Властелин Руси - Посняков Андрей - Страница 22

• Предыдущая
• 22/71
• Следующая

– О боги! – Вся в поту, Сельма села на ложе. Вернувшийся ближе к ночи супруг похрапывал рядом.

– Хельги, – тихонько позвала женщина. Ярл открыл глаза.

– Мне страшно!

– Да?

– И снятся странные сны… какие-то окровавленные мечи, ладьи с разорванными парусами, кинжалы. Может, позвать завтра толкователей снов?

– Что ж, позови, если хочешь… Скоро я покину тебя.

– Я знаю. Опять поход. Куда на этот раз?

– В Миклагард, град древнего императора Константина.

– А как же полюдье?

– Придется послать верных людей. Новгородская дружина, бояре, купцы – всем нужен Миклагард!

– Новгородцы? При чем здесь они? Или…

– Вот именно, милая! Ты скоро станешь великой княгиней Севера.

– Мне все равно страшно, мой ярл. Тем более после твоих слов. Думаю, путь к власти не прост, хоть ты и родич погибшему Рюрику. Тебе будут мешать.

– Да… я боюсь за тебя и детей. Вам нужно быть осторожней.

– Будем, милый…

Сельма крепко прижалась к мужу – нагая, молодая, белокожая, с глазами, как воды далеких фьордов. Хельги ласково погладил ее по спине. Выгнувшись, словно кошка, женщина тихо застонала.

– Я так ждала тебя, – зашептала она, крепко обнимая ярла…

Молодой парень в крашенном черникой плаще сошел рано утром с небольшой ладьи новгородского купца Словуна, первой из числа кораблей, что закачаются скоро у причалов Ладоги. По низкому берегу стелился от Волхова густой белый туман, так что не было видно другого берега, лишь смутно угадывались покрытые лесом сопки. Поправив плащ, парень направился к городским воротам, еще закрытым ввиду раннего времени; поглядывая на мощные стены, смешался там с толпой приехавших на торг смердов. Мужики, усевшись на молодую травку, перекусывали лепешками с рыбой. Поздоровавшись, подсел к ним и парень. Смерды угостили его жирным лещом:

– На вот, поснедай с нами.

– Благодарствую. А долго еще ждать?

– Да нет, немного осталось. На торжище собрался, паря?

– Да так… Корчму Ермила Кобылы не скажете, как найти?

– Ого, с утра – прямо и в корчму! Вот это дело!

Посмеявшись, мужики объяснили, а потом принялись травить байки. Один рассказал о девах-русалках, другой хвастал уловом – широко разведя руками, показывал размер словленной недавно рыбы. Изрядная выходила рыбина, уж никак не меньше русалки. Мужики смеялись и недоверчиво покачивали головами.

– А я вот вчерась деву на холме у реки видел! Красивая – глаз не оторвать, а уж одета – все золотом блещет – настоящая боярышня!

– Так-таки вся и блещет?

– Ой, не бреши, дед ко Нехряй.

– А, пес с вами, не хотите, не верьте.

Старик перевозчик обиженно махнул рукой. Вытерев рукавом слезящиеся глаза, парень подсел к нему:

– Скажи-ка, господине, ты местный?

– Тутошний, – горделиво кивнул Нехряй.

– А что, правду говорят, супружница князя вашего красива вельми?

– Красива, паря, да не про твою честь! Парень почесал реденькую бородку, признался:

– Я вот в Новгороде с дружками поспорил, что увижу княгиню ладожскую.

– Ой, не простое дело, – дед покачал головою. – Разве что только на праздник какой.

– А все ж таки? Может, сподоблюсь? Да ты расскажи хоть – какая она? Темненькая? Светлая?

– Светлая, – Нехряй почесал затылок. – Ужо на усадебку ее попасть можно.

– А как?

– Да хоть так прийти, запросто, в закупы поверстаться.

– Ну уж, сразу и в закупы, – обиделся парень.

– Только не одному идти, а вон с мужиками-смердами – те припасы повезут, а уж их-то боярышня наша самолично завсегда принимает. Сама и пересчитает, и, ежели надо, взвесит – умна, сметлива.

– А что любит? Может, песни-сказки какие?

– Вот тут уж не знаю, – дед вдруг подозрительно взглянул на парня. – А чего это ты тут выспрашиваешь? Поспорил, говоришь? А вот отведу тебя сейчас к воям…

Сидевшие у пристани смерды вдруг повскакали на ноги и замахали руками:

– Эй, Нехряй! Дед! Перевозчик!

– Ась? – оглянулся Нехряй. – Что такое?

