Беседы с Джедом №1 (ЛП) - МакКенна Джед - Страница 7

— Верно, — говорит она, — и он начинает что-то делать. Он идёт в район пролов, говорит с м-ром Чаррингтоном, покупает старинную вещицу — стекляшку с куском коралла, верно?

— Да, он в промежутке между мирами, прямо как ты сейчас. Ты оставила нормальную жизнь, какой бы они ни была, и можешь спустя какое-то время уйти отсюда, разочарованная, а можешь выяснить для себя, где прочерчена линия.

— А комната 101?

— Ты мне скажи.

— Думаю, это последняя завеса, то, что мы считаем самым дорогим, дороже всего остального, верно? Именно здесь отбирают это последнее, так? Это как настроить преданного христианина против Бога.

— Не против, — говорю я. — Никого не переманивают на другую сторону. Речь не об отречении от Бога, речь о разрушении Бога, когда Будду не просто убивают, но вырывают с корнем из сердца и ума. Как говорит О’Брайен, здесь нет мучеников. Любовь Уинстона к Джулии — это последний бастион его я. Даже когда они приносят свои клятвы присоединиться к братству, это остаётся единственной вещью, которую они не готовы сделать, верно? Они согласны плеснуть кислотой в лицо ребёнка, распространять венерические болезни, даже совершить самоубийство, но они не согласны расстаться друг с другом, верно?

— Да, — говорит она. — Они чувствовали, что партии не дотянуться до их любви.

— И вот где стирается последний след фальшивого я. Вот что происходит в комнате 101. После долгого процесса умирания мы наконец умираем.

— А после этого?

— Готовы.

— Но ведь в конце книги Уинстон, — говорит она, — какое-то время спустя снова сидит в кафе «Под каштаном», попивая джин «Победа», но теперь он просто пустая оболочка. Он больше даже не человек.

— Духовные искатели говорят о непривязанности, словно это потрясная штука, но как ты думаешь, что это такое на самом деле?

— Не знаю. В миру, но не от мира, что-то вроде этого?

— Это пробуждение в сновидении. Пробуждение из сновидения означает, что ты эмоционально отключена от парадигмы царства сновидений. Это происходит не в результате медитации или озарения, это результат разрыва эмоциональных связей, посредством которых мы делаем реальность реальной. Мы должны оживлять нашу личную реальность, потому что в ней нет собственной жизни. Мы берём плоское, двухмерное сновидение и вдыхаем в него свою эмоциональную энергию. Вот как мы втягиваемся в фальшивую жизнь. Если мы перестаём вдыхать жизнь и краски в царство сновидений, оно сдувается обратно в свою плоскую чёрно-белую ТВ-реальность. Всё, что казалось важным, превращается в простой спектакль. Очевидно, что ничто не важно, ничто не лучше и не хуже, ничто не имеет смысла, и когда мы позволяем себе видеть так, царство сновидений схлопывается. Вот что такое на самом деле непривязанность. Вся жизнь становится чем-то вроде просмотра мыльной оперы, полной персонажей, до которых тебе нет дела, на языке, который ты не понимаешь, но здесь нечем заняться, поэтому ты просто наблюдаешь. Пробуждённый человек пробуждается не к реальности, но от неё. Вот где находится Уинстон в конце книги. И Джулия тоже. Эти двое, чья любовь была основой их бытия, теперь совершенно равнодушны друг к другу. Они предали друг друга, продали друг друга и сделали это как нечто само собой разумеющееся. Под развесистым каштаном продали средь бела дня — я тебя, а ты меня.[7] Ни одна искорка их любви не выжила. Комната 101 сделала своё дело. О’Брайен сделал своё дело.

— Но у вас же не так, — говорит она. — Вы не такой равнодушный.

— Я наблюдаю мир и пытаюсь проявить интерес, но я больше не оживляю его. Я не могу создавать иллюзию важности, поэтому мир никогда не поднимается выше уровня спектакля. Я делаю усилие, чтобы оставаться увлечённым спектаклем, потому что не терплю скуки, но это не так легко, как может показаться.

* * *

— Пока всё это в своём роде академично и забавно, — говорю я Терезе, — но теперь ты должна спросить себя: если бы ты была Уинстоном в начале книги и знала, что произойдёт дальше, пошла бы ты в министерство любви, чтобы тебя подвергли долгой пытке с кульминацией в комнате 101, чтобы стать Уинстоном в конце книги? Поменяй ярлык зомбиобразного состояния Уинстона и Джулии в конце книги с «расчеловеченное» на «просветлённое» и спроси себя, согласилась бы ты добровольно пройти через то же, что они, через месяцы и годы страданий, чтобы прийти к тому же состоянию, что они? Если просветление на самом деле таково, хочешь ли ты его на самом деле?

— Конечно, нет, — отвечает она без колебаний.

— Конечно, нет, — соглашаюсь я. — Сама идея смехотворна. Это не провал духовного супермаркета в попытке предложить ужас такого рода, а его успех, что он защищает нас от него.

— Но вы же прошли через этого.

— Как и Уинстон, я никогда не делал выбора, я просто шёл по следу, который закончился у края скалы. Я просидел с О’Брайеном в той комнате пыток примерно два года, как и Уинстон, ожидая, что это никогда закончится, ожидая, что и дальше не будет ничего, кроме страдания и смерти в конце концов. Такое нельзя выбрать сознательно. Тот, кто знал бы заранее о кислотных ваннах для растворения эго, не пошёл бы по следу, а драпанул со всех ног. Уинстона в конце «1984» в кафе «Под каштаном» и маленького сироту Исмаила, плывущего в гробу в конце «Моби Дика», — их обоих можно рассматривать как результаты процесса пробуждения. Не того пробуждения, которое мы находим в проходах нью-эйджевских собраний, на сатсангах и у ног гуру. Это другое пробуждение, такое, которое выглядит как клетка с голодными крысами, привязанная к твоему лицу. Как такое продать? Да и зачем пытаться? С позиции состояния закрытых глаз всё вверх тормашками: невежество — это благословение, неправильное это правильное, а министерство правды, что в равной степени иронично, это духовный супермаркет. Дважды два пять, или три, или Армагеддон, или мятный сироп, но цена, которую ты платишь за выяснение этого для себя — всё, а «1984» и «Моби Дик» дают лишь слабое представление о том, как это выглядит на самом деле.

* * *

Я не знаю, действую ли я в интересах Терезы, рассказывая ей всё это, потому что я не знаю ничего, я просто делаю, что делаю. Кто-то приходит и садится рядом со мной в моём кафе «Под каштаном», и если мне задают вопрос, я отвечаю.

Я даю себе ненадолго волю, чтобы ради точности (но и риска показаться высокомерным) высказаться откровенно. Я (кхе-кхе) духовно просветлённый. Извините за бесцеремонность, но это неопровержимый факт. Я осознал истину. Я пробуждён. Мои глаза открыты. Я вижу всё, что есть, и не вижу того, чего нет. Я знаю всё, что истинно, и не знаю ничего, что ложно. Я совершенный мастер. Моё состояние абсолютно: можно быть равным мне, но нельзя меня превзойти. Хорошо? Хорошо.

Не слишком ли это высокомерно? Думаешь, моё ничтожное эго нуждается в том, чтобы ты поверил в мою уникальность, чтобы и я мог поверить в неё? Надеюсь, ты можешь видеть вещи насквозь, тем более что эти высокомерные утверждения относятся не лично ко мне, а к внеличному состояния и в равной степени могут быть отнесены к любому пробуждённому.