Так не бывает, или Хрен знат - Борисов Александр Анатольевич - Страница 9

К старому новому дому я быстро привык. Не глядя, кинул портфель на обычное место. За окном, на меже, дед ремонтировал летнюю печку. Баба Лена в огороде полола свёклу. На столе, укутанные в тряпьё, хранили тепло кастрюли с едой.

После сладкого есть не хотелось. Поэтому сразу пошёл с докладом, прихватив по дороге оба пустых ведра для воды.

– Что получил?

Традиционный вопрос. Дед всегда его задавал, если сам не успеешь гаркнуть с порога: «Четыре, четыре, пять!» Сегодня пришлось оправдываться:

– Не спрашивали. Да у нас всего два урока и было. Потом все ходили с Колькой прощаться.

– И где же ты столько блукал?

– С пацаном одним подрались. Один на один.

– В школу не вызовут?

– Нет.

– Ну добре! Иди уроки учить. Да не забудь переодеться.

Ох и нудное это дело! Но такова жизнь. За всё на свете нужно платить. Даже за счастье.

Набирая воду, заметил на дне колодца четыре пустых ведра. Взял на заметку.

Уроки я всегда делал под радио. Телевизор мы купим не скоро. Посторонние звуки мне, в принципе, не мешали. Наоборот, грамотный русский язык дисциплинировал речь. Если нужно что-нибудь выучить наизусть, можно всегда выйти во двор. Бывало, скрипишь пёрышком, кладёшь на бумагу какое-нибудь скучное упражнение, а в уши тебе «Театр у микрофона», «КОАПП» или, того лучше, «Клуб знаменитых капитанов». Я всегда с предвкушением ожидал вечера четверга, когда выходили в эфир юнга Захар Загадкин и корабельный кок Антон Камбузов в интереснейшей передаче «Путешествие по любимой Родине». А больше всего не любил «Пионерскую зорьку». Если я слышал её позывные, значит, проспал. И в школу придётся не идти, а бежать.

Судя по записям в дневнике, с расписанием на завтра мне повезло. Кроме стандартного набора – арифметика, русский, – будет ещё инглиш, физ-ра и труд. А с учётом того, что сегодня у нас был только один урок, тут вообще делов на один чих. Хоть и длинное, но только одно упражнение.

С иностранным у меня всегда без проблем. Стоп, вру. Сначала они были. И очень большие. Английский язык я изучал с первого класса, когда ещё жил на Камчатке. В память об этом в моём доме хранится накрахмаленная салфетка с надписью, которую я вышил собственноручно на уроках труда: Happy new year! Ничего, кроме этой фразы, в моей голове как-то не задержалось.

Переехав сюда, я очень обрадовался, что ненавистный English отсутствует в школьной программе. Но к пятому классу он меня всё же догнал. И, к моему удивлению, дело пошло. В отличие от своих сверстников я уже нахватался верхушек и получил какую-то фору. Да и во взрослой жизни английский язык шёл со мной рука об руку: мореходка, загранка – какая-то разговорная практика. Так что, если завтра я проявлю «недюжинные способности», фурора не будет.

Упражнение было хотя и длинным, но простеньким. Всего-то – вставить пропущенные буквы. Писать металлическим пёрышком я потихоньку приноровился. И даже нашёл в этом нудном занятии своеобразный шарм. Да и текст был знаком. «Баржа и лодка возле неё, понемногу терявшие очертания…» По-моему, это из Серафимовича.

Я уже подходил к последнему предложению, как вздрогнул от неожиданности. Ручка была в чернильнице, а то поставил бы кляксу. Наша «тарелка» вдруг ожила и хорошо поставленным голосом внезапно произнесла: «Уважаемые радиослушатели! Передаём сигналы точного времени. Начало шестого сигнала соответствует пятнадцати часам московского времени».

Вот честное слово, меня на слезу прошибло. Как давно я не слышал этой простенькой фразы! Казалось бы, мелочь, но из таких штрихов складываются картины эпохи.

Будильник передо мной отстал на четыре минуты. Я подводил стрелки, пропуская через себя каждое слово.

«В столице 15 часов, в Свердловске и Кургане – 16, в Волгограде – 17, в Душанбе и Караганде – 18, в Красноярске – 19, в Улан-Удэ – 20…»

Это был голос великой страны, ещё не подпорченной шашелем перестройки.

Потом зазвучали новости.

Молодые строители из Апатитов передали эстафету ЦК ВЛКСМ «Юбилею революции – подарки молодёжи» городу Кириши.

В Москве открылся четвёртый съезд советских писателей.

Гамаль Абдель Насер объявил о закрытии залива Акаба для израильских судов. В Египте и Израиле объявлено о призыве резервистов на действительную военную службу.

В Адене продолжаются переговоры верховного комиссара Великобритании Хэмфри Тревельяна и президента Йеменской Арабской Республики о мирной эвакуации британских войск и передаче власти освободительному движению.

На пожаре в крупнейшем универмаге Брюсселя «Инновасьон» погибло 322 человека. Очень многие получили ожоги и ранения, отравились угарным газом…

Я дописал последнее предложение и глянул в настольное зеркало. Да, это я. Рожа вполне узнаваема, хотя и смотрится непривычно. Фингалы в самом соку. Так и наливаются синевой. Я с размаху вписался в мир, бывший когда-то привычным. Всё по большому счету в нём неизменно. Вот только рядом со мной сплошная чересполосица. Я получил от Лепёхи, Напрей – от меня. А в недавно законченной жизни такого не было. Это точно. Такие воспоминания не стирает даже склероз. Получается что? – даже в таком положении есть у каждого человека свобода выбора. Пошёл направо – нашёл кошелёк. Налево – попал под машину или в речке утоп. Нужно быть осторожней. Интересно, а в этой псевдореальности смерть – настоящая или так, понарошку? Типа того, что смотали кассету и положили в коробку? Может, и Колька Лепёхин получил свои девять дней и пребывает сейчас в новой реальности? Ладно, закончится срок, там будет видно. А сейчас что гадать? Начать бы сначала! Я прожил бы жизнь по-другому, с учётом предыдущих ошибок. Стал бы лучше, добрей. Как поётся в известной песне, «когда изменяемся мы, изменяется мир».

Полный сил и благих намерений, я забросил в портфель учебники. Хотел было делать крючок – пойти достать из колодца упущенные туда вёдра, но на улице зауркал мой корефан. Кажется, его рожа меня уже начала доставать.

– Что тебе?

У Витьки в руках тетрадный листок и карандаш.

– Санёк, я тут пару примеров решил из задачника. Проверь, а?

– Что тут стоять? Пошли в дом.

– Некогда мне. Пахан отпустил на пятнадцать минут. В поле, на огород, собираемся.

Вот Казия! Ну ни капли не изменился. Он ведь ни разу не был у меня дома! Я его в детстве несколько раз на день рождения приглашал. Помню, в первый свой отпуск приехал, привёз из Дании бутылку «Смирновской», и тут мой старинный дружбан на улице подвернулся.

– Пошли ко мне, посидим, вмажем!

– Нет, – говорит, – давай здесь.

Ну, сбегал я в дом, принёс эксклюзив, стаканы, по куску колбасы. Витька глянул на это богатство, поморщился.

– Знаешь, Санёк, сидеть, разговоры длинные заводить – это я не мастак. Ты мне сразу налей стакан, я махну и пойду по своим делам.

Вот такой занятой человек. Ну, сейчас хоть примеры начал решать. Я пробежался глазами по цифрам и честно сказал:

– Молоток! Пятёрку за это дело я тебе не поставил бы, но твёрдый трояк ты заслужил.

– Что не так? – забеспокоился Витька.

– Начёркано много, и почерк у тебя ни в дугу. Вот если бы ты постарался…

– Ты мне, Санёк, честно скажи: зачем оно надо? В институт я не собираюсь. Отслужу – на работу пойду. А деньги я и сейчас лучше тебя могу посчитать.

Вот так. Он своё будущее уже тогда запланировал. А я до восьмого класса не мог связать обучение в школе с перспективами дальнейшей жизни.

– Кем работать-то собираешься?

– Шофёром. Как мой пахан.

– Как же ты будешь заполнять путевой лист?

– Чё?!

– У папки спроси, чёкало! Без этой бумажки ни одного водителя не выпустят из гаража. Там в каждой графе арифметика: сколько километров проехал, сколько бензина ушло и сколько осталось в баке.

– Ты-то откуда знаешь?

– От дядьки Ваньки Погребняка. Он моему деду…

– А-а-а! Ну ладно, потом расскажешь, а я побежал. Пахан, наверно, уже психует.

Я смотрел ему в спину и думал о том, что, если бы в прошлой жизни Витьке кто-нибудь помог с математикой, он, возможно, и стал бы шофёром, а не грузчиком в мебельном магазине. Машина дисциплинирует. В сфере торговли, с её леваками и дефицитами, он спился буквально за год.