Властелин Руси - Посняков Андрей - Страница 14

• Предыдущая
• 14/71
• Следующая

– Ты почто нос воротишь от рыжей? – нехорошо усмехнулся Вельвед. – Плетей захотел, отроче? – Глаза его грозно прищурились.

– Н-нет, – запинаясь, ответил отрок. – Я н-ни-чего…

– Смотри у меня! – погрозил посохом волхв. – Позвал всех, кого надо?

– Позвал, господине.

– Ну, хоть так, – волхв замолчал, обернулся. – .Эти чего ждут? – Он указал на группу парней, переминавшихся с ноги на ногу неподалеку.

– Известно чего – оплаты! – хохотнул круглолицый Кувор. – Кто кричал, кто подпевал, кто приплясывал. Все, как ты велел, господине!

– Ах, да, – Вельвед почесал бороду и прищелкнул пальцами. – Войтигор, проплати. – Он снял с пояса калиту и протянул высокому волхву с длинным носом. Пожаловался:

– Мне бы еще Колимога проверить. Где он, на Подоле?

– На Щековице должен.

– Эх, не близко… Ну, поскакал я. Ты серебришко-то зря не трать, Войтигоре, я ведь проверю, – взгромоздясь на лошадь, на прощанье погрозил посохом он.

Проводив его взглядом, Войтигор подозвал парней:

– Тебе резана, тебе, тебе… а вам – на двоих одна!

– Почто так, волхвоче?

– А невпопад выкрикивали! В следующий раз будете, как надо. Ну, все, что ли? – Он обернулся. – Идем в корчму, брат Куворе? Бражки хлебнем, чай, заработали.

– Идем, – ухмыльнулся Кувор. – Стой. А этот гусь где? Эй, Велимор!

– Тут я, в кусточках, – послышался из-за берез тоненький жалобный голос. – Живот прихватило.

– От страха, верно! – Войтигор засмеялся. – Эвон как плетей испугался. А и поделом – не гневи Вельведа, что скажет, то и сполняй!

– Да я ж и сполняю… – глухо ответили из темноты.

Не вернулись Ярил с Порубором и к пятнице. Напрасно все глаза проглядела Любима – не покажется ли за воротами суженый? Нет, не показался. Сам Зверин головою качал, на дочку глядючи. Не выдержал, послал ближе к полудню на торг – пущай дщерь проветрится, инда извелась вся.

– Паволоки купи себе на рубаху летнюю, да замок на амбар новый, – отсчитывая серебряные дирхемы, строго напутствовал Зверин. – Калитой зря не сверкай, да до темна не шатайся, народишко на торгу разный ходит – татей хватает.

– Ужо не беспокойся, батюшка, – уходя, поклонилась дева, поплотней запахнула платок – небо-то не как вчера – хмурилось, вот-вот заплачет дождем, а то и мокрым снегом.

Выйдя на улицу – грязи-то! – Любима повернула рыло назад, спросить у батюшки лошадь, да встретила подружку-веселушку, рыжую Речку. Та заулыбалась, замахала рукою, подбежав, обняла:

– Куда ж, подруженька, путь держишь? Али батюшка к нам отпустил?

– Не, не отпустил, – Любима грустно улыбнулась. – На торг послал, за замком да паволоками. Дома-то сидючи, уж извелась вся – что-то не идут наши, не случилось ли с ними чего?

– Не журись, подруженька, дорожка-то у них дальняя… А давай-ко и я с тобой на торг загляну?

– Давай! – обрадовалась Любима. – Вместе-то все веселее.

Обойдя глубокую лужу, свернули к Подолу, чуть поднялись ко Градку, прошлись мосточком, спустились – во-он он, Подол, далеко тянется! Маячат крышами дома-усадебки, с садами, амбарами, хлевами. По левую руку, чуть ближе к Глубочице-речке – кузницы, кажется по всему Подолу наковален звон слышен. С правой стороны, на высоком холме – укрепленный град – детинец с высокой стеной, с башнями, из крепких бревен сложенными. Перед стеною ров – перекинут узенький мостик, в случае чего раз – и нет его. От рва почти до пристани, через весь Подол, вал – не от врага, от пожаров. Пожар – дело страшное, не убежишь от него, не скроешься, оглянуться не успеешь, как все, что рук не покладая копил, в прах обернется. Потому и боялись пожара, особенно коли лето стояло в сухости. Для того и на торжище колодцы выкопаны. Мимо них-то и прошли девы, отгоняя назойливых сбитенщиков да лепешечников – и без того сыты.

