, что в капище хранится и достается только по большим случаям.

А солнышко уходило, пряталось за земную твердь, и река вдали пылала рыжим, и облака над ней, до самого восхода, тоже пылали. Ох, красота какая!

Вот и нет солнышка, ушло, пропало, только облака пламенеющие сгрудились над его подземными хоромами. До настоящей темноты еще осталось время, но уже мало его совсем…

И тут же на горе над рекой вспыхнуло огромное огненное колесо, заполыхало ярко, одобрительные, радостные крики донеслись сверху. Хорошо, когда колесо загорается так ярко и сразу. Вот в него просунули длинную оглоблю, чтобы катить вниз. Кто же покатит? Отец с кем-то из гостей-княжичей? Что будущему зятю дадут один конец оглобли, испытать его силу и удачу — это без сомнения, за второй полагается взяться князю или его сыну. Велька видела, как отец скатывал колесо вдвоем со старшим братом, и оба брата сами — чтобы удачу княжичей испытать, и все всегда ладно выходило.

Вот покатилось колесо, видны были лишь человеческие фигуры, бегущие рядом и держащие оглоблю за концы. А все, и «русалки» тоже, дыхание затаили — неужто оступится кто из них? Это серьезно. Если гость, то ему могут и не дать нынче невесту. Если свой князь — плохой год ждет Верилог, одна надежда, что волхвы разберутся вовремя, как дело поправить и вернуть божью милость.

Ровно, как по ниточке, рассыпая искры, докатилось огненное колесо до самого края утеса, что нависло над рекой, над бездонным, говорят, омутом, и рухнуло в воду. Под радостные крики — добрая примета! И Верилогу можно ждать хорошего, и княжне, отдаваемой на чужбину. А ведь шептались уже по городу, что в проклятый, дескать, род отдавать, как так, не потерял ли разум батюшка-князь? А оказывается, что, может, оно и нестрашно…

Велька услышала, как радостно засмеялась за ее плечом Чаяна и подхватили остальные девушки. А тем временем предстоял еще один обряд, куда как важный.

Застучал, запел кудес, и девы-русалки примолкли. По жребию выбирали волхвы ту, что медленно шла сейчас к берегу, где только что рухнуло в реку огненное колесо. Каждая понимала, что это и ее судьбой могло стать. Девушка медленно шла в окружении волхвов, ступала плавно, как во сне, прижимая к себе расписной ковш с хмельным медом. Одета она была не по-русальи, в богато расшитую рубаху, красную клетчатую поневу с девичьей каймой по низу. Лицо ее скрывал тончайший белый плат невесты, опущенный ниже плеч, поверх него — шитый бисером девичий венчик. Невеста, да, но ее жених не ходит по земле, не станет гонять русалок, не поцелует ее горячо. Хотя, что доподлинно известно про этого ее жениха? Ничего. Может, и другой парень, ею любимый, стоит сейчас в толпе парней, не ведая, кто идет под платом, и не замирает у него сердце, узнает он обо всем после…

Ну да, может, и обойдется. Чаще всего и обходится, вернется потом потихоньку купальская невеста к людям, не всякий раз водяной хозяин девку себе забирает. О третьем годе вот забрал, и еще раньше тоже было, а чаще — нет…

Тут заранее не догадаешься. Как бы хорошо ни плавала девка в речке в обычные дни, из этого омута выплывет ли — не от нее зависит. Выплывет — хорошо, родня тихо порадуется и не упомянет никогда, что была дочка купальской невестой. Нет — по ней плакать, голосить не станут, и на краду[14] положить будет нечего.

Старший волхв легонько подтолкнул невесту, она шагнула и тихо, без крика упала в реку, плеснула вода, и круги пошли. И все. Люди отпрянули от края, поспешно разошлись. Дальше — дело не людское…

Девушки-русалки переговаривались, пересмеивались, кое-кто начал уже карабкаться вверх по склону. А там, наверху, один за другим стали по берегу вспыхивать купальские костры, зажженные от того самого священного огня, частица которого утонула в Вериле.

Чаяна, уже в венке из цветов и трав, побежала по склону вверх, Велька за ней, тоже не забыв прихватить с ближнего куста венок попышнее. Но некстати подол рубахи зацепился за куст и угрожающе затрещал. Пришлось остановиться и отцеплять, не хватало еще рубаху изорвать в самом начале! В прежние разы, кстати, не было с ней такого, взлетала по склону ног не чуя, и никакие кусты мешать не пытались. А нынче она не русалка…

Велька оказалась наверху в числе последних. Уже стемнело, и купальский костер, казалось, горел так ярко, как никогда не горит огонь в иное время. Вокруг костра крутился русалий хоровод, быстро, очень быстро, девушки не пели, только смеялись, кричали что-то. Ничего, придет время и для песен.

Разорвав чьи-то сцепленные руки, Велька вошла в хоровод и побежала вокруг костра. Пламя бушевало, искры летели в черное небо, русалки веселились, но близко к костру не приближались — боятся они, русалки, большого огня. А Велька, вырвавшись из крепких чужих рук, вбежала внутрь круга и оказалась там, где жарко, очень жарко. И весело было, так весело! Хоть не пила она отвар, но общие кураж и веселье, чары купальской ночи разожгли кровь, ей хотелось визжать, прыгать, смеяться. Рядом зарокотал кудес, и Велька закружилась в быстром, неистовом танце, кружилась, кружилась, приближаясь к костру ближе, ближе…

Смолк кудес, и она опомнилась, отступила.

А в костре… Там, в самой глубине огня, метались огненные птицы, и звали ее неслышно, и девки огненные, крошечные, с ладошку, кружились, смеялись и руки протягивали, звали, так звали! Как русалки, только огненные, им тоже было весело, и никто-то, кроме Вельки, не видел их…

Да ведь и она не видела! Морок это, просто морок огненный! Она ведь среди русалок, и без оберегов, без защиты, которую отвар заговоренный дает, вот и морочит ее, что только дотянется. Ничего. Ее никаким морокам так просто не взять!

Велька сделала отвращающий знак пальцами и побежала за девушками, разомкнувшими хоровод, прочь от костра, туда, где путь к лесу преграждали выстроившиеся длинной цепью парни. Теперь, после пляски у костра, ей хотелось бегать по лесу, хотелось не отставать от других русалок, хотелось веселиться, а кровь в жилах словно пенилась и играла, как молодой мед. Она почти позабыла, что ей убегать как раз не надо, ей надо спрятаться где-нибудь в потемках да тенью невидимой пробраться туда, где сидит батюшка с ближними гостями, чтобы подсмотреть кое-что, ей интересное…