– Уши прочисти, старче! Слышь, с того берега лодку кричат! Перевозчик ты али кто?

– Лодку кричат? – радостно потер руки дед. – Так это мы сейчас… Это мы быстро.

Позабыв про подозрительного парня, он проворно побежал к челноку. Оттолкнулся веслом от пристани, закричал:

– Эй, эй, ждите!

А парень со слезящимися глазами – бочком, тишком – подошел к самым воротам, дождался, когда откроют, и вместе со смердами свободно прошел в город.

– Инда повезло тебе, Онгузе, – сам себе прошептал он, сворачивая к корчме Ермила Кобылы.

А забывший про него перевозчик уже подгребал к тому берегу, принимая на борт челнока двоих – смуглого молодого человека с нездешними, карими, вытянутыми к вискам глазами и русоволосого отрока с круглым лицом и вздернутым кверху носом.

– Добрались, слава Господу! – усевшись в челнок, перекрестился смуглолицый, а отрок незаметно поплевал в воду.

– Никифор! Друже, Никифор, ты ли? Вот те раз! И откуда ж ты здесь? – Хельги от всей души обнял старого друга. – Зачем пожаловал? Иль устал уже от своей глуши? А кто это с тобой, уж не Дивьян ли? Точно – Дивьян! Скажи-ка, как вытянулся – и не узнать. Рад вас видеть обоих, сейчас велю слугам, чтоб накормили…

– Да нам бы…

– Нет, нет, Никифор, не хочу и слушать. О делах потом говорить будешь… Эй, слуга, что там за шум на заднем дворе?

– Смерды привезли дань, господине, хозяйка уже принимает.

– Принимает? Ну, как примет, пусть поднимается сюда, есть тут с кем ей повидаться.

– Не слыхал ли про новгородского гостя Словуна? Обещался первым в Ладоге быть…

– После обо всем, после. Сперва выпьем за встречу!

Хельги потчевал гостей. Никифор, улыбаясь, рассказывал о житье-бытье своего скита, а Дивьян стеснялся и старался забиться подальше в угол.

После ухода Лады-чижи – сестрицы Лады – совсем тяжко ему стало. Одиноко. Скучно, да и соседушка, наволоцкий староста Келагаст, подбирался с наездами – там луг под пастбище заберет, тут – озерко лесное, глянь – уже и часть угодий захапал, дескать, всегда те земли наволоцкому роду принадлежали. А Дивьян что? Один… Тяжко без роду. Однако и в чужом роду плохо – как ни звал, как ни уговаривал Келагаст, а все ж не пошел к нему парень, лучше уж одному жить – да своей усадьбой. Жениться вот только, выбрать кого-нибудь из соседних куневичских девок, они, говорят, работящие. А Лада-чижа, что ж, у нее своя жизнь, и не задержится она надолго в дальней усадьбе покойного старика Конди, ныне принадлежащей Дивьяну. Один, один-одинешенек останется парень, а ушлые соседушки давно уж втянут к земле старого Конди свои длинные загребущие руки. Особенно Келагаст. Пустует, говорит, землица-то! А чего ж ей не пустовать-то, коли некому обрабатывать? Дивьян на сто частей не разорвется. Хорошо хоть помогает еще Лада-чижа. С тяжелым сердцем отпустил ее Дивьян на родную сторонушку, знал – сидит сейчас дева на заимке старого Вячки, дальнего родича. Так, может, и ему, Дивьяну, туда навсегда податься? Нет, с грустью-печалью не совладать потом будет, да и как это – прозябать на чужой стороне, когда собственная земля есть? Вот бы позвать туда кого, да ведь кто пойдет-то к Дивьяну? Скажут – мал еще, едва молоко на губах обсохло, а туда же – в хозяева-однодворцы лезет. Кто он сейчас – малолетний охотник Дишка, ни известности у него, ни авторитета, а вот бы знатным воином – многие б тогда к нему потянулись, и из Келагастовых людей даже.

– Возьми, себе в дружину, – улучив момент, попросился Дивьян. – Не смотри, что мал, – стрелою белку в глаз бью.

– Знаю, – хохотнул Хельги. – Славы, богатства, почестей захотелось?

– Не нужны мне почести, – отрок нахмурился. – А слава и богатство – нужны. Не для себя – род возрождать буду!

– Хорошее дело, – одобрительно отозвался ярл. – Вот что, есть у меня дружина молодшая, командует ею искуснейший воин, Снорри.

– Знаю Снорри! – обрадованно воскликнул Дивьян. – К нему – пойду. Возьмет ли?

• Предыдущая
• 22/71
• Следующая