Горец. Гром победы - Старицкий Дмитрий - Страница 16

– Вы, случайно, не в контрразведке служите? – мило улыбнулся лейтенант.

Он вообще был хорошо воспитан и имел неплохие манеры. В отличие от меня.

– Для имперской контрразведки надо иметь окончание фамилии на «-форт», – усмехнулся я, припомнив, как сам штурмовал контрразведку в Будвице. – А у меня только «-верт». И то недавно. Я занимаюсь заводами, железной дорогой и строительством. Немного коневодством. Но это уже так, хобби. Немного наукой – я доктор химии.

– Какого университета?

– Швицкого горного института.

– Кажется, я про вас что-то читал, связанное с химией… – попытался он вспомнить. – И не так давно. Там еще было про пояса для женских чулок.

Но я его перебил с легким раздражением:

– Это не суть важно. Если хотите, то курите, лейтенант.

– Я не курю, ваше превосходительство. Мне достаточно этого великолепного вина.

– Тем лучше. Я тоже никогда не курил. Но вы не ответили на мой вопрос.

– Я окончил добровольческие курсы офицеров национальной гвардии при Инженерной школе. Для студентов. Это избавляло от призыва на срочную службу рядовым. После этих курсов нам присвоили звания лейтенантов инженерных войск. И еще курсы повышения квалификации офицера при поступлении на службу в армию. Больше я военному делу нигде не учился.

– Вы инженер. Почему тогда пехота?

– Так получилось. В инженерные войска меня не хотели брать из-за моей скандальной репутации в инженерных кругах, а в артиллерии у нас по традиции, как и в кавалерии, представители старых фамилий заправляют. Дореволюционных. Из недобитых в революцию аристократов. Я для них плебей. Остался для меня только самый демократичный род войск. Но и там я даже до ротного командира не дослужился. Хотел выйти в отставку и уехать в колонии, но тут началась война…

– А что такого страшного случилось в инженерных кругах?

– Вы понимаете в технике, ваше превосходительство? Или только в химии?

– У меня диплом техника-механика, – похвастал я, – и мантия почетного доктора Будвицкого политеха.

– Уже лучше. Значит, вы представляете себе процесс плавки стали?

– Более или менее. В общих чертах.

– Так вот я изобрел новую печь, в которой можно получать сталь с заранее заданными свойствами. – И он гордо выпрямился в кресле, ожидая аплодисментов.

Оба-на… Я весь превратился в одно большое ухо. И, чтобы проверить, не прожектер ли он пустозвонный, кинул идейку под видом вопроса:

– Конвертер с кислородным наддувом?

– Нет, не конвертер. Его изобрели до меня. Правда, я не слышал никогда про кислородный наддув. Только про воздушный.

Кувшин опустел, и я кликнул часового, который снаружи караулил бильярдную комнату, чтобы нам никто не помешал, и приказал доставить еще вина. Такого же…

Повернувшись к инженеру-пехотинцу, пояснил:

– Как химик я считаю, что наддув чистого кислорода будет продуктивней наддува просто воздухом. Участвует в реакции окисления только кислород. Остальные газы – балласт. Только отравляют атмосферу.

Ну не говорить же ему, что в моем мире электродуговой и кислородно-конвертерный способы плавки сталей давно уже вытеснили все остальные, кроме совсем уж отсталых мест. Но вся проблема заключается в получении чистого кислорода в промышленных количествах. А это – криогенная аппаратура, совсем недоступная здесь по уровню технологий. В первую очередь из-за отсутствия магистрального электричества большой мощности.

– Интересная мысль, – поддакнул мне лейтенант.

– Но пока неосуществимая, – добавил я. – Это вам не баллон накачать для ацетиленовой сварки. Это сотни тонн. Так что представляет собой ваша печь? Она запатентована?

– Да, запатентована. Как же иначе? – И лейтенант мне прочитал целую лекцию про существующие в этом мире способы плавки сталей, из которой я понял только одно – его печь чем-то смахивает на земной мартен.

– Вам дали построить такую печь?

