Ветер с Варяжского моря - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 90

• Предыдущая
• 90/107
• Следующая

– Ходят, душа моя, по славному Новгороду слухи, – сказал дочери Столпосвет, решив, что пришло время для важной беседы.

– Тебе ли, батюшко, Новгорода не знать! – ответила ему Ильмера. – Когда же бывало, чтобы по нему слухи не ходили? А коли опять мужа моего бранят, то это пустое: сам князь ему свою дружбу подтвердил.

– Был здесь недавно боярин Разумей, – заговорил Борислав. – И ныне чуть не в пожарное било стучит. Что, говорит, делают в Ладоге с нашим князем, с ума его сводят, заворожили дурной ворожбой.

– Как так – с ума сводят? Какая ворожба?

– А вот такая, – пояснил ей отец. – Говорит, что есть у тебя в челяди девка, вроде даже ключница, и что князь к ней любовь возымел великую. Ради нее будто сюда ездит и подолгу гостит, и даже в суде своем ее совета слушает.

Ильмера изумленно обводила глазами родичей.

– Не эта ли, что на стол подавала? – спросил у нее Борислав. – С русой косой да голубой лентой? Видно, она – хороша девка!

– Эта, эта самая! – едко вставила жена Креплея, Услада. Она с самого своего появления здесь невзлюбила Загляду. – Был бы князь сейчас здесь – только возле ее подола его бы и видели! Глядеть зазорно!

– Хороша-то хороша! Да не дело это! – строго сказал Столпосвет. – Говорят уже люди, будто хочет князь весь Новгород опозорить, в жены взять холопку-ключницу и на княжеский стол ее с собою посадить. А новгородцы такого не потерпят! Наш род княжеский от Дажьбога ведется!

– Погоди, батюшко, гневаться! – воскликнула Ильмера. – Вот что Разумей-то замыслил – князя опозорить да и меня вместе с ним! И ты хороша, матушка! – напустилась она на Усладу. – Чем тебе-то моя девка помешала! Уж не ты ли в Новгороде родичам наболтала?

– Бабы на торгу болтают, а я правду говорю! – запальчиво воскликнула Услада, низенькая и пухленькая, несмотря на молодость, круглолицая и румяная боярыня.

Она сама могла бы зваться красивой, если бы не была так пышна. Стройный стан Загляды вызывал у нее жгучую зависть, а мысль, что дочь какого-то купчишки удостоилась любви князя, – бурное негодование.

Посадник Креплей поморщился, с неудовольствием поглядел на жену. Ему казались унизительными эти бабьи раздоры. Будучи и сам мужчиной, он не видел ничего плохого в увлечении князя. А чтобы жениться на купеческой дочери – такого все равно быть не может.

– Может, все налгали люди? – с надеждой спросил Борислав у Ильмеры. Он тоже видел Загляду и вполне понимал молодого князя.

– На одно верное слово десять ложных! – горячо ответила Ильмера. Ее до сих пор мучала совесть при мысли о том, что девушка, когда-то порученная ее заботам, чуть не попала в рабыни, и теперь она стремилась уберечь Загляду от малейшего дурного слова. – Углядел ты, брате, верно – про сию девку речь и ведется. Только она не холопка, а купеческая дочь. Отец ее, Милута, с княжеской грамотой за Варяжское море уплыл с Олавом нурманским ряд[221] утвердить, а дочь его у меня живет, отца дожидается.

– Уж и то хорошо! – шепнула Прекраса.

Она не пропускала ни единого слова, внимательно смотрела на каждого говорившего. Княгиня Малфрида послала ее сюда вместе со Столпосветом, которому она приходилась дальней родней, чтобы разузнать побольше. Но и самой Прекрасе было любопытно, поскольку она не осталась равнодушна к красоте и удали князя Вышеслава. Только вот видеть его ей приходилось не так уж часто.

– Как ни есть – купеческая дочь князю не чета! – вызывающе воскликнула Услада. – Не бывало такого, чтоб купеческие дочери княгинями делались!

– Погоди! Помолчи-ка, боярыня! – остановил ее Борислав. – Может, и про любовь князеву к ней все неправда?

– Прикажешь ли сердцу молодецкому, брате? – спросила у него Ильмера. – Не солгу: князю она по сердцу. Да только она о своей чести помнит, на чужое не зарится. Княгинею нашей она быть не думает.

