Мы победим! Тайные тюрьмы Сальвадора - Хандаль Шафик Хорхе - Страница 15

— Закрывайте дверь — и поехали!

Кто-то, наблюдая за борьбой, приказал:

— Да не так! Зажмите ей нос и выверните голову. Нечего с ней церемониться!

Еще один из нападавших попытался оторвать мою ногу от двери машины силой и не мог. Вот тут-то они и принялись молотить меня по всему телу своими пистолетами. Один зажал мне нос и рот, другой начал выворачивать голову. От недостатка воздуха мышцы мои ослабли, и эти типы смогли закрыть дверь машины.

Мне сковали такими же наручниками ноги и завязали глаза. Затем втянули в глубь машины, а сверху на меня уселся тот, кто пытался схватить первым и был сброшен на землю. Уязвленный в своем самолюбии, он принялся яростно избивать и оскорблять меня.

Улучив момент, я спросила, почему меня схватили, и один из них ответил:

— Как будто ты, шлюха, не знаешь почему.

— Кто вы такие? — снова спросила я.

— Мы — тайная полиция, та, что вы называете политической полицией.

Когда машина тронулась, один из полицейских обратился ко мне:

— Значит, ты партизанка, а?

— Чтобы быть партизанкой, надо иметь мужество, — заметила я.

— Ну, этого тебе не занимать. И все те полицейские, которых ты убила, могли бы подтвердить это.

— Тебя зовут Норма Гуадалупе Мартинес по прозвищу Тибурсия… Что ж, надо будет «поиграть» с тобой. Смотрите-ка, у этой шлюхи фигурка — что надо.

— Давай к берегу реки… Вот там мы тебя и трахнем, сучка.

Машина сделала несколько поворотов и остановилась на окраине Сан-Мигеля.

— Где ты живешь? Где твои дружки? — посыпались первые вопросы.

— Я живу со своей семьей. Я ничего не знаю. Посмотрите мое удостоверение личности — меня зовут Паула Каридад Мартинес, я живу в Сан-Сальвадоре.

— Врешь. Мы знаем, кто ты такая. Где твои дружки?

— Я ничего не знаю, — повторила я.

— Ты умрешь, шлюха, если не захочешь говорить, — пригрозил один из полицейских.

Затем они снова завели машину, и я услышала, как шоферу было приказано следовать к излучине реки Эль-Делирио, где можно выехать на Прибрежное шоссе, ведущее к Усулутану.

Я уже говорила, что еще в самом начале на меня надели наручники и бросили на пол машины между двумя сиденьями. Сверху на меня уселся один из полицейских, который бил меня, щупал и говорил разные непристойности по поводу того, что они собирались со мной сделать.

Угроза изнасилования являлась первым способом давления, к которому они прибегли, дабы деморализовать и запугать меня. Это было одним из главных их методов пытки и давления на женщин.

Я забыла упомянуть об одной детали: в поисках капсулы с ядом, которую, по их предположению, я могла носить с собой, они, тщательно осмотрев всю мою одежду, сказали:

— Надо бы обыскать ее получше, а то как бы у этой сучки не было какой-нибудь таблетки и она не захотела покончить с собой.

Не доехав до излучины реки, они остановили машину и пересадили меня в другую, меньшую. Затолкнув меня в нее, бросили на пол. В машине находились трое: двое впереди — водитель и сидящий рядом — и один сзади — он сторожил меня. Потихоньку я попыталась сорвать с глаз повязку, но сидящий рядом с водителем угрожающе прикрикнул на меня:

— Перестань стаскивать с себя повязку! Хочешь увидеть мое лицо? Это тебе не поможет.

Затем он велел передать ему мою сумку, вытащил удостоверение личности, которое там лежало, и начал сверять записанные в нем данные с моими ответами:

— Так как, говоришь, тебя зовут?

— Паула Каридад Мартинес, — повторила я.

— Ага. И где ты живешь?

— В районе Вилья-Дельгадо.

— А точнее?

— Проезд Гуадалупе, № 10.

— А кто живет рядом? Где сейчас твоя мать?

— У меня дома, — ответила я.

И снова:

— Кто живет рядом?

Я назвала ему несколько имен: девочка Мария, дон Чепе — первые, что пришли мне в голову.

— Врешь! Мы это проверим. Ты — Ана Гуадалупе Мартинес из Матапана, — безапелляционно заключил он.

