Всерьез (ЛП) - Холл Алексис - Страница 16

Тут его член прижимается ко мне и входит в одно плавное движение — не грубо, но практически неумолимо, открывая меня нажатием с поворотом, как будто я музыкальная шкатулка, и он знает, как работают механизмы всех моих тайных мест. Я чувствую его так глубоко внутри себя, что просто задыхаюсь от этого.

О господи, раньше никогда так хорошо не было. Это уже не утешительный приз как-нибудь когда-нибудь, а все то, что мне нравилось в этой части секса, прямо здесь и прямо передо мной — то есть, технически за мной. И внезапно становится совершенно пофиг, в какой позе я лежу, потому что меня уже не волнует ее нелепость. Мне охеренно.

Я пытаюсь податься назад, подобраться ближе к намеку на вот это нечто, что он предлагает, поскольку уверен… на сто процентов уверен… что меня там что-то ждет, какое-то откровение, надо только дотянуться. Но он крепче сжимает мне бедра (надеюсь, останутся синяки) и не дает двигаться. Заставляет ждать вот так, с моим телом вокруг его и этим намеком на наслаждение, пульсирующим в воздухе.

Когда я не могу больше терпеть ни минуты, он снова выходит и входит под другим углом, зажигая меня как хренов фейерверк.

Кажется, я реально кричу.

Последняя связная мысль: «Так вот что я всегда искал».

А потом я даю себя оттрахать в бессвязную, стонущую, дрожащую лужицу, и это так круто. Нереально круто. Даже не понимаю, когда именно начинаю кончать. Ощущение, будто я все это время кончаю. И окружающий мир слился в одно размытое пятно его пота, и жара, и силы, с которой он вколачивается в меня, толкает все выше и выше, глубже и глубже до тех пор, пока я не перестаю думать, перестаю дышать, перестаю смотреть и только чувствую, чувствую, чувствую.

Я так сотрясаю стены своими криками, что почти не слышу, как он произносит мое имя.

А я говорю… все.

Да. Боже. Черт. Вот тут. Вот так. Сильнее. Глубже. Да. Да.

Ооооо да.

Порнушные звуки, которые и повторить-то стыдно, поверить не могу, что мой рот их издает.

Кажется, я даже признаюсь ему в любви.

Потому что сейчас я его и правда люблю. Реально.

В какой-то момент — ах, вашу ж мать — наслаждение не сказать, что доходит до пика, но с ним что-то случается. Оно схлопывается, как Вселенная, а потом оказывается везде, как падающие звезды, и я им весь охвачен. Охвачен Лори.

Какая, на хрен, маленькая смерть? Да это опупенно гигантская смерть.

И я умираю. Столетиями.

Я прихожу в себя обмякшим и оттраханным. Легким не хватает воздуха, сердце колотится, а ладони ноют от того, как я ими сжимал бортик кровати.

Разгибаю пальцы, и колени подо мной медленно разъезжаются, пока я не остаюсь лежать ничком, а он до сих пор внутри меня по самый корень — прямо на грани невыносимого, только я не хочу терять ни самого Лори, ни одной из оставшихся секунд этого наслаждения. Хотя «наслаждение» — слишком мелкое слово для того, что я сейчас испытываю.

Это, кажется, экстаз.

Он падает на меня, подставляя локти для опоры, перед тем как расплющить, словно виноградину.

— Мммхх, — говорю я.

— Тоби. — Фигасе, его и на слова еще хватает. — Тоби… можно мне…

Эге, да судя по голосу его унесло не хуже. Мои яйца прошибает какой-то странный типа спазм — вроде как они шарят по карманам в поисках, чего б еще выдавить из нашего члена, но так и не находят.

Вот бы сейчас увидеть Лори. Я чувствую, в каком он напряжении, что его трясет над моей спиной, а уж как выглядит при этом… Точно офигенно. Сплошные тугие мускулы, свирепость и отчаянное безумие.

Хочу велеть ему перевернуть меня сначала. Чтоб я увидел, как он разлетается на кусочки внутри меня, для меня, из-за меня.

Но сейчас получается только «Агхаааа».

— О боже, — его голос перехватывает от желания и благодарности.

И это я его до такого довел.

