Выбери любимый жанр

Гетика - "Иордан" - Страница 68


Изменить размер шрифта:

68

{252 } Однако, чтобы соблюдался порядок [изложения], с которого мы начали, следует нам вернуться к потомству Вандалария, распустившегося тройным цветком618 . Этот Вандаларий, племянник Германариха и двоюродный брат вышеупомянутого Торисмуда619 , прославился в роде Амалов, родив троих сыновей, а именно Валамира, Тиудимира и Видимира620 . Из них, наследуя сородичам, вступил на престол Валамир в то время, когда гунны вообще еще властвовали над ними [остроготами] в числе других племен. {253 } И была тогда между этими тремя братьями такая [взаимная] благосклонность, что удивления достойный Тиудимер вел войны, [защищая] власть брата, Валамир способствовал ему снаряжением, а Видимер почитал за честь служить братьям. Так оберегали они друг друга взаимной любовью, и ни один не остался без королевства, которым и владели они все втроем в мире [и согласии]. Однако так им владели, – о чем часто уже говорилось, – что сами [в свою очередь] подчинялись власти Аттилы, гуннского короля621 ; им не было возможности отказаться от борьбы против своих же родичей, везеготов, потому что приказание владыки, даже если он повелевает отцеубийство, должно быть исполнено. И не иначе смогло любое скифское племя 622 вырваться из-под владычества гуннов, как только с приходом желанной для всех вообще племен, а также для римлян смерти Аттилы, которая оказалась настолько же ничтожна, насколько жизнь его была удивительна.

{254 } Ко времени своей кончины он, как передает историк Приск623 , взял себе в супруги – после бесчисленных жен, как это в обычае у того народа, – девушку замечательной красоты по имени Ильдико. Ослабевший на свадьбе от великого ею наслаждения и отяжеленный вином и сном, он лежал, плавая в крови, которая обыкновенно шла у него из ноздрей, но теперь была задержана в своем обычном ходе и, изливаясь по смертоносному пути через горло, задушила его. Так опьянение принесло постыдный конец прославленному в войнах королю.

На следующий день, когда миновала уже большая его часть, королевские прислужники, подозревая что-то печальное, после самого громкого зова взламывают двери и обнаруживают Аттилу, умершего без какого бы то ни было ранения, но от излияния крови, а также плачущую девушку с опущенным лицом под покрывалом. Тогда, {255 } следуя обычаю того племени, они отрезают себе часть волос и обезображивают уродливые лица свои глубокими ранами, чтобы превосходный воин был оплакан не воплями и слезами женщин, но кровью мужей 624 .

В связи с этим произошло такое чудо: Маркиану, императору Востока625 , обеспокоенному столь свирепым врагом, предстало во сне божество и показало – как раз в ту самую ночь – сломанный лук Аттилы, именно потому, что племя это много употребляет такое оружие. Историк Приск говорит, что может подтвердить это [явление божества] истинным свидетельством. Настолько страшен был Аттила для великих империй, что смерть его была явлена свыше взамен дара {256 } царствующим.

Не преминем сказать – хоть немногое из многого 626 – о том, чем племя почтило его останки. Среди степей 627 в шелковом шатре поместили труп его, и это представляло поразительное и торжественное зрелище. Отборнейшие всадники всего гуннского племени объезжали {257 } кругом, наподобие цирковых ристаний, то место, где был он положен; при этом они в погребальных песнопениях так поминали его подвиги: «Великий король гуннов Аттила, рожденный от отца своего Мундзука, господин сильнейших племен! Ты, который с неслыханным дотоле могуществом один овладел скифским и германским царствами628 , который захватом городов поверг в ужас обе империи римского мира и, – дабы не было отдано и остальное на разграбление, – умилостивленный молениями принял ежегодную дань. И со счастливым исходом совершив все это, скончался не от вражеской раны, не от коварства своих, но в радости и веселии, без чувства боли, когда племя пребывало целым и невредимым. Кто же примет это за кончину, когда никто не почитает ее подлежащей отмщению?»

{258} После того как был он оплакан такими стенаниями, они справляют на его кургане «страву»629 (так называют это они сами), сопровождая ее громадным пиршеством. Сочетая противоположные [чувства], выражают они похоронную скорбь, смешанную с ликованием.

Ночью, тайно труп предают земле, накрепко заключив его в [три] гроба – первый из золота, второй из серебра, третий из крепкого железа. Следующим рассуждением разъясняли они, почему все это подобает могущественнейшему королю: железо – потому что он покорил племена, золото и серебро – потому что он принял орнат 630 обеих империй. Сюда же присоединяют оружие, добытое в битвах с врагами, драгоценные фалеры631 , сияющие многоцветным блеском камней, и всякого рода украшения632 , каковыми отмечается убранство дворца. Для того же, чтобы предотвратить человеческое любопытство перед столь великими богатствами, они убили всех, кому поручено было это дело, отвратительно, таким образом, вознаградив их; мгновенная смерть постигла погребавших так же, как постигла она и погребенного633 .

