Мосад, Аман и все такое… - Блехман Рафаил - Страница 31

К концу 1972 года агентурная сеть Баруха Коэна составляла внушительную силу. Она раскинулась по всей Бельгии, Франции и Испании. Коэну удалось завербовать несколько десятков ценных „информантов“ в палестинской и арабской среде, и он неуклонно стягивал свою сеть вокруг Мухаммада Б. удии — элегантного руководителя парижского авангардистского театра, по совместительству — главного организатора палестинского терроризма в Европе.

Коэн надеялся заманить Будию в ловушку и взять его живьем. Приказ начать операцию „Возмездие“ нарушил эти планы и вынудил Коэна заторопиться. В результате, его люди повели себя не вполне осторожно — они стали спешить и дергать своих „информантов“. И человек, за которым они охотились, это ощутил.

В конце года помощник Коэна, молодой Офир Цадок, получил сообщения одного из „информантов“, в котором тот намекал на „важные новости“ и просил о личной встрече в одном из брюссельских кафе. Цадок, ни минуты не задумываясь, согласился. Более того — он пошел на встречу без „контролера“, то есть без второго агента, в обязанности которого входило следить, не затягивает ли „контакт“ в ловушку.

Офир Цадок выжил по чистой случайности — пуля информанта прошла в нескольких миллиметрах от сердца. Самое странное в этой истории состояло в том, что Мосад не придал ей особого внимания. Как не придали там особого внимания и второму провалу, произошедшему в той же группе несколько недель спустя, когда один из самых ценных „информантов“ Коэна, бывший сирийский журналист Хадер Кано был убит „неизвестными“ у себя в номере отеля. В Мосаде торопились и торопили свои группы. И Барух Коэн поставил перед своими людьми задачу — покончить с Будней не позднее января 1973 года.

Если бы ООП имела свое государство, Махмуд Хамшари был бы, наверно, в ранге его посла в Париже, как Будия, вероятно, — в ранге военного атташе. К счастью, такого государства не было, и Хамшари числился просто официальным представителем ООП во Франции, где в его обязанности входило издание информационного бюллетеня „Фатх-информасьон“ и контакты с палестинскими „представителями“ в ЮНЕСКО и других международных организациях. Неофициально он был, наряду с Будней, организатором палестинской террористической сети в Европе, и на его личном счету было участие в неудавшейся попытке покушения на Бен-Гуриона в Копенгагене, в подготовке взрыва швейцарского авиалайнера в Цюрихе и в захвате израильских спортсменов в Мюнхене. Он занимал видное место в руководстве организации „Черный сентябрь“. В Париже он жил со своей семьей в собственной квартире на рю д'Алези и вел жизнь респектабельного политического деятеля. На жаргоне Луи он был „легким объектом“ — легким для слежки и для ликвидации.

Луи оказался таким же бесценным помощником, как Тони. Но в отличие от Тони, у Луи были четкие политические взгляды. Он был, так сказать, „гуманистом из подполья“, самозванным „спасителем человечества“ с бомбой за пазухой. С первой же встречи он сообщил Авнеру, что мир устроен неправильно; в нем слишком много войн, страданий и нищеты. Поэтому мир следует основательно перестроить. А для этого его нужно столь же основательно почистить. И он, Луи, готов помогать всем, кто такой расчисткой занимается, если только речь не идет о войне или ином умножении общечеловеческих страданий. Его группа согласна помочь Авнеру — за небольшую плату, разумеется: во всяком, самом благородном деле есть свои накладные расходы…

Авнер попросил той же помощи, которую просил у Тони, — в организации слежки и транспорта. Впрочем, на сей раз у него были и дополнительные просьбы. План ликвидации Хамшари отличался определенной сложностью и требовал технической подготовки. Не имело смысла повторять римскую схему — это лишь могло скорее навести полицию на след группы и Мосада в целом, а именно такого развития событий надлежало избегать, как огня. К тому же ликвидация Цвайтера, по мнению группы, не отличалась особой эффективностью и мало кого из палестинцев могла испугать. А испугать их следовало.

