Над Евангелием - Архиепископ (Грибановский) Михаил - Страница 28

При оценке современного поворота христианину нужно всегда иметь в виду самое главное — eго конечную цель — "услышать Отца" и прийти к Христу. Обращение внутрь только средство, оно не имеет никакой цены для христианина, если им не достигается цель. Тут то же самое, что и при познании внешней истины. Я могу многое знать из нее — и однако не "услышать" в этом многом живой голос Бога. Так и во внутреннем мире. Я могу многое наблюдать, переживать — и все-таки не услышать живой голос Бога. Как там необходимо сосредоточение нашего личного сознания, так то же самое и здесь. Только при этом условии мы можем воспринять личный отеческий голос. Это сосредоточение, эта цельность духа и есть та грань, за которой мы только и можем почувствовать, что пришли к себе, к своему сокровенному святому святых и действительно ощутили голос своего родного Отца… На это и должно быть устремлено христианское сочувствие и содействие. Поворот внутрь должен быть поворотом не раздробленного и рассеянного нашего сознания, а цельного живого духа. Если повернуть туда одну мысль, то кроме мертвого знания внутренних явлений и их законов, ничего не будет. Если погрузиться внутрь своим чувством, то результат — темный мистицизм, если направить туда волю, — то стоицизм и ригоризм. Все это крайне односторонне и с точки зрения живого христианского сознания ложно, так как ни к какому живому Богу привести не может. Еще более, конечно, нежелательны те частные погружения внутрь какого-нибудь одного уголка своей души, которые могут кончиться только извращением всей душевной жизни и ни к чему живому привести никогда не в состоянии.

Голос породившею нас Отца мы можем услышать только нашим цельным живым сознанием, нашим живым "я", и поворот внутрь может быть плодотворным и цельным только при условии этого живого сосредоточения нашего духа Что же мы видим вокруг себя, в охватывающем нашу жизнь движении? Где эта живая цельность духа? Кто слышит внутри себя родной голос Отца? не фигурально, не отвлеченно, а действительно и реально в живом внутреннем ощущении? Где гармония нашего сознания, сквозь которую звучала бы гармония нашей родины — неба? Я не говорю, кто достиг ее, но кто стремится к ней? кто живо переживает ее, хотя в моментах? кому открылась она, как действительно — родной, нераздельно близкий, интимный голос нашего Отца? Где мы видим работу над воссоединением нашего "я", над собранием рассеявшихся лучей и цветов его спектра в один живой белый свет цельного, ясного сознания?

Современный поворот внутрь пока не уменьшил нашего рассеяния. Я не буду говорить о хаосе настроений европейского человека. Все признают, что какая-то тьма и путаница все больше охватывает его внутренний мир. Но и у нас совершается то же самое. Нельзя сказать, чтобы все наши поиски внутренней правды приводили к согласию. Возьмем пример. Толстой ищет внутренней правды; Вл. Соловьев ищет, по-видимому, ее же; К. Леонтьев стремился к ней же. Все торжествующе заявляют, что нашли ее, нашли настоящего Христа, настоящую внутреннюю истину, — и, однако, все между собой в полном противоречии.

Прежние западники ищут внутренней правды в одном направлении; прежние славянофилы в другом. Поэтому, когда поднимается вопрос о ней, — является полная разноголосица и взаимное, иногда сознательное, непонимание друг друга… Отчего все это? Оттого, что никто не ищет правды там, где она действительно есть: в живой гармоничной сосредоточенности духа, где говорит наш родной Отец. Стоит почитать этих, весьма часто искренних, искателей правды, особенно в их полемике, и сейчас же почувствуешь, что о живой гармонии сознательного духа, об этой реальной, сейчас под рукой находящейся, правде, нет и речи. Ищут всего, кроме этого; культивируют всякое настроение, кроме ясного, гармоничного; ищут всех путей, кроме этого единственного; прислушиваются ко всем голосам, кроме этого голоса Личного Отца, звучащего со дна нашего живого личного духа…

Кто хоть раз испытал это состояние, тот знает, что оно неразрывно соединено с совершенно ясным и всерадостным чувством "сыновства", с тем невыразимым миром, который овладевает душой по возвращении на родину, под отеческий кров, к самому себе, после долгих блужданий и мук. И это ощущение имеет такой специфический характер, в нем так всесторонне приходит в волнение все наше духовное существо, в нем дрожат такие глубокие струны, такие первичные мелодии, раздававшиеся в нас еще в первый недоведомый нам момент нашего духовного рождения, — что ошибиться в нем нельзя: это действительно голос Отца, любовно встречающего нас.