– Вона, замочники, – указала пальцем Речка. – За стремянниками да копейщиками.

– Сама знаю, что за копейщиками. Туда и идем… Эй, господине, замки добрые есть ли?

– Как не быть, краса-дева? Тебе для чего замок-то? Поди, для амбара?

– Угадал, для амбара.

– Ну, вот этот бери, не пожалеешь. – Кузнец или его помощник вытащил из груды лежавших на деревянном прилавке-рядке замков один, щелкнул по нему ногтем. Звонко зазвенело железо, словно колокол в храме распятого бога, что сложили не так давно на Подоле ромейские купцы-гости.

– Беру, – кивнула Любима, не глядя. Ткнула в бок засмотревшуюся на мониста Речку. – Пошли, нам еще паволоки купить надо.

Купили и паволоки у сурожца, светло-зеленые, голубые, розовые. Любима взглянула в небо – хоть и смурно, да до темна еще далеко вроде. А тут и Речка:

– А пошли-кось в одно место сходим. Ну, куда в тот раз волхвы звали.

– Да, весело тогда было, – улыбнулась Любима. – Можно бы и зайти, время есть. А куда они звали?

– Да недалеко тут, почти что пристани изба.

– Ого! Хорошо хоть не на Щековицу. Что ж, идем поглядим… А не рано?

– Да не рано, – беспечно махнула рукою Речка. – Там, когда ни приди, завсегда рады.

Их и вправду встретили радушно – чуть ли на шею не кинулись. Кроме уже знакомых волхвов – носатого с кругломордым и отрока Велимора – в просторной избе находился еще и высокий жилистый старик с густой бородой и какими-то бесцветными, глубоко посаженными глазами. На шее старика болталось ожерелье из высушенных змеиных голов.

– Это наш старший, Колимог-волхв, – нагнувшись, шепнул Велимор, и, по-девчачьи поправив волосы, предложил: – Да вы раздевайтесь, – он предупредительно вытянул вперед руки, – и не стойте в дверях, проходите в горницу.

Гостьи переглянулись, хихикнули – в горницу так в горницу.

В горнице – довольно просторной для обычного глинобитного дома – дымился сложенный в углу очаг. В подвешенном над очагом котле шипело-булькало варево, и синий дым, клубясь, поднимался к волоковой дыре в крыше. Потрескивая и чадя, горели два светильника по углам, прыгали по стенам угловатые тени. Полумрак, широкие лавки вдоль стен, застланные мягкими шкурами… не слишком ли мягкими? Что-то на миг насторожило вдруг Любиму – то ли эти широкие лавки, то ли странный запах варева в котле, то ли медоточивые улыбки волхвов. Уйти отсюда, что ли? Да нет, Речке вроде бы нравится – вон как ухлестывает за ней Велимор-отрок. То прижмется как бы невзначай, то заглянет в глаза, то по руке погладит. А Речка аж вся млеет. Эх, дева, дева… Немного погодя появились и другие гости, тоже все молодые девчонки. Заходили запросто, бросали на лавку шубы, кивали волхвам, как старым знакомым, переглядывались, шептались о чем-то, смеялись – обычные посиделки. И что с того, что кругом волхвы?

В горнице быстро стало жарко, запахло сладкими благовониями – Любима даже хотела попросить кого-нибудь из хозяев распахнуть дверь… Однако увидала, как молодой волхв, наоборот, вставил в пазы засов.

– Испейте, гостюшки дорогие! – Велимор с поклоном и улыбкой на устах поставил прямо на глинобитный пол большие деревянные кружки.

Гостьи выпили почти разом, правда, Любима лишь пригубила – кто знает почему? Наверное, вспомнила слащавые улыбки волхвов?

На середину горницы вышел молодой волхв Велимор, пригладив волосы, в руке бубен:

– О Мокоши – сырой-земле! – вслед за остальными волхвами хором повторили все.

– Плывет по небу лыбедь-птица, – продолжал отрок.

– Бьет сине молния! – повторили волхвы.

Старец со змеиным ожерельем пристально оглядел девок и незаметно для них подмигнул Велимору. Тот, кивнув, поднял вверх бубен. Заколотил, заколошматил все чаще и чаще:

– Бом-бом! Бом-бом!

• Предыдущая
• 14/71
• Следующая