Машина продолжала ехать по Прибрежному шоссе в направлении Сан-Сальвадора. Когда мы подъехали к «Золотому мосту», сидящий рядом с водителем велел завалить меня пустыми коробками из-под яиц, сказав, что там стоит несколько автобусов и меня могут увидеть. Шоферу он приказал быстрее проскочить мост.

Я пыталась изменить положение, ибо лежала в неудобной позе на полу маленькой, двухдверной машины. Пол нагрелся, а так как руки у меня были скованы за спиной, то тело мое давило на них всем своим весом и наручники врезались в кожу. От нарушенного кровообращения руки и ноги у меня онемели, а горячий пол машины жег спину.

Наконец мы въехали в город Сакатеколуку. Эту местность я знала очень хорошо, потому как она входила в район работы партийной организации, которую я возглавляла.

Похитившие меня люди были мне незнакомы, но с течением времени, находясь в их руках, я узнала, кем были некоторые из них. Оперативную группу, схватившую меня, возглавляли лейтенанты Гарай и Кастильо. Тогда они были начальниками соответственно Специальной полиции, действующей под вывеской Таможенной полиции, и Второго отдела Национальной гвардии — специальной полиции.

— Хочу позвонить по телефону из Налогового управления, — сказал Гарай и спросил сержанта Росалеса по прозвищу Пьяница — моего стража, — не помнит ли он, где оно находится. Машина покружила по мощеным улицам и остановилась, как я полагаю, у нужной конторы. Кастильо и Гарай вышли. Гарай как начальник Таможенной полиции имел право пользоваться телефоном этого учреждения.

Сержант Росалес крикнул им вдогонку:

— Надо бы побыстрее.

Еще до того, как мы въехали в Сакатеколуку, меня снова завалили коробками из-под яиц, и в таком положении я находилась до тех пор, пока мы не покинули город. В то время, когда стороживший меня Росалес оставался один, кто-то подошел к машине и спросил через окно:

— А зачем это лейтенанты приехали?

— Позвонить по телефону, — пояснил Росалес. — Им надо поговорить с полковником Молиной, а меня вот оставили одного с этой… Пойди попроси их поторопиться, а то здесь ходит много народу.

Полицейские полагали, что я была без сознания.

Очень скоро офицеры вернулись.

— Что сказал полковник? — поинтересовался Росалес.

Один из них ответил, что после того, как он рассказал полковнику, кого они везут, тот издан довольный смешок, каким смеялся всегда, когда был доволен. «Кроме того, мы попросили в помощь еще одну машину — для охраны».

Оба, Гарай и Кастильо, знали Молину очень хорошо, ибо тот факт, что они изучили даже его довольный смешок, доказывал, насколько тесно они были связаны с президентом республики. Позже я узнала, что с машиной, высланной в подкрепление, приехали еще несколько человек под командой некоего сержанта Наваса.

Мы продолжили свой путь к Сан-Сальвадору, где меня отвезли в какую-то казарму, оказавшуюся, как я потом узнала, центральной казармой Национальной гвардии. Проехав последние метры, машина остановилась, и водитель несколько раз просигналил.

Увидев, что ворота остаются закрытыми, сержант Росалес проворчал:

— Когда надо поторопиться, эти сукины дети не спешат. — Наверняка он имел в виду часовых, охранявших ворота Национальной гвардии — этого самого мощного за последние пятьдесят лет истории страны репрессивного органа.

Наконец машина тронулась и после нескольких минут медленной езды остановилась. Послышалось чье-то распоряжение:

— Принесите плащ прикрыть эту… — Это относилось, очевидно, ко мне. — Надо вытащить ее — она без сознания. Ну-ка, открой мне дверь и придержи сиденье, иначе не пройдет. Пошевеливайся! Что вы все здесь сонные, как мухи?! — Это был голос все того же сержанта Росалеса.

Принесли плащ с капюшоном, сильно пахнущий прорезиненной тканью, — один из тех, которыми пользуются полицейские во время дождя. Ухватив за ноги, они принялись вытаскивать меня из машины, которая была очень узкой и всего с двумя дверками, что создавало значительные трудности. Сильными рывками им удалось меня вытащить, причем при каждом рывке все мое тело пронзала острая боль, а голова ударялась о сиденья, дверь.