Кто услышал этот голос, кто пережил это блаженство сыновства, тот будет ловить его черты и отзвуки не только внутри себя, но и вовне. И чем ближе и дороже нам эта святыня, тем более становимся мы чутки к угадыванию всего истинного, где бы и как бы оно ни являлось, и по самым малейшим намекам и частностям воспроизводим пережитое бесконечно дорогое, живое ощущение сыновства к породившему нас Отцу… Тогда задача познания истины, задача богопознания становится несравненно более легкой. Мы слышим во всем — во всяком законе, во всякой былинке проявление живого Отца, родной голос которого звучит в нас блаженной гармонией нашего собственного сердца… Мы стремимся к этому. Мы жаждем этого. Познание истины обращается в величайшую потребность нашей любви, нашего сердца… Это уже не мертвое знание отдельных истин, не трудный подвиг нашей свободы познать в них неизвестного личного Бога, а влечение нашего духа, старающегося разглядеть дорогие черты и вслушаться в дорогие звуки родного Отца.

Вот где точка опоры для нашего свободного подвига — жизненно сосредоточить наше сознание, для нашей борьбы с мировым рассеянием в области познания, и вот где надежда на победу жизни в пас самих и в окружающих нас над механическим процессом ее разложения.

Тут и открывается живая задача представителей Христова дела на земле и вся их великая важность для настоящего времени. Они должны быть живыми гармонизаторами нашего духа. Они должны отражать, прояснять и усиливать тот внутренний Божественный голос, который начинает звучать в современном сознании. Они должны увеличивать ту привлекающую силу, которая смутно чувствуется всеми в евангельском призыве возвратиться в распростертые объятия отеческой любви. Они должны призывать н привлекать свободу человека к восприятию родного "Отца" в неудержимо все дальше развертывающемся процессе внешнего механического знания и просвещения.

В этом и состоит второй момент свободного восхождения духа к Богу на пути ко Христу. Первой ступенью было "услышать" голос Бога, т. е. сосредоточить свое духовное живое сознание настолько, чтобы в разрозненных и мертвых частностях познаваемого нами быть способными услышать голос единой живой личной истины. Вторая ступень состоит в том, чтобы живое сосредоточенное сознание направлять не только вне, но и главным образом внутрь себя, чтобы раздающийся оттуда голос "Отца" помог нам перцепировать и внешнюю истину, как голос того самого Отца.

"Всяк слышавый от Отца и навык, приидет ко Мне". "Навык" — по-русски "научившийся"; по-гречески "μαθων", т. е. переживший и приусвоивший слышанное. Господь указывает дальнейшую ступень освобождения духа из порабощения природным силам. Недостаточно сосредоточить свое сознание настолько, чтобы, оградившись от рассеяния, ощутить и воспринять голос живого личного Бога. Недостаточно соединить это восприятие истины с Тем, Кто, как Отец, присущ нашему духу. Нужно навыкнуть в этом, т. е. пережить и приусвоить это восприятие отеческих велений. Можно воспринять и угадать родной голос, и однако это будет единичным явлением и временным моментом. Сейчас мы его слушаем, а затем занялись другим, — и голос из нашего сознания исчез. Нужно держать свое внимание крепко и настойчиво, чтобы из него раздавшийся однажды голос не ускользнул, а звучал непрерывно, раскрывая свое содержание и жизненную силу. На это. как на дальнейшую ступень восхождения к Себе, и указывает Господь словом "μαθων".