Рыжая племянница лекаря. Книга вторая (СИ) - Заболотская Мария - Страница 56

— Да что бы вы в этом смыслили! — вспылила я. — Уж если я до сих пор жива, то всяко знаю больше о том, как нужно обращаться с Хорвеком! Пустите меня к нему, если не хотите беды!

Нехотя Глаас отпустил меня, понимая, что происходящее и без того встревожило остальных, а перешептывания только усилят это беспокойство. Я же, хоть и заявила Глаасу, что знаю, как нужно себя вести, на самом деле действовала по наитию, или, скорее сказать — подчиняясь чувству острой жалости. Подойдя к Хорвеку, я опустилась рядом и звала его по имени, пока он не затих, уткнувшись лицом в землю.

Я попыталась напоить его, отдав свою долю воды, но тут терпение мастера Глааса истощилось, и я все-таки получила обещанную затрещину, от которой зазвенело в ушах.

— Отдала ему свою воду — больше никакой сегодня не получишь! — прорычал он, оттаскивая меня за шиворот. — А ты, Ирну… Устроишь еще одно такое представление — отвезу в Ликандрик только твои руки, их, небось, узнают по рисункам!

Хорвек, с трудом приподнявшись, отполз под повозку, где затаился, сипло дыша — точь-в-точь подыхающий пес, ищущий место потемнее, — а мне пришлось остаться у костра, куда отволок меня Глаас. Смех, который раздавался здесь еще несколько минут назад, сменила тяжкая гнетущая тишина.

— Провалиться мне прямиком в адский котел, — сказал кто-то из разбойников — должно быть, Скилум-Вороненок, тот самый, что узнал в Хорвеке северянина-убийцу, — если на Ирну не навели порчу. Он много зла совершил, вот кто-то не пожалел денег, да и нанял какую-то ведьму, чтоб вытянула из бродяги душу.

— А может, хлебнул дрянной воды из какой-то лужи, да не посмотрел, что там бесово копыто отпечаталось, — подхватил за ним Кирру, в котором Харль успел верно опознать благодарного слушателя всяческих баек о колдовстве и злых духах. — Северяне — народ дикий, сырое мясо едят — отчего бы им и не лакать воду из лужи, как собакам? Только разве разберешь, кто на дороге следы оставил — скотина домашняя или бес…

— Так и что — неужто вселится бес, если из лужи такой выпить? — удивился кто-то.

— Бес, может, и не вселится, однако порча выйдет великая, — отвечал Кирру. — Бывает, что человек шерстью покроется ни с того, ни с сего, или языка лишится, да начнет мычать, точно корова. Эй, сопляк! Как там тебя кличут? Харль?.. Ты хвалился, что много историй про колдовство знаешь — значит, слыхал о таких случаях!

Харль, к тому времени дремавший в обнимку с котелком, который ему полагалось скрести острым камнем дочиста — встрепенулся и немедленно начал рассказывать историю о принце, который в лесу повстречал немую красавицу, но не успел на ней жениться, как она обернулась дикой свиньей. Об опасности юношу сведущие люди предупреждали не раз, а пуще всех — главный ловчий, который углядел, что на шее у красотки растет щетина, однако принц был безутешен и ни разу с той поры не выезжал на охоту.

Рассказ имел большой успех — разбойники начали наперебой вспоминать знакомых девиц, которые могли оказаться оборотнями — какая-то была исключительно злобна нравом, иную в младенчестве нашли в лесу, а у некоторых щетина росла даже под носом!.. — но вновь разговор вернулся к Ирну-северянину.

— Точно ли это Ирну? — спросил задумчиво толстяк Сильтус. — Он еще у Торока мне показался странным парнем — тихим, словно из него жизнь по капле выцедили. Здесь, на пустошах, чего только не случается. Вон и вчера оборотня видали. Быть может, кто-то принял обличье северянина?

Поворот разговора этот не понравился Глаасу, который до сих пор молчаливо морщился, словно чуя дурной запах, но в общую беседу не вмешивался.

— Дожились! — воскликнул он в немалом раздражении. — Плести небылицы — не грех, хоть и годится такое дело только для недотеп, которым боги не дали умения удержать в руках меч. Но принимать на веру слово болтуна, у которого за каждым кустом — ведьма, а в каждой норе — оборотень, нам, вольным людям, не пристало. Если россказни мальчишки вам эдак ум попортили — больше он рта не откроет. С чего вам порча в Ирну привиделась? На себя он не похож оттого, что знает — в конце пути его ждет смерть, и не из быстрых. Такие мысли любого изменят. А тих и смирен он из-за болезни. Эй, лекарка? Заразна ли болезнь Ирну? — громко обратился он ко мне.

