Ловец Душ (СИ) - "Этьен Моро" - Страница 47

— И то, верно, — коротко согласился Северин, черпающий из объемистой глиняной же миски упревшую кашу с редкими прожилками мяса.

— Ведь ты подумай! Каких чудищ живьем видали, да что там, бивали кого: и тварей ночных без счета, и флорианцев, и разбойников каких-то даже зацепили.

— Точно, точно, — забормотал с набитым ртом солдат, рванув в сторону сундука, где кучей были свалены их пожитки.

Достав наружу свою поясную сумку, Сигмар облегченно выдохнул, нащупав знакомый сверток.

— Вот она — наша награда, — развернув ткань, передал Северин добытый в бою изумруд контрабандисту.

Эйнар, довольно усмехнувшись, осмотрел камень, и, приложившись к чарке, подытожил:

— С этим-то богатством нам теперь и на тысячу талеров наплевать, что колдун себе зажилить решил.

— Твоя правда, — благоговейно принял камень, Сигмар, положив его обратно в поясную сумку, и, немного поразмыслив, добавил, — Только огорчу тебя, друже, но рано нам еще праздновать. Сидим тут, без замка запертые, чуть попадемся лазутчикам Ордена тут же и крышка нам, если раньше чародей княжеский до нас не доберется. От войны мы тоже не убежали — город осажден, прорва людей под стенами стоит. Да еще и… Словом, горько, друже, думать о грядущем.

— Хах, а ты и не думай, выпей лучше — усмехнувшись, принялся разливать по кружкам кислое вино из неказистого кувшина контрабандист.

Внезапный порыв ветра растрепал огненно-рыжие пряди волос монаха, стоящего в отдалении от большого походного шатра герцога Флориана. Ярун поднял глаза и увидел, как беспросветный, сплошной вал темно-серых, почти черных туч стремительно надвигается на огромный город. Закатное солнце, скрылось за пеленой облаков, и лагерь наступающих войск погрузился в промозглые сумерки.

— Ваша Светлость, умоляю, ударьте всеми силами немедленно. Мы не можем ждать ни минуты, иначе все… Все будет потеряно! — воздел иссушенные старческой худобой руки к небу Верховный иерарх Храма Незримого.

Облаченный в бархатный камзол герцог восседал на искусно выполненном из красного дерева троне, украшенном серебряной и золотой чеканкой. В задумчивости он снял увенчивавшую его массивную золотую корону и, пригладив рукой густую копну иссиня-черных волос, водрузил ее обратно. Во взгляде его проницательных карих глаз сквозила почти осязаемая тревога. Наконец, вздохнув, герцог поднял взор на облаченную в белоснежную мантию фигуру иерарха:

— Что можешь обещать ты мне, отче?

— Не могу обещать вам хорошего, не могу посулить победу, ничего не могу сказать я, кроме одного — судьба не трона Сиртийского решается ныне, но судьба всего человечества, — распростертой рукой указал на своего спутника храмовник.

— Говори, — отрывисто произнес правитель, внимательно оглядев крепко сбитого монаха.

— Мы преследовали двух порученцев Атмара в Суравских лесах. Чародей, что служит узурпатору, давно уже ходит под надзором Благих людей. По всем землям вокруг Сирта, и дальше, в самой Алефтарии, везде сновали лазутчики этих нечестивцев, — издалека начал свой рассказ брат Виллегер.

— Это я знаю, переходи к делу, — нетерпеливо перебил монаха Флориан.

— Не раньше трех месяцев назад восьмеро из свиты были собраны, дело встало лишь за самим Жнецом. И у них удалось… — склонил виновато голову Виллегер.

— Удалось что, болезный? — начал понемногу свирепеть Флориан.

— Идол Проклятого в Старгороде! — вступил в беседу иерарх, — теперь ничто не удержит этого глупца Атмара, кроме вас. Ударьте немедленно, господин, пока Пророчество не осуществилось.

— И мрак окутает землю, и смерть будет властвовать над миром живых, — задумчиво повторил шепотом герцог и уже громко добавил, — правда ли в этом, отче? Стоят ли жизни тысяч добрых воинов твоего слова?

— То не мои слова, Ваша Светлость, но древнее знание, оберегаемое Храмом. Любая жертва не будет напрасна, ибо стоим мы не против людей, но против исконного, чистейшего Зла. И весь мир рухнет в небытие, если мы проиграем эту битву.