{259} После того как все было закончено, между наследниками Аттилы возгорелся спор за власть, потому что свойственно юношескому духу состязаться за честь властвования, – и пока они, неразумные, все вместе стремились повелевать, все же вместе и утеряли власть. Так часто преизбыток наследников обременяет царство больше, чем их недостаток. Сыновья Аттилы, коих, по распущенности его похоти, [насчитывалось] чуть ли не целые народы, требовали разделения племен жребием поровну, причем надо было бы подвергнуть жеребьевке, подобно челяди, воинственных королей вместе с их племенами

{260} Когда узнал об этом король гепидов Ардарих634 , то он, возмущенный тем, что со столькими племенами обращаются, как будто они находятся в состоянии презреннейшего рабства, первый восстал против сыновей Аттилы и последующей удачей смыл с себя навязанный его позор порабощения; своим отпадением освободил он не только свое племя, но и остальные, равным образом угнетенные, потому что все с легкостью примыкают к тому, что предпринимается для общего блага. И вот все вооружаются для взаимной погибели, и сражение происходит в Паннонии, близ реки, название которой – Недао635 . {261 } Туда сошлись разные племена, которые Аттила держал в своем подчинении; отпадают друг от друга королевства с их племенами, единое тело обращается в разрозненные члены; однако они не сострадают страданию целого, но, по отсечении главы, неистовствуют друг против друга. И это сильнейшие племена, которые никогда не могли бы найти себе равных [в бою], если бы не стали поражать себя взаимными ранами и самих же себя раздирать [на части].

618. Витиеватое выражение «тройным цветком» («trino flore») означает, что непосредственное потомство Вандалария состояло из трех сыновей. Имя Вандалария рядом исследователей (Мюлленгофф, Моммсен, Л. Шмидт) считается сомнительным, как сомнительной кажется и восстановленная Кассиодором, затем повторенная Иорданом генеалогия готских королей после Германариха («он [Кассиодор] вывел готских королей, скрытых долгим забвением, из логова древности», «iste reges Gothorum longa oblivione celatos latibulo vetustatis eduxit», – Variae, IX, 25). В указателе имен Моммсен, ссылаясь на Мюлленгоффа, приводит готскую форму Vandlaharjis, а Л. Шмидт (L. Schmidt, S. 256) дает перевод этого слова – «вандалобойца» – «der Wandalenkampfer». Если это так, то естественно предположить, что в данном случае эпитет («вандалобойца») предыдущего короля (может быть, Германариха или его преемника – по Аммиану Марцеллину – Витимера) обратился в легенде в имя его наследника. Однако в конце IV в. или начале V в. не было никаких сражений между готами и вандалами. Быть может, действительно, здесь подразумевались вовсе не вандалы, более поздние враги готов, а вообще восточногерманские, «готские», племена вандилов (Vandili у Плиния, Plin., IV, 99; Vandilii у Тацита, Germ., 2), с которыми у готских (остроготских) королей могли быть столкновения. Энгельс отчетливо выделяет в статье «Германские племена» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, XVI, М., 1935, стр. 379) вандилов, одно из пяти основных племен, называемых Плинием (Plin., IV, 99). Название «вандилы» дало впоследствии исторически хорошо известное имя племени вандалов.


619. Торисмуд был правнуком Германариха, а Вандаларий – двоюродным (вернее, четвероюродным) братом Торисмуда; отсюда получается, что Вандаларий был не племянником (fratruelis) Германариха, а его правнуком по боковой линии (см. генеалогическую таблицу при «Указателе имен» Моммсена, стр. 142). Торисмуд пал в битве с гепидами (Get., § 250); его сын Беримуд не стал королем остроготов, еще находившихся под владычеством гуннов, а ушел к везеготам; вместе с сыном Ветерихом, не открывая своей принадлежности к роду Амалов, Беримуд жил среди везеготов. Его внук Евтарих вернулся к Амалам, став мужем Амаласвинты, дочери Теодериха (§ 174 и 251). Эти сложные перемены в судьбах представителей Амалов даны, как думает, например, Л. Шмидт, Кассиодором для того, чтобы украсить происхождение Аталариха, который иначе был бы Амалом лишь по матери (см. прим. 615).