— Нет! — торопливо произнесла я, не зная толком, каким словом помогу Хорвеку, а каким — наврежу.

— Кто бы сомневался! — хмыкнул старый разбойник. — Услышу, что кто-то вновь толкует о порче, бесах и колдовстве — язык у него отнимется не хуже, чем от воды из лужи с бесовским копытом!

Гнева Глааса опасались — это было видно по тому, как быстро разбойники отправились спать, сразу вспомнив, что завтра в пути придется ничуть не легче, чем сегодня.

И в эту ночь я отправилась спать в повозку, где обычно держали Хорвека. Харль, напротив, остался у костра, примостившись около раненого Кирру, которому приятели уступили самое теплое местечко. Похоже, мальчишка успел прийтись по душе кое-кому из ребят Глааса, и к нему теперь относились, как к одной из тех собак, которых пришлось прирезать накануне ночью: с Харлем делились едой, добродушно трепали по голове, позволяли спать в ногах. Я же старалась держаться особняком, угрюмо зыркая на каждого, кто пытался со мной заговорить. Всем своим видом я показывала, что подчиняюсь только мастеру Глаасу и не собираюсь сводить близкую дружбу ни с кем из разбойников — даже в обмен на медяк или добрый кусок мяса из похлебки. И даже от кружки с водой, которую, подмигивая, показал мне Соль, я отказалась, хоть в пересохшем горле першило, словно я наглоталась едкого дыма.

Улегшись в пыль рядом с повозкой я позвала Хорвека по имени, и вскоре услышала звон цепей. Усталый хриплый голос отозвался из темноты:

— И безумие, и разум подсказывают мне одно и то же: свернуть тебе шею. Не приближайся ко мне.

— Грозишься — значит, не убьешь, — нахально ответила я. — Выбирайся оттуда, я не желаю спать на голой земле!

— Не думаю, что этой ночью кому-то здесь удастся поспать, — сказал Хорвек, подвинувшись ближе, и я увидела, что глаза его вновь начали слабо светиться.

— Ты чуешь, что опасность близко? — прошептала я, тоже подавшись вперед, чтобы наш разговор не услышали дозорные или мастер Глаас, который, казалось, и сам обладал неким магическим даром подмечать каждую мелочь. — Ты слышишь оборотней? Или видел их?

— Нет, — ответил бывший демон резко. — Я не вижу и не слышу их, однако знаю, что они рядом. Так быть не должно. Шестое чувство свойственно лишь тем людям, у которых есть магический дар. У меня… нынешнего меня… его нет, я точно видел это. И никогда не бывало такого, чтобы чародейские способности появились из ниоткуда — они достаются человеку лишь при рождении.

— К тебе возвращается бесовская сила? — затаив дыхание, спросила я, не зная — испугаюсь или обрадуюсь утвердительному ответу.

— Я не знаю, что это за сила, — резко произнес Хорвек, и внезапно очутился так близко, что мы едва не стукнулись лбами. — Ее не может быть, но она есть. И она говорит мне, что оборотни хотят отомстить за смерть своего сородича. Они тут, дышат нам в спины, но опасаются нападать, и все это я чувствую так ясно, как будто читаю их мысли.

— Так пусть нюхают пыль, по которой прошли наши ноги, — я сделала рукой презрительный жест, решив, что не стану ломать голову над очередными недомолвками. — Собака за забором может громко лаять на прохожих и следить за ними в щели между досками, да только кто ее боится? Забирайся в повозку, не то Глаас заподозрит неладное и вытащит тебя отсюда за шиворот…

В повозке мы с Хорвеком свернулись тесным клубком, то ли согревая друг друга, то ли пытаясь обрести друг в друге покой, которого нам так недоставало. Хотелось пить, во рту пересохло, но я знала, что к бочонку с водой сегодня так просто не подобраться. Вспыльчивый и ревниво относящийся к своей власти мастер Глаас, узнав, что я не смирилась с сегодняшним наказанием жаждой, мог всерьез рассердиться — а гнев старого разбойника был опасен.