В воздухе повисло молчание, прерываемое лишь тяжелым дыханием храмовника.

— Реймир, — повернулся герцог в сторону незаметной фигуры, притаившейся в темном углу шатра, — передай мой приказ командующим — пусть выступают всеми силами немедленно.

Приказ был отдан и отлаженная военная машина Флориана начала свою работу. Ратники, понукаемые десятниками и старшинами, высыпали наружу из трепещущих под порывами ветра шатров и палаток. Ручейки из ежащихся от внезапно нахлынувшего морозца людей сливались в потоки и целые реки. Боевые порядки выстраивались перед выжженными дотла городскими слободами. Обслуга камнеметов кинулась к своим орудиям, заряжая их заранее запасенными громадными валунами. Пехотные отряды заняли выстроенные из бревен, щедро политых снаружи водой, высоченные осадные башни, ухватились за вязанные из длинных жердей лестницы, набились внутрь широких таранов, крыши которых были внахлест обшиты задубелыми воловьими шкурами. Закованные в доспехи бароны и виконты также заняли места подле своих людей, ожидая главного приказа.

Растворились невесомым облачком пара в холодном воздухе негромкие слова, произнесенные герцогом Флорианом:

— Вперед, на стены.

И тут же взвыли тяжким стоном, обрывающим сердце, сотни труб и рогов, возвещая о начале атаки. Засвистели каменные снаряды, обрушившиеся на могучие стены столицы, заскрежетали стянутые железными обручами, дубовые колеса, осадных машин. Многотысячная людская масса двинулась вперед, гремя сталью, скрипя дубленой кожей, выкрикивая ругательства и призывая проклятья на головы осажденных.

Битва за Старгород началась.

Жалобно поскрипывала железными петлями запертая дверь, ходившая ходуном под натиском ветра, со звериным воем проносящегося по замковым подземельям. Утробный гул заглушал все остальные звуки, и только приблизившись вплотную к двум едва заметным во мраке силуэтам, можно было услышать вкрадчивый баритон Малика:

— Мой князь, нет иного пути, дабы пробудить сокрытого в камне Владыку.

— Что ж я, по-твоему, совсем ополоумел, а, колдун? — рванув себя за ворот, словно бы задыхаясь, вопросил Атмар.

— Без тени сомнения ты отдал приказ сжечь целый город, негоже теперь колебаться в таком простом деле. Ужель резать глотки тысячам менее противно совести, чем принести всего лишь одну жертву?

Правитель оглядел скрадываемые темнотой очертания изваяний, задержавшись взглядом на самом главном-притаившийся в глубине каменного одеяния скалящийся череп, казалось, заглядывал своими пустыми глазницами в самую глубину души Атмара, отчего тревожно замирало сердце.

— Погубил ты меня, колдун, всего, без остатка, — с невыразимой горечью в голосе, наконец, ответил князь своему спутнику и отрывисто добавил — веди пленника.

Распахнулась дверь и в небольшой зал без единого окна, скупо освещаемый лишь несколькими коптящими факелами, вошел Молчаливый, тянущий за собой клацающего зубами, израненного флорианца. Повинуясь едва заметному жесту Малика, слуга рывком поставил пленника на колени перед изваянием Жнеца.

— Пора, мой князь, — протянул правителю рукоять кинжала с хищно изогнутым, тонким острием Малик.

Непонятное чувство отрешенного спокойствия, вдруг захлестнуло Атмара без остатка, едва он принял в свои руки смертельное оружие. Его тело словно бы перестало повиноваться ему. Оставаясь безмолвным наблюдателем, князь широко шагнул в сторону статуи и, ухватившись за голову, единым движением перехватил горло несчастного.

— Гаэль эсма, Саар-Хе, — едва слышно произнесли омертвевшие губы правителя.

Оттолкнув обмякшее тело в сторону изваяния, Атмар раскрыл ладонь, выпустив из рук кинжал, жалобно звякнувший от удара о каменный пол.

— Ты обманул меня, — на полуслове прервался правитель, охнув от внезапно пронзившей сердце огненной боли.

— А ты, я смотрю, уже разучился кланяться? — усмехнулся, сверкнув фиолетовой радужкой глаз, Владыка тьмы.