Миссис Кеннеди и я - Хилл Клинт - Страница 16

Мы уже почти прибыли в поместье Футов. Тогда я еще не знал, смогу ли сопровождать миссис Кеннеди в поездках, но одно упоминание о Париже всколыхнуло во мне волну приятных воспоминаний. Всей душой я надеялся, что смогу поехать.

Пасха в 1961 году выпала на первые выходные апреля, и по такому поводу мы поехали в Палм-Бич. Вернувшись в Вашингтон, я наконец-то начал замечать признаки надвигающейся весны. Одна из самых снежных зим в истории столицы наконец-то подходила к концу.

Однажды утром, будучи в офисе секретной службы, я услышал звонок.

– Клинт слушает, – сказал я в трубку.

– Мистер Хилл, а вы умеете играть в теннис? – спросила миссис Кеннеди.

– К сожалению, я ни разу в жизни не пробовал, – ответил я. После паузы первая леди продолжила:

– Сегодня такая хорошая погода. Я так надеялась, что смогу постучать мячиком на корте…

– Что ж, если у вас есть лишняя ракетка, я с удовольствием попробую.

Хочу признаться, что всегда считал теннис очень легким видом спорта. Мне казалось, что это совсем не мужественная игра, развлечение для слабаков. В колледже я весьма неплохо играл в бейсбол, и мой счет по отбитым мячам был гораздо выше среднего. Помахать ракеткой на корте вместе с миссис Кеннеди будет несложно, подумал я. Погода действительно прекрасная, а игра вполне забавная.

– Прекрасно, мистер Хилл! – радостно воскликнула она. – Подходите к южному портику!

Через пару минут миссис Кеннеди уже ждала меня у южного портика с широкой улыбкой на лице и ракетками в руках. Одета она была очень легко: льняные брюки, рубашка с коротким рукавом и белые теннисные кроссовки.

– Мистер Хилл? Как же вы будете играть в этом костюме? – со смехом спросила она, завидев меня. Я никак не мог знать заранее, что придется играть в теннис, поэтому оделся на работу, как обычно: черный костюм, белая рубашка, галстук и туфли.

– Ничего страшного, миссис Кеннеди. Все нормально. Пойдемте.

– Как хотите, – пожала плечами первая леди и передала мне ракетку. – Будем надеяться, что фотографы в кустах сегодня не прячутся.

Мы вышли на теннисный корт. Она направилась на дальний конец поля, а я тем временем снял пиджак и кобуру, сложив их за пределами корта. Разметка на земле мне ничего толком не подсказала, так что я просто встал в середине самой дальней белой линии напротив миссис Кеннеди.

– Готовы? – крикнула она.

– Готов! – ответил я.

Я крепко вцепился в ракетку обоими руками и поднял ее вверх, как бейсбольную биту в ожидании удара. Миссис Кеннеди хихикнула, подбросила в воздух первый мяч и послала его через сетку.

Горя желанием проявить себя, я бросился наперерез мячу и изо всей силы ударил по нему ракеткой.

Мяч со свистом пролетел над головой миссис Кеннеди и скрылся в листве деревьев за забором. Первая леди проследила его полет, видимо, подмечая, где он упал, повернулась обратно ко мне и достала новый мяч, не говоря ни слова. На этот раз я чуть умерил пыл и ударил так, будто нужно было добежать до второй базы[5], а не пройти полный хоум-ран[6].

Это не особо помогло: мяч снова улетел за забор.

– Мистер Хилл, – донеслось из-за сетки, – постарайтесь отбить мяч в мою сторону, чтобы я вернула его обратно!

– Хорошо, миссис Кеннеди, – ответил я и вытер лоб. Ветра почти не было, и в плотном шерстяном костюме я уже начал потеть.

Со временем у меня стало получаться чуть лучше, и несколько ударов пришлись как раз в цель, но это все еще не было похоже на настоящий теннис. Большую часть игры я провел, собирая улетевшие за забор мячики, чтобы мы могли продолжать.

Миссис Кеннеди не сдавалась, и еще несколько весенних дней мы провели на корте с тем же удручающим результатом. Гораздо лучшим партнером для нее был бы агент Джеффрис, который играл намного лучше меня и даже умел подавать мячи с лета один за другим, но, к сожалению, он далеко не всегда присутствовал в Белом доме. Поняв, что из меня теннисиста не выйдет, она начала перебирать других сотрудников, но ни один из возможных партнеров ее не устроил. В итоге она начала приглашать на корт профессиональных игроков из местного теннисного клуба, и, наблюдая за ними, я преисполнился искреннего уважения к этой неожиданно сложной игре. Какое счастье, что мои позорные попытки никто не фотографировал.