– Только одну. Маленькую. Макетную. На пятьсот килограммов металла. Для доказательства эксперимента за счет государства при защите важного патента. А потом ни один фабрикант не пожелал со мной связываться, считая, что эксплуатация рабочего на пудлинге им обходится дешевле новых капитальных вложений. Прибыль их кумир, а сверхприбыль – бог.

– И чем ваша печка отличается от тигельной плавки спецсталей?

– Количеством. Можно сразу получить две с половиной тонны стали за одну плавку в течение пяти часов. Представляете масштаб? Если грубо обобщать, то выход в сутки – пять тонн стали при двухсменном режиме. А футеровку днища печи заменять только через две сотни плавок. Тигель же, если он только не платиновый, одноразов. И у меня есть расчеты, здесь уже сделал от скуки, что возможно построить печь, дающую пять тонн стали за одну плавку, и объединить ее сразу с прокатным станом. Чтобы не нагревать снова болванку для прокатки.

– Так за что же вас коллеги подвергли остракизму?

– Я нарушил молчаливое соглашение фабрикантов и инженеров в отношении рабочих. Стал фабрикантов клеймить позором в печати, что они не видят дальше своего носа. В ответ мне прилепили кличку социалиста, хотя я не считаю, что люди равны по своей природе, а моя печь как раз у рабочих отнимает их места на заводах. Мне просто везде дали от ворот поворот. Бойкот работодателей называется. А позже и вовсе занесли в черный список неблагонадежных для существования конституционного строя республики. Государственная служба для меня также закрылась. Осталась только армия, где пока в пехоту берут всех. Но и тут я не пришелся ко двору. Пехотные офицеры, которые произошли от революционных солдат, быстро у нас превращаются в наследственную касту. Мне не раз давали понять, что я занимаю чье-то место, которое не мое «по праву». Вот я и собрался подать в отставку и уехать на южный континент в колонии. Конкретно в Габонию, где есть хорошая железная руда и недалеко от нее известняк правильной породы, что, кстати, встречается не так уж часто. И построить свою печь там, чтобы не возить туда рельсы из метрополии морем – там как раз собрались железную дорогу строить. Даже списался с губернатором и получил его принципиальное согласие. Но тут война… плен… Я удовлетворил ваше любопытство, ваше превосходительство?

– Да, – согласился я. – Вполне.

Тут нам принесли новый кувшин с вином, и я разлил немного по фужерам.

Попробовав и удостоверившись, что оно идентично предыдущему, лейтенант задал несколько наглый вопрос:

– Кстати, если вы армейский майор по рангу, то почему вас все титулуют превосходительством? Даже наш комендант, который страшный уставщик.

– Я придворный генерал. Камергер его светлости герцога Ремидия, которому принадлежит этот замок и эта долина на правах домена. Вы все здесь его гости.

– Гостей можно было бы и лучше кормить, – усмехнулся лейтенант.

– Ну, на то есть инструкция от императора. Вы не будете ни на грамм получать больше довольствия, чем получают у вас наши пленные. Принцип зеркальной справедливости.

– А если наши идиоты из правительства начнут ваших пленных морить голодом?

– Тогда в дело вступает другой принцип: кто не работает, тот не ест. Кстати, такой плакат висит над воротами каждого лагеря военнопленных для рядовых солдат.

– Ваше превосходительство, мне кажется, что именно вы – социалист, – усмехнулся он.

– Ни в коем разе. Я считаю умственный труд такой же работой, как и физический. Кого терпеть не могу, так это рантье.

– А кто их любит? – буркнул инженер.

– Вам тут, дорогой Эдмо, не надоело сидеть? – приступил я к осаде.

– Надоело, как и всем.

– Тогда у меня есть к вам предложение, подкупающее своей новизной…

– Ну-с, с этого надо было и начинать… – Глаза Муранта засверкали молниями. – На врага я работать не буду. Пусть опухну со скуки здесь. – Лейтенант поставил бокал на стол, встал с кресла и застегнул пуговицу у ворота. – Честь имею, ваше превосходительство. Благодарю за вино и приятную беседу. Позвольте откланяться.