621. Здесь Иордан опять показывает, как складывались отношения между гуннами и покоренными ими крупными племенами. Как вначале (на рубеже V в.), так и позднее (в V в. вплоть до распада гуннской державы) готы сохраняли целостность племени, территорию и даже внутреннюю независимость, самоуправление. Иордан несколько раз указывал («ut saepe dictum est»), что после покорения державы Германариха гуннами готы (остроготы) по-прежнему подчинялись своему королю и ими продолжали править представители Амалов. Иордан отметил, что Винитарий, преемник Германариха, «удержал все знаки своего господствования» («principatus sui insignia retinente», – Get., § 246), что «готским племенем всегда управлял его собственный царек, хотя и [соответственно] решению гуннов» («genti Gothorum semperum proprius regulus, quamvis Hunnorum consilio, imperaret», – § 250). Слово regulus Иордан применил к Амалу, по-видимому, как противопоставление слову rex, которым в данном контексте он назвал гуннского вождя Баламбера. Вместе с тем, по сообщению Иордана, в вопросах внешней политики, сводившихся к войнам, короли остроготов со всеми подчиненными им племенами повиновались вождю гуннов. Поэтому-то Иордан и подчеркивает, что Винитарий «с горечью переносил подчинение гуннам» и пытался найти выход из создавшегося положения, которое ограничивало его действия (§ 247). Так, «понемногу (paululum) освобождаясь из-под их [гуннов] власти» (§ 247), он нарушил установленное положение и самовольно пошел войной на антов и их предводителя Божа. Этого не потерпел Баламбер. В трех сражениях мерялись силами гунны и готы, пока Баламбер не убил Винитария и не взял себе в жены племянницу его, женщину из рода Амалов, по имени Вадамерка. И хотя после этого готы были окончательно покорены («populus subactus», – § 249), тем не менее они сохранили своего «царька» («regulus»), который правил ими соответственно указаниям из ставки гуннского вождя. Едва ли справедливы упреки Иордану, что его изображение готов в период гуннского владычества не имеет никакой достоверности (L. Schmidt, S. 262). Иордан говорит как о создавшихся отношениях между гуннами и готами, так и об усилиях готов избавиться от тягостного подчинения им. Приск (Prisci fr. 39), ярко отразивший ненависть готов к гуннам, только дополняет картину, нарисованную Иорданом по древним преданиям.


622. В данном случае, как это ни странно, Иордан – сам «варвар» – назвал готов «скифским племенем» («gens aliqua Scythica»). Конечно, он не вкладывал этнического смысла в уже устаревший к его времени термин «скифский», но, вероятно, хотел общим названием определить племена, обитавшие на территории «Скифии», описанной им в начале его труда. Прокопий также без этнического значения употребил термин «гуннский», говоря, что анты и склавены сохраняют «гуннские привычки» (имелась в виду примитивность их быта). Прокопий достаточно полно изобразил и быт, и нравы, и облик антов и склавенов, чтобы не предполагать в чем-либо их сходства с гуннами (Bell. Goth., III, 14, 22—30); «гуннский обычай», ?? ???????? ????, у антов и склавенов означает лишь то, что они повторяли укладом своей жизни нечто, свойственное гуннам и, быть может, по мнению Прокопия, приличествующее только гуннам.








629. Страва – пища, еда, кушанье, яство, блюдо, похлебка, варево (см.: Даль, Толковый словарь). В данном случае Иордан под «стравой» подразумевал «тризну», поминальный пир, поминовение усопшего пиршеством, песнопениями, конскими ристаниями. Собственно сам Иордан объясняет значение слова strava употребленным им в этой же фразе словом commessatio. Гунны либо переняли у славян обычай погребальных пиров, которые называли «стравами», либо – что вероятнее – переняли только славянское название подобного обряда. Напрашивается предположение, что уже в первой половине V в. славяне были насельниками тех областей по Дунаю, куда пришли гунны, и что гунны восприняли от них некоторые слова вроде отмеченного Приском слова «мед» (Prisci fr. 8); «в селениях предлагали нам ...вместо вина мед (???? ?? ???? ? ?????), так именно называемый в тех местах». (См.: Л. Нидерле, Человечество в доисторические времена, СПб., 1898, стр. 524; L. Niederle, Manuel de l antiquite slave, t. II, p. 52—53.) Моммсен исключает возможность славянского происхождения слова «страва» на том основании, что в V в. славян еще не было в областях, занятых гуннами, т. е., в областях вокруг реки Тиссы и на среднем Дунае, и склоняется к тому, что слово «страва» происходит от готского слова «straujan», «простирать». Предположение о готском происхождении слова «страва» выдвинул Яков Гримм (1785– 1864 гг.); в статье о древнем обряде трупосожжения (Jac. Grimm, Uber das Verbrennen der Leichen, – «Kleinere Schriften», II, Berlin, 1867) он пришел к выводу, что существительное «страва» (от готского глагола straujan) должно было означать погребальный костер, как ложе, на котором простирали мертвеца для сожжения. В следующем же году известный русский славист А. А. Котляревский – исключительный знаток славянского языка, внимательно прочитавший текст Иордана (передающего отрывок из сочинения Приска) о погребении Аттилы, возразил Гримму (А. А. Котляревский, О погребальных обычаях языческих славян, М., 1868, стр. 37—42). Котляревский не мог согласиться с Яковом Гриммом, признавшим слово «страва» готским, и Лоренцом Дифенбахом, включившим его в свой фундаментальный словарь готского языка (L. Diefenbach, Vergleichendes Worterbuch der gotischen Sprache, Stuttgart, 1846—1851), по тем соображениям, что 1) Иордан, по всей вероятности, знал готский язык и поэтому трудно допустить, что он не различал готского слова и мог неопределенно сказать, что «так называют» этот обряд сами гунны («stravam... quam appellant ipsi»); 2) из слов Иордана не следует, что тело Аттилы было сожжено (действительно, Иордан пишет о «трупе, похороненном в земле» – «cadaver terra reconditum», и называет Аттилу «погребенным», «sepultus»); 3) славяне и «доныне обозначают стравой пищу, кушанье, запас яств, составляющих обед», причем в таком значении употребляется это слово и «теперь в наречиях польском, чешском, словацком, мало– и великорусском», а также «в памятнике старой чешской письменности» и «именно со значением погребальных поминок, пира по смерти»; 4) этимология слова «страва» прямо ставит его в родственный ряд слов, древность которых не подлежит сомнению; будучи сложным (с-трав-а), оно идет от славянского «троу», дающего глагол «натровити», напитать. Таким образом, Котляревский пришел к выводу, что «страва» – слово не готское, а славянское и что оно обозначает не костер, а погребальное пиршество, совершавшееся до погребения.

