Так называемое зло - Лоренц Конрад З. - Страница 41

У самки, поначалу робкой и покорной, вместе со страхом перед самцом исчезает всякое торможение агрессивного поведения. Ее прежняя робость внезапно пропадает, и она дерзко и заносчиво появляется посреди владений своего супруга – с расправленными плавниками, в самой импонирующей позе, в роскошном наряде, который у этих видов почти не отличается от наряда самца. Как и следовало ожидать, самец приходит от этого в ярость, ибо в ситуации, преподнесенной ему красующейся супругой, невозможно не заметить – как мы уже знаем из анализа стимулов – ключевого раздражителя, запускающего боевое поведение. Итак, самец бросается на свою даму, тоже принимает позу угрозы развернутым боком, какую-то долю секунды кажется, что он ее вот-вот протаранит, – и тут происходит то, что побудило меня написать эту книгу. Самец, угрожая самке, задерживается лишь на долю секунды или не задерживается вовсе: он не может ждать, он слишком возбужден, он в самом деле бросается в яростную атаку – но не на свою супругу, а резко в сторону от нее, на какого-нибудь другого собрата по виду – в естественных условиях, как правило, на соседа по участку!

Это классический пример явления, которое мы с Тинбергеном называем заново ориентированным или переориентированным движением (англ. redirected activity). Оно определяется тем, что некоторая форма поведения, запускаемая одним объектом, направляется – ввиду того, что от него одновременно исходят и тормозящие стимулы – на другой предмет, отличный от того, который запустил эту форму поведения. Так, например, человек, рассердившийся на другого, скорее ударит кулаком по столу, чем по его лицу, – именно потому, что этому препятствуют определенные запреты, а гнев требует выхода, как лава в вулкане. Большинство известных случаев переориентированного движения относится к агрессивному поведению, запускаемому каким-нибудь объектом, одновременно вызывающим страх. Наблюдая этот специальный случай, Б. Гржимек, назвавший его «реакцией велосипедиста», впервые распознал и описал принцип переориентации. «Велосипедист» означает здесь всякого, кто выгибает спину кверху и давит ногами книзу. Механизм такого поведения виден особенно ясно в тех случаях, когда животное атакует предмет своего гнева с некоторого расстояния, затем, приблизившись, замечает, насколько тот страшен, и тогда, поскольку не может затормозить уже заведенный механизм нападения, изливает свою ярость на какое-нибудь безобидное существо, оказавшееся рядом.

Разумеется, существует бесчисленное множество других форм переориентированных движений; они могут возникать в результате самых разных сочетаний соперничающих побуждений. Описанный конкретный случай с самцом цихлиды важен для нашей темы потому, что аналогичные явления играют решающую роль в семейной и общественной жизни очень многих высших животных и человека. Очевидно, в царстве позвоночных неоднократно и независимо делалось «изобретение», позволяющее не только подавлять агрессию, но и использовать ее для борьбы с враждебным соседом.

Отвод нежелательной агрессии, вызываемой партнером, и ее переориентация в желательном направлении, на соседа по участку, – то, что мы видели в драматическом случае с самцом цихлиды, – конечно же, не является случайным изобретением, которое животное может в критический момент сделать или не сделать. Напротив, оно давно ритуализовано и превратилось в неотъемлемый инстинктивный атрибут данного вида. Все, что мы узнали в 5-й главе о процессе ритуализации, служит прежде всего пониманию того факта, что из переориентированного действия может возникнуть прочно закрепленный ритуал, а вместе с ним и потребность в этом действии – его самостоятельный мотив.

В глубокой древности, приблизительно в конце мелового периода (миллион лет в ту или другую сторону здесь никакой роли не играет!), однажды должна была произойти в точности такая же история, как с индейскими вождями и трубкой (см. 5-ю главу), иначе никакой ритуал не мог бы возникнуть. Ведь один из двух Великих Конструкторов эволюции – Отбор, – чтобы иметь возможность вмешаться, всегда нуждается в какой-то случайно возникшей точке опоры, и ее предоставляет ему его слепой, но прилежный коллега – Изменчивость.

Подобно многим соматическим признакам и многим инстинктивным движениям, индивидуальное развитие – онтогенез – в общих чертах следует тому же пути, что и эволюционное становление. Хотя, строго говоря, в онтогенезе повторяются не последовательные формы предков, а только формы их онтогенезов – как справедливо отметил уже Карл Эрнст фон Бэр, – для наших целей достаточно упрощенного представления. Ритуал, возникший из переориентации нападения, при первом выполнении значительно больше напоминает свой неритуализованный прообраз, чем впоследствии, в окончательном виде. Поэтому у самца цихлиды, начинающего супружескую жизнь, можно вполне отчетливо увидеть, особенно если интенсивность всей реакции не слишком велика, что он, собственно, весьма охотно нанес бы своей юной супруге сильный удар, но в самый последний момент какое-то побуждение иного рода мешает ему, и тогда он предпочитает разрядить свою ярость на соседа. В окончательно сложившейся церемонии «символ» отходит от символизируемого значительно дальше, и происхождение церемонии маскируется как «театральностью» всего действия, так и тем обстоятельством, что оно столь очевидным образом выполняется ради него самого. При этом функция и символика церемонии гораздо заметнее, нежели ее происхождение. Необходим тщательный анализ, чтобы установить, сколько в ней еще содержится в данном случае от первоначально противоречивших друг другу побуждений. Когда мы с моим другом Альфредом Зейцом четверть века назад впервые познакомились с этим ритуалом, функции церемоний «замены» и «приветствия» у цихилид вскоре стали нам вполне ясны, но еще очень долго мы не могли распознать их эволюционное происхождение.

Правда, у первого же из видов, которые были тогда изучены лучше других – у африканского хромиса-красавца – нам сразу бросилось в глаза близкое сходство жестов угрозы и «приветствия». Мы быстро научились различать их и правильно предсказывать, приведет ли данная форма движения к схватке или к образованию пары, но, к своей досаде, долго не могли понять, на основании каких именно признаков мы делали такой вывод. Мы уяснили себе различие только тогда, когда внимательно проанализировали постепенные переходы от серьезных угроз самца своей невесте к церемонии умиротворения. При угрозе самец тормозит рывками, пока совсем не остановится прямо перед самкой, которой угрожает, особенно если он настолько возбужден, что не только импонирует развернутым боком, но и выполняет боковой удар хвостом. При церемонии умиротворения – иначе говоря, «замены» – самец, наоборот, не только не останавливается напротив самки, но подчеркнуто плывет мимо нее, чтобы, проплывая мимо, выполнить церемонию угрозы развернутым боком и удара хвостом. Таким образом, направление, в котором самец производит свою церемонию, подчеркнуто отличается от того, в каком он начал бы движение атаки. Если перед церемонией он неподвижно стоял в воде неподалеку от супруги, то он всегда решительно направляется вперед раньше, чем начинает импонировать и бить хвостом. Это очень отчетливый, почти непосредственно ясный «символ» того, что супруга как раз не является объектом его нападения, а тот объект надо искать где-то дальше в том направлении, куда он плывет.

Чтобы поставить на службу новым целям формы, устаревшие в ходе эволюции, оба Великих Конструктора часто пользуются так называемым изменением функции. Вот несколько примеров смелого полета их фантазии: из проводящей воду жаберной щели они сделали слуховой проход, заполненный воздухом и проводящий звуковые волны; из двух костей челюстного сустава – слуховые косточки; из теменного глаза – железу внутренней секреции (шишковидную железу); из передней лапы рептилии – крыло птицы, и т.д. и т.п. Но все эти перестройки выглядят скромными и нерешительными в сравнении с гениальным маневром: из формы поведения, которая не только первоначально мотивировалась, но и в нынешней своей форме по крайней мере отчасти мотивируется внутривидовой агрессией, простым способом ритуально фиксированной переориентации они сделали умиротворяющее действие. Это не более и не менее как превращение отталкивающего действия агрессии в свою противоположность: как мы видели в главе о ритуализации, обособившаяся церемония превращается в вожделенную самоцель, в потребность, как и любое другое автономное инстинктивное движение. Но именно таким образом она превращается в прочный союз, соединяющий одного партнера с другим. Эта особая церемония умиротворения по самой своей сути такова, что каждый из товарищей по союзу может выполнять ее лишь с другим товарищем, а не с любым индивидом своего вида.