– Кому знать, что она там думает! – снова вмешалась Услада. – Они, торговые люди, о своем прибытке тоже не забудут – по-ихнему, кто побольше урвал, тот и честен! Заморочит она князя…

– Чего не бывало? – заговорил Столпосвет. – Сердцу молодецкому не прикажешь, это ты верно сказала. Да и девка, понимаю, хороша, и похуже, бывало, людей разума лишали. Коли Вышеслав и на суде ее совета слушает, то дальше всего можно ждать. Захочет – и женится, а гнать его со стола, с киевским князем снова воевать – таких удалых нынче в Новгороде нету, Добрыня с Путятой восемь лет назад последних перебили. Да только княжеский стол мы позорить не дадим. Коли говоришь, что девка честная – тебе видней, у тебя она живет, – то мы с ней и обойдемся честно. Надо ее замуж выдать. Жениха найдем доброго, хоть из купцов – для нее будет привычно…

– Из купцов не пойдет! – возразила Услада. – Купец за море уплывет, а она останется…

– Ну, из воев. Десятник, а то и сотник ей не обидный жених.

– А вои воевать ходят. Того гляди убьют – и сидит себе молодая вдова…

– Так из бояр кого найдем! – теряя терпение, Столпосвет был готов на все. – Приданое ведь у нее есть, да я от себя добавлю! Да и лучше за боярина – пусть он увезет ее в село, от князя подальше. Да и князь боярина обидеть не посмеет.

– Вы, коли хотите, женихов ей приглядывайте, да только помните: пока отец ее не воротится, мы над нею не вольны, – твердо сказала Ильмера. – А не воротится вовсе – год уговорились ждать. Раньше новой Макошиной недели[222] она сватов не примет.

– Тогда пусть и князя не принимает, – потребовала Услада.

– А кто ему, князю, прикажет? – Ильмера всплеснула руками, теряя терпение от глупых нападок вздорной бабы. – Прикажи, матушка, чтоб не ездил. А я перед ним ворот не затворю – мне и о муже надобно порадеть. Может, этой девицей я его от поруба спасла.

Все промолчали, вспомнив поединок Оддлейва и Коснятина.

– Сватайте князю невесту, – продолжала Ильмера, – из лучших родов, чтоб не зазорно было ее княгиней назвать. А не захочет Вышеслав – знать, не судьба. А над своей судьбой никто не волен.

Родичи хозяйки загостились в Княщине, и она была очень этому рада. Боярич Борислав, правда, вскоре уехал назад в Новгород, куда его звали заботы о жене, матери и отцовском хозяйстве, а также служба в княжеской дружине. Но Столпосвет и Прекраса остались. Теперь и уцелевшие ладожские бояре часто ездили поклониться главе знатнейшего из всех словенских родов. Посадник Креплей, а особенно его жена, бывали в Княщине чуть не всякий день. Вечерами в гриднице бывало светло и людно. Для Ильмеры, в тревоге ожидавшей мужа, это было кстати. Но часто она чувствовала себя нездоровой и уходила к себе в спальню, оставив гостей на отца.

Загляда уходила вместе с ней, даже радуясь случаю спрятаться от любопытных взглядов, которые теперь устремлялись на нее со всех сторон. Стараниями, должно быть, боярина Разумея и Услады о любви князя Вышеслава к купеческой дочери знала уже вся словенская знать. Кто-то возмущался, кто-то говорил, что на то и князья, чтоб иметь десяток жен, и многие на всякий случай кланялись Загляде, видя в ней, быть может, будущую новгородскую княгиню.

А Загляда с тревогой ждала возвращения Снэульва, боясь, что эти слухи дойдут и до него. Да и как они там поладят с Вышеславом в походе? Это была для нее еще одна тревога в придачу ко всем прочим. Конечно, простому кметю и князю вовсе не обязательно разговаривать о чем-то, да и языка друг друга они не знают. Но мало ли что бывает? После всего пережитого Загляда любые чудеса сочла бы вполне вероятными и не удивилась бы ничему.

Посадница Услада сердилась на Загляду за коварные замыслы и не хотела даже разговаривать с купеческой дочерью, которая замыслила стать княгиней и возвыситься над ней, урожденной словенской боярышней. Прямо обижать девушку, которая была под покровительством Ильмеры, Услада не смела, но не упускала случая по мелочам выказать ей свое презрение и подолгу рассуждала, когда Ильмеры не было рядом, что всяк сверчок должен знать свой шесток, а в чужих санях до добра не доедешь. Загляда не принимала этих речей близко к сердцу: ее совесть была спокойна, а коли в боярыне спесь играет, так и пусть себе ворчит. Беспокоило только то, что ее неприятельница была женой посадника. Как бы она не заразила своей враждой и мужа! Загляда часто думала об отце, а купцу вовсе ни к чему быть не в ладах с посадником.

• Предыдущая
• 90/107
• Следующая