Армия шутит. Антология военного юмора - Шамбаров Валерий - Страница 9

В штабе нашего соединения была одна весьма экзотическая достопримечательность – парикмахерская. Точнее, достопримечательностью была парикмахерша. Очень старая, полуглухая и знаменитая тем, что стригла еще Чкалова. Ее инструменты, видимо, тоже не обновлялись со времен Чкалова. Были совершенно тупыми, изношенными и зазубренными. Ко всему прочему, дама была с изрядным прибабахом. Стригла всех очень больно, драла и щипала несусветно. Сесть к ней в кресло было по ощущениям равнозначно тому, чтобы сесть в кресло стоматолога. Но она еще и стригла всех только одним фасоном, под «полубокс». Затылок голый, а спереди с чубчиком. Ну, знаете, как выглядят советские военные на фотографиях 30-х годов?

Но самое страшное начиналось, если клиент не выдерживал, морщился и дергался от боли. Или – еще хуже! – указывал, каким образом его стричь. В таких случаях парикмахерша приходила в ярость. Возмущенным дребезжащим голосом орала:

– А ты мне не указывай! Я самого Чкалова стригла!

И набрасывалась так, что прошлые страдания оказывались лишь преддверием настоящих мучений… Эта парикмахерская считалась служебной и была совершенно бесплатной. Но даже учитывая материальный фактор, туда ходили посетители только двух сортов. Во-первых, «штрафники», явившиеся на построение в обросшем виде и получившие выволочку с приказом немедленно постричься. Для них процедура получалась комбинированной. Одновременно и стрижка, и телесное наказание. А во-вторых, новички и командировочные офицеры, которые становились жертвами розыгрыша: «Слушай, в штабе такая парикмахерская классная! Бесплатная! А парикмахерша самого Чкалова стригла!»

Матюги в армии – дело обычное. Хотя иногда они оказываются необходимыми, без них порой трудно передать остроту ситуации и внушить собеседнику нужный настрой. Бывали настоящие виртуозы в данной области. Заплетали такие замысловатые комбинации, что можно было давать премии в области художественной словесности. Но были и противники мата. Один из летчиков принципиально не употреблял нецензурных оборотов, а вместо них собрал богатейшую коллекцию «рыбных» ругательств. Выражался исключительно названиями рыб. Когда распекал провинившегося, можно было услышать:

– Ах ты бильдюга! Простипома! Ну и стерлядь! Каракатица безмозглая!…

Однажды нашу часть должен был посетить сам Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. На Чкаловской была устроена выставка боевой техники, на аэродроме расположили новейшие самолеты и вертолеты, а в нашем конференц-зале разместили стеллажи со всевозможными приборами, средствами экипировки, развесили схемы и плакаты. Вот на эту выставку и предполагался приезд генсека. Что творилось в гарнизоне – уму непостижимо. Благо, стояла зима, мусор закрыло снегом. Но даже этот снег чуть ли не белили и не подкрашивали елки зеленой краской. В срочном порядке отремонтровали все здания, лежавшие на предполагаемом пути следования. Точнее, отштукатурили и покрасили фасады этих зданий, выходившие к дороге. Тыльные стены домов как были, так и остались облупленными. А там, где непрезентабельные пейзажи все же просматривались, поставили вдоль дороги красивенькие высокие заборы.

Внутри гарнизона происходили аналогичные процессы, все на ушах ходили. А в нашу часть понаехали высокие плечистые ребята с ясными глазами – и в штатском, и в военном. Здание, в котором находился штаб и упомянутый конференц-зал, обшарили от подвалов до крыши. Лючки на полу, открывавшие доступ к линиям связи и электропроводки, осмотрели и опечатали. Чуланы уборщиц, чьи двери выходили в коридоры, осмотрели и опечатали. Все кабинки туалетов осмотрели и опечатали. Так что командованию части, машинисткам, секретчицам, приходилось теперь бегать по надобностям в соседний корпус.

На дни предполагаемого визита в суточный наряд назначили лучших строевиков, выпускников суворовских училищ. Репетировали с ними формы отдачи рапорта наивысшим должностным лицам – в Уставе они были, но в повседневной службе никогда не встречались. Оружейную комнату ребята с ясными глазами опечатали в первую очередь, ключи от нее забрали и пистолеты у дежурных тоже. Весь наряд ходил с пустыми кобурами, но и пустые у них периодически осматривали, только не опечатывали. А накануне назначенного дня прикатила целая колонна машин спецсвязи – чтобы руководство даже в такой глуши, как Подмосковье, оставалось связано со всей страной и зарубежными коллегами.

Но… планы переигрались. Стало вдруг известно, что Леонид Ильич у нас не появится. Приедет только министр обороны маршал Устинов. Однако и он был очень значительной фигурой – член Политбюро! Все мероприятия, как в плане потемкинских деревень, так и в плане охраны, остались в силе. Сортиры в штабном корпусе не открыли, уборщицам доступ к их метелкам не вернули. Только репетирующему наряду пришлось переучиваться на другую форму приветствия.

Уже поздно вечером накануне визита Устинова устроили «генеральную репетицию». Прикатил главнокомандующий ВВС, главный маршал авиации Кутахов – лично проверить готовность и пройти по выставке по той же программе, которую будут показывать министру (а то вдруг он завтра что-нибудь спросит? Надо заранее ответы узнать). К штабу подрулила вереница черных машин, захлопали дверцы. Вылезли Кутахов, его свита, все наше начальство от генералов и до полковников. Направились в здание. Но едва эта толпа, сияющая расшитыми фуражками и погонами, втянулась в глубины конференц-зала, как вдруг… на всей территории части погас свет!

Впоследствии выяснилось – это в плане «генеральной репетиции» врубились машины спецсвязи. А в результате на нашей подстанции вышибло все предохранители. Но это стало известно уже позже. А тогда главком с окружением и сопровождением просто очутились в полной темноте. Сначала ошалели от неожиданности. Потом кто-то начал спичками чиркать. А кто-то из наших отцов-командиров ринулся к дежурному по части. Вспомнил, что у него, по описи, должны быть две керосиновые лампы «летучая мышь». Но керосина в «летучих мышах», конечно же, не оказалось. Да и пользоваться ими никто не умел.

Ну а Кутахов, едва спички приближенных обозначили дверь, ни слова не говоря, развернулся. Вышел, сел в машину и уехал. Все молча! Но на начальников более низких рангов его молчание подействовало… сами понимаете, каким образом. Тоже выходили, садились в машины. Но по мере спускания по цепочке от вышестоящих командиров к нижестоящим взгляды и слова становились все более штормовыми. Наконец, начальник гарнизона генерал Кремлев процедил что-то сквозь зубы командиру нашей части полковнику Бойко, залез в свою «волгу» и укатил вслед за главкомовской кавалькадой. А для нашего командира оказалось уже некому передать эстафету недовольства. Он постоял, судорожно хватая ртом воздух, вскочил в свой «уазик» и помчался вслед за генеральской «волгой»…

Офицеры остались в подвешенном состоянии. Командиры подразделений ждали, не получая указаний. Наступила ночь. Потом часть личного состава все-таки отпустили по домам. Мы пошли к воротам. Они по окончании рабочего дня запирались. Но беспокоить дежурного мы не стали. Неужели не перелезем? Подходим и видим: на фоне ночного неба массивная фигура в шинели и папахе неуклюже карабкается через ворота с той стороны. Лезет и орет:

– Я пока еще командир! А меня уже в мою часть не пускают!

Оказалось – наш командир, вернувшийся после нагоняя. О том, что ворота запираются по его же собственному приказу, и что снаружи есть кнопка звонка, он просто позабыл. Впрочем, состояние его было такое, что при невозможности перелезть он бы и лбом ворота вышиб. К счастью, мы разглядели его издалека. Под горячую руку предпочли не попадать. Укрылись в тени деревьев и пошли на выход через существовавшую и известную всем дыру в заборе.

У электриков был аврал на всю ночь. Но на следующий день визит Устинова прошел вполне благополучно. Министр остался доволен. Главком ВВС Кутахов, сопровождавший его, о вчерашнем инциденте ни словом не обмолвился, упреков никому не высказал. А для нас приезд высокого начальства ознаменовался только одним последствием. На инструктажах суточного наряда начали строго проверять умение обращаться с лампой «летучая мышь».