Ему хватает только пары толчков, и, честно говоря, слава богу, потому что ну да, не скрою — больновато. Но его пальцы находят мои, и мы переплетаемся, и так он и приходит к финишу. Руки хватаются за мои, тело крепко прижато к моему, открытый рот осыпает сдавленными стонами шею мне у затылка.

Он кончает, выдыхая мое имя.

И я серьезно начинаю тащиться от того, как Лори его произносит. Как будто это уже не обычный я, а другой, улучшенный Тоби. Тоби, который может поставить на колени. Тоби, которого экспертно трахают.

Его Тоби.

Не представляю, как у него получается — та же магия, из-за которой он такой огонь в постели, наверное, — но он выходит из меня осторожно и аккуратно. Я слышу шлепок снятого презерватива, после чего Лори падает на спину рядом со мной.

Какое-то время мы не двигаемся.

У меня засыхает смазка в странных местах. И сказать, что я лежу на мокром, значит серьезно приуменьшить бескрайний океан спермы, что он умудрился из меня вытрахать.

— Jouissance[7], — думаю я.

Нашел, блин, о чем вспомнить в такой момент. Потому что это название самой известной картины моей мамы. Которую я терпеть ненавижу, и о которой очень-очень не хочу сейчас думать. Беее.

— Все хорошо? — спрашивает Лори.

Как узнал? Я же до сих пор лежу лицом в матрас.

— Ага, — киваю я в простынь.

— Спасибо.

Он нежно убирает мне со лба пару намокших от пота прядей, я не могу унять дрожь. А потом, видимо, отключаюсь.

Я просыпаюсь чистым, укутанным и в кольце его рук. Не знаю, вздремнул ли он сам, но сейчас уже не спит. Он не таращится на меня, ничего такого противного, но глаза открыты. А на лице это замкнутое выражение ушедшего в себя человека, которое у него иногда бывает.

— Э, извини. Я, кажется, уснул.

— Ничего страшного. — Он улыбается и возвращается ко мне, какая-то его часть, по крайней мере.

Не знаю с чего — и это после того, как недавно лежал тут каком кверху — но мне становится несколько неловко. Просто, ну, кто еще для тебя такое сделает? Обнимет, пока ты спишь, или сперва оттрахает до беспамятства. Лори так чертовски внимателен ко мне, что я грустнею.

Очередной его секрет, похоже. Насколько он невероятно добрый за своим строгим ртом и холодными глазами. Со мной, по-моему, за всю жизнь никто не был так добр. И не делал столько, чтобы я смог почувствовать себя особенным.

И я внезапно понимаю, что у меня появились новые фантазии, помимо грязных извращенских. Хочу готовить ему еду. Заставить больше улыбаться. Сделать что-нибудь с этими темными кругами под глазами.

Хочу, вашу мать, заботиться о нем в ответ.

«Господи ты боже мой. Ты вообще чем думаешь, Тоби? Сам-то еле-еле живешь с намеком на компетентность. Ну, и что, ну какую хрень ты после этого вообще можешь привнести в его жизнь?»

Я двигаюсь и… у меня все липкое и саднит. В самых разных местах.

— Мне, наверное, пора идти.

Он кивает, на этот раз без колебаний. Отодвигается, и — аргх — мне уже не хватает его рук.

Я думаю, как спросить, не хочет ли он встретиться еще. Я бы это обставил так ненавязчиво и невзначай. Только ничего у меня, естественно, не получится. Моя доминантная (пардон за каламбур) модель поведения — это, похоже, приставучий что пипец.

Но не такой уж я и приставучий, на самом деле, нет. Просто мне первый раз в жизни практически удалось получить что-то, чего так хотелось. Хотя Лори не вещь, конечно.

В общем, после такого сложно вести себя как взрослый человек и отступиться. Отпустить его.

Но я понимаю, что должен. Может, ему и нравится вставать для меня на колени, вставлять мне в задницу, и, может, мне бы этого тоже хватило, но, учитывая каких риторических усилий стоило довести его до кондиции, не думаю, что он так просто захочет.

Я выползаю из кровати и осторожно передвигаюсь босиком по спальне в поисках одежды. У меня такое конкретное чувство, что он за мной наблюдает, хотя я и не ловлю его за этим занятием. Тут, понимаете, дело все в том, что я и в лучшие времена далеко не мастер стриптиза, так что совершенно не представляю, как сделать процесс надевания шмоток хоть чуть-чуть соблазнительнее.