Хамшари часами „висел на телефоне“, как того требовали его официальные — и неофициальные — обязанности. Поэтому было решено использовать эту его привычку. Слежка установила и другие привычки „объекта“. По утрам мадам Хамшари отвозила дочь в детский сад, и сам Хамшари оставался в квартире один. Где-то около девяти утра ему обычно звонила любовница, некая Нанетта — выяснить, свободен ли он и состоится ли сегодня их свидание.

Из этого следовало, что самым удобным временем для операции было утро, с восьми до девяти, когда „объект“ наверняка находился дома и дожидался звонка, — это гарантировало, что трубку снимет именно он. Телефонная трубка играла важнейшую роль во всем плане операции.

По окончании предварительной слежки Авнер сделал первый ход в своей „игре“. Ранним утром неподалеку от дома Хамшари остановился автофургон водопроводной и канализационной компании, и человек в робе водопроводчика начал копать канаву. Никто не обратил внимания на то, что эта канава упорно продвигалась в сторону, где проходил телефонный кабель, питающий квартиру Хам шари.

На следующий день телефон Хамшари начал барахлить. В нем раздавались какие-то отвратительные скрипы и шумы. Потеряв терпение, Хамшари позвонил на подстанцию и попросил прислать монтера.

Хамшари, конечно, не догадывался, что благодаря стараниям „водопроводчика“ его телефонный кабель теперь переключен на совершенно иную „подстанцию“ — небольшой аппарат, разместившийся в автофургоне, облюбовавшем себе стоянку на углу рю д'Алези. Отсюда уходили в кабель искусственные скрипы и шумы и сюда приходили все вызовы из квартиры Хамшари. Ганс, специалист авнеровской группы по связи, терпеливо слушал все разговоры „объекта“, дожидаясь, когда последует звонок с вызовом монтера.

„Монтер“ явился безотлагательно. Он поработал несколько часов и „укротил“ своенравную трубку. То, что попутно он вделал в нее заряд пластиковой взрывчатки и детонатор, приводившийся в действие радиосигналом особой частоты, осталось, конечно, незамеченным.

Рискованность плана состояла в том, что „снаряжение“ трубки приходилось завершить, понятно, заранее, а это оставляло в распоряжении семьи Хамшари весь вечер и ночь. Если бы мадам Хамшари вздумалось вечером кому-то позвонить, и в это время какому-нибудь парижскому радиолюбителю захотелось бы поговорить со своей девушкой на частоте, предусмотренной для детонатора, взрыв произошел бы преждевременно и фатально. Но операций без риска не бывает, и Авнер, скрепя сердце, принял предложенный Рйбертом план.

Теперь наступала очередь Карла с его респектабельным, „европейским“ видом и неизменной трубкой во рту. В тот же вечер он позвонил Хамшари и представился „итальянским журналистом“, который хочет взять у него интервью. Они сговорились, что „журналист“ позвонит Хамшари еще раз, на следующее утро, около девяти, чтобы окончательно условиться о месте и времени встречи.

Утром 8 декабря автофургон, уже примелькавшийся жителям квартала, снова появился на своем привычном месте. Мадам Хамшари, как обычно, покинула дом вместе с дочерью около восьми. Хамшари, как обычно, остался дожидаться звонка от Нанетты. Карл вышел из фургона и направился к угловому автомату. Когда Хамшари снял трубку, он напомнил о вчерашней беседе и продолжил разговор об интервью с того места, где остановился накануне. У самого уха он слышал дыханье Хамшари и шелестенье бумаги — представитель ООП перелистывал записную книжку, чтобы выяснить, когда он свободен. Карл неторопливо поднял левую руку в условленном жесте. Получив долгожданный сигнал: „Все в порядке!“ — Авнер шепнул сидевшему рядом с ним в автофургоне Роберту: „Давай!“ — и Роберт повернул рукоятку своей миниатюрной радиостанции. Звон вылетевших из окна стекол был слышен даже на углу.

В те дни, когда группы Авнера и Коэна охотились за своими „объектами“ в Париже, третья мосадовская группа была занята аналогичной „охотой“ на Кипре. Столица островной республики, Никозия, издавна была предметом пристального внимания Мосада, и израильская разведка постоянно держала здесь своих резидентов. Сейчас им было поручено ликвидировать главного человека ООП на острове — Абада аль-Шира.