Последнее время немецкие ученые поддерживают мнение о готском происхождении слова «страва». Так, например, Э. Шварц (E. Schwarz, Germanische Stammes kunde, S. 225), полагает, что для этого слова (восходящего к sutrava) наиболее вероятно значение «Gerust» – леса, подпорки и даже костер (в смысле нагромождения дерева, дров). Шварц ссылается на статью Э. Роот (E. Rooth, Got. strawa «Gerust, Paradebett»).

В доныне пополняющейся картотеке исторического словаря Института русского языка Академии наук СССР слова «страва», «стравие», «стравительный» отмечены в памятниках XVII в.; «стравление» в смысле пищеварения – в трактате «Назиратель», являющемся переводом (XVI в.) трактата по сельскому хозяйству Петра Кресценция (XIV в.). Академик И. И. Срезневский указывал, что слово «страва» в значении довольствия употреблялось в договорах XV в. между Полоцком и Ригой (И. И. Срезневский, Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам, СПб., 1893—1912).



631. Словом фалеры (falerae, правильно – phalerae, от греч. ?? ??????) определяются медные, серебряные или золотые крупные нагрудные бляхи, служившие почетными знаками воинов. Иордан отметил на фалерах «геммы», т. е. либо драгоценные камни, либо вставки из цветного стекла в выпуклых гнездах на подкладке из фольги. Такие геммы нередко встречаются на вещах из варварских погребений. В статье А. А. Спицына «Фалеры южной России» изображены найденные в курганах южнорусских степей бляхи-фалеры – медные и серебряные украшения воинов и их коней (предположение автора, что они служили не только украшением, но и защитой от стрел, сомнительно). Под 521 г. у Марцеллина Комита говорится, что во время цирковых игр, состоявшихся в связи с консульством Юстиниана, на арену были выведены разные звери и много украшенных фалерами лошадей («numerosos praeterea faleratosque in circo caballos...»). Лошадь с подобными украшениями изображена на диптихе Барберини конца V—начала VI в. (находится в музее Лувра): на нагрудных ремнях и на крупе верхового коня висят фалеры в виде выпуклых кружков с инкрустированными камнями; меньшие фалеры – на уздечке (R. Delbruck, Die Consulardiptychen, Taf. 48).



633. Иордан сообщает, что люди, работавшие над устройством кургана Аттилы, были убиты, чтобы не стало известно место погребения, скрывавшее крупные сокровища. О тех же причинах убийства строителей могил-«домов» говорит Ибн-Фадлан в рассказе о погребении «царя хазар или хакана»: «Когда он похоронен, то рубят шеи тем, которые его хоронят, чтобы не было известно, в каком из этих домов находится его могила» («Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу», М.—Л., 1939, стр. 84; новое издание: А. П. Ковалевский, Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921—922 г., Харьков, 1956, стр. 146—147). Но не было ли это убийство обрядом? Менандр (Men., fr. 43), описывая оплакивание почившего в 576 г. Дизабула, правителя Западного Тюркского каганата, сообщает, что в день погребения были убиты кони умершего и четыре гунна-пленника, которых как бы посылали в загробный мир к усопшему, чтобы рассказать ему о совершенной в его честь тризне, ????? (ср. прим. 427).




68
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Гетика
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело