Рейз (ЛП) - Коул Тилли - Страница 58

— Тебе больно.

— Это не имеет значения, сейчас речь не обо мне. Lyubov moya, мне надо, чтобы ты вспомнил.

— Что? Что мне надо вспомнить? — спросил я, чувствуя возбуждение, мои глаза начали быстро моргать, а боль в висках — усиливаться.

— О тебе. Откуда ты. Кто твои родители… твоя семья, — Киса сжала мою руку, а я ее.

Седой мужчина откашлялся и опять уставился на меня. Я закрыл глаза, пытаясь прорваться сквозь пустоту в своей голове, но это лишь усиливало боль.

Я был сделан из гребаной боли!

— Я не… я не помню, solnyshko! — закричал я, тогда седой мужчина сделал шаг вперед, а блондинка стала рыдать.

— Ты… ты помнишь меня, сынок?

Я посмотрел на Кису, которая сжала мою руку и стала кивать одобряюще. Я держался за Кису, как за спасательный круг, мой пульс начал стучать еще сильнее.

Седовласый мужчина не отводил от меня глаз. Какие-то неясные образы стали всплывать передо мной. Я уставился на него, пытаясь вспомнить о нем больше. Это был он… это был он.

Я был подростком, почти взрослым, и находился в машине вместе с этим мужчиной. Мы ехали на встречу. Это была моя первая встреча с Братвой…

— Я был частью Братвы, — прошептал я и посмотрел на Кису. Она кивнула и прижала губы к моей пораненной руке, ее прикосновения успокаивали меня.

— Продолжай, Лука. Продолжай.

Я кивнул и снова закрыл глаза.

Я был ребенком. Рождество. Елка, подарки. Я сидел на диване, мужчина протянул мне подарок. Мужчина с карими глазами и светлыми волосами… у него было лицо этого седовласого мужчины.

— С Рождеством, сынок! — сказал мужчина.

— Спасибо, папа, — ответил я.

Мне не хватало воздуха, я отшатнулся, ударяясь спиной о клетку. Посмотрел на седого мужчину, и, кажется, не мог дышать.

Он сделал шаг навстречу.

— Лука? Ты… ты помни… —

— Ты… мой папа? — спросил я, и его лицо расслабилось. Они кивнул головой не в состоянии произнести ни слова. — Ты мой папа, Иван Толстой, — повторил я и напрягся, когда он поднял руку и положил ее на мое плечо.

— Мой сын, — прохрипел он, по его лицу катились слезы. — Мой Лука… ты вернулся к нам.

Мое сердце забилось сильнее и, сделав шаг вперед, я попал в объятия своего отца. Сначала я замер, не отпуская Кису, а потом стало приходить все больше и больше воспоминаний, из-за чего я утонул в его объятиях.

По сравнению с ним я казался огромным, но все же в его руках я снова почувствовал себя ребенком.

Рыдания, который исходили от блондинки, находящейся рядом с моим отцом, заставили меня взглянуть поверх его плеча: ее лицо светилось от счастья. В моей голове всплыла картинка того, как раздраженная девчушка, сидящая рядом со мной за столом, уколола меня вилкой в бедро. Затем снова сцена Рождества, более ясная, и я увидел, что она сидит рядом со мной около дерева, обнимая меня за пояс.

Мой папа почувствовал мое оцепенение, поэтому он отошел и заметил, что я смотрю на эту женщину. Рука Кисы выскользнула из моей. Я шагнул вперед и увидел, что она дрожит.

— Ты моя сестра, — начал я и женщина неуверенно закивала. — Тал…Тал.

Я закрыл глаза, пытаясь вспомнить ее имя. Вокруг меня обернулись руки и женщина произнесла:

— Талия. Я твоя сестра Талия.

— Талия, — повторил я, ее имя звучало таким знакомым, правильным. — Моя… сестра.

Талия плакала, и я обнял ее. Почувствовав напряжение от такого близкого контакта, я боролся с желанием перебросить ее и атаковать. Я не знал, что делать.

— Ты жив, — всхлипывала она. — Ты вернулся. У меня снова есть брат.

Взглянув на Кису, я заметил, что она обнимает моего отца. Она была счастлива за меня, ее голубые глаза светились от радости.

Талия отстранилась, я отошел к Кисе, протягивая ей руку.

— Киса, — сказал я, отчаянно нуждаясь быть ближе к ней. Все это было слишком для меня. Мое тело и разум были истощены, она была всем, в чем я действительно нуждался. И как только я протянул руку, Пахан — Кирилл… его звали Кирилл — схватил ее и притянул меня к себе.

Мое тело снова напряглось, но он произнес:

— Я и не догадывался, Лука. Я не знал… Я верил, что это ты убил моего сына, и это мой грех. Я был так опечален, что не подозревал Абрама или Алика. Абрам был мне как брат, я и представить не мог, что он способен так поступить. Ты был невиновен и заплатил за преступление, которого не совершал.

Кирилл посмотрел на Кису.

— И я забрал тебя у нее. Моя жена перевернулась бы в могиле, когда узнала бы, что я неоправданно разделил вас, — он опустил голову, — и отдал ее такому ничтожеству… больному человеку… убийце.

Я посмотрел на Пахана и увидел, что он говорит искренне.

— Папа! — заплакала Киса, но Кирилл поднял руку.

— Это правда, — Кирилл бросил взгляд на Абрама, который находился за моей спиной, и вытащил пистолет. Он подошел к моему отцу и отдал ему пистолет.

— Это твое право — убить его, Иван.

Мой отец расправил плечи и его взгляд стал холодным. Он засунул руку в карман и достал пистолет, протягивая его Кириллу.

— Это право у нас двоих. Он приказал Алику убить Родиона.

Чувство близости наполнило меня. Это были мужчины Братвы. Это были мужчины, которые не потерпят дерьма. Это была моя семья… это было то, чему я принадлежал.

Мой отец подошел к Абраму, Кирилл шел за ним. Абрам так и продолжал смотреть на своего мертвого сына, лежащего на полу. Мой отец снял пальто, под ним оказался черный костюм, и тут же со всех размаха он ударил Абрама по лицу. Казалось, что тот даже не заметил этого.

Кирилл и мой отец подняли свои пистолеты. Никто не проронил ни слова. После нескольких напряженных минут они выстелили прямо в грудь Абрама, он упал на пол рядом со своим мертвым сыном.

Киса прижалась ко мне крепче, я поцеловал ее макушку и сжал сильнее в объятиях.

Мой отец подошел ко мне и спросил:

— Лука, ты помнишь свою маму?

Мое сердце бешено забилось, мышцы напряглись, но сейчас двери в мое прошлое были открыты, я вспомнил лицо темноволосой женщины и тяжело выдохнул, словно перед этим завершил многочасовую пробежку.

Киса обняла меня за пояс и подняла голову.

— Она будет так счастлива. Она никогда не теряла веру в то, что ты невиновен. Она знала, что ты не мог сделать этого. Всегда верила в твою невиновность.

И тут я занервничал, наклонился и прижался лбом к Кисе.

— Но я не тот Лука, которого она знала. Я — монстр, убийца. Эта версия ее сына не такая уж невиновная.

— Ты наш Лука. Ты наш сын, — строго сказал мой отец, который стоял рядом со мной.

— Киса, мы должны поехать домой, чтобы доктор Чазов осмотрел тебя, — сказал Кирилл, приближаясь к Кисе. — Тебе надо наложить гипс на запястье. Еще нужны швы и лекарство.

Киса неохотно кивнула, положила руку на мою щеку. Я и не замечал, насколько бледной она была, как ей было больно.

— С тобой все будет в порядке, Лука. Я приеду в дом твоих родителей попозже. Тебе тоже надо показаться врачу. Ты ранен, у тебя кровь

— Нет, — решительно ответил я. — Я поеду с тобой. Увижусь с твоим врачом.

— Лука… —

— Нет! Киса, solnyshko. Я еду с тобой, — наклонившись ниже к ее уху, я пояснил: — Мне нужно, чтобы ты была рядом. Я чувствую себя дома только когда рядом с тобой. Я не… я не знаю этих людей, как знаю тебя. Ты мое настоящее, а они пока еще мое прошлое. — Я взглянул на нее беспомощно. — Не могу без тебя. Ты нужна мне. — Я сглотнул, задержал дыхание, а потом признался: — Я чувствую страх… боюсь всего этого.

В глазах Кисы отразилась печаль, и я знал, что все слышали меня. Киса взяла меня за руку и обратилась к моему отцу и Талии, пока я стоял, опустив голову вниз.

— Я покажусь доктору вместе с Лукой, потом мы приедем к вам. У вас будет время, чтобы подготовить маму Толстую.

Я все еще, как трус, не решался поднять глаза. Но я почувствовала за прошедшие пять минут намного большего, чем за всю свою жизнь, и это было слишком.