Выходные 15–16 апреля прошли точно так же, как и любые другие: миссис Кеннеди отправилась в Миддлбург в пятницу, а президент прибыл в субботу днем.

Никто еще не знал, что в эти дни страна переживала первый крупный политический кризис за время правления Кеннеди: попытка вторжения на Кубу силами тысячи четырехсот десантников провалилась, и эта диверсия стала известна всему миру как «операция в заливе Свиней».

В понедельник 17 апреля, как раз во время высадки, президентская чета устроила в Белом доме официальный прием по случаю прибытия премьер-министра Греции Константиноса Караманлиса с женой Амалией. Г-жа Караманлис была почти ровесницей миссис Кеннеди (тридцать два года, на двадцать с лишним лет моложе мужа), и дамы моментально нашли общий язык.

Под конец приема первая леди подозвала меня:

– Мистер Хилл, а вы бывали в Греции?

– Да, я ездил в Афины с президентом Эйзенхауэром.

– Правда? – с искренним изумлением воскликнула она. – Премьер-министр и госпожа Караманлис пригласили нас к себе в гости – как раз в Афины! Президент, к сожалению, поехать не сможет, но он предложил, чтобы я съездила туда самостоятельно. Всегда мечтала увидеть Акрополь и Парфенон!

– Прекрасная идея, – ответил я. – Вам там наверняка понравится. Используйте эту возможность с толком.

Вскоре после этого разговора меня вызвал к себе руководящий агент Джерри Бен. В своем кабинете в восточном крыле Белого дома он сообщил мне, что предварительной подготовкой к визиту миссис Кеннеди в Париж и Грецию буду заниматься я.

– От администрации туда поедет Тиш Болдридж. Будете работать с ней напрямую. Она хорошо знает Париж и говорит по-французски, у нее там есть все нужные связи.

Тиш Болдридж была удивительно педантичным человеком и дотошно проверяла все мелочи. Именно такой напарник нужен любому агенту во время подготовки: с ее помощью можно было не думать о том, что какая-то досадная ошибка сорвет весь план. Она взяла на себя все дела, связанные с расписанием первой леди, подарками, билетами на мероприятия и питанием, так что я смог сосредоточиться на логистике и обеспечении безопасности. Сама того не подозревая, Тиш сняла с моих плеч очень тяжкий груз: государственные визиты всегда были для меня самой большой головной болью. Этикет и протокольные отношения никогда не были моей сильной стороной, и если бы я все устраивал в одиночку, не обошлось бы без какого-нибудь скандала. Менее всего мне хотелось объясняться с каким-нибудь лицом государственной важности, которого глубоко оскорбил тот факт, что он сидит слишком далеко от президента или первой леди.

В Париже до этого я бывал дважды: в декабре 1959 года с обычным визитом и в мае 1960-го – во время неудачной встречи Эйзенхауэра с Хрущевым. Город совершенно очаровал меня, и возможность вновь вернуться туда показалась настоящим подарком судьбы. Мне очень нравилось бережное отношение французов к старинной архитектуре и культурному наследию. Париж был прекрасен во всем – от буйной роскоши Елисейских полей до вездесущих уличных кафе с обязательной парочкой, воркующей за бутылкой бордо.

В 1959 году я вылетел из Афин в Париж за несколько дней до прибытия президента Эйзенхауэра. Со мной также отправилось несколько агентов и кое-кто из административного персонала. На место мы прибыли не просто заранее, а с большим опережением, так как сам президент из Афин отправился в Тунис, затем в Тулон и, наконец, добрался до Парижа поездом. Нас, несколько опьяневших от неожиданной свободы, взял под крыло местный полицейский и провел небольшую экскурсию по городу «для своих». Первым делом мы отправились на рынок Ле-Аль, куда уже в три часа утра съезжались фермеры со всей округи, чтобы занять хорошее место и продать свои продукты первыми. Один торговец продавал порциями домашний луковый суп – жутко горячий, с целой горой сыра «Грюйер» и вкуснейшим отрезом багета вместо крышки. Мы спускались на рынок в полчетвертого утра, чтобы позавтракать именно этим супом. От одного воспоминания о тех временах мой рот наполнился слюной.