Ветер с Варяжского моря - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 84

• Предыдущая
• 84/107
• Следующая

– Послушай, что я тебе расскажу! – Тормод тронул Вышеслава за локоть. – Эта старая повесть, но в ней много пользы для конунгов. В ней говорится о Харальде конунге. Он жил пять или шесть поколений назад и был славнейшим из всех конунгов в северных странах. Харальд конунг послал своих людей привезти к нему одну девушку – ее звали Гюда, она была очень красивая и очень гордая. Но Гюда ответила, что для нее мало чести ехать к конунгу, у которого земли всего ничего.

«Вот если бы нашелся конунг, который подчинил бы всю Норэйг, к такому я пошла бы с радостью, – сказала она. – Если Харальд конунг сумеет это сделать, тогда я стану его женой».

Гонцам ее ответ показался дерзким, но их было мало, и они не могли увезти ее силой. Пришлось им вернуться к конунгу ни с чем и передать ему ее ответ.

«Эта дева дерзка и неразумна, – сказали они конунгу. – Ты должен послать за ней большое войско и привезти ее к себе с позором».

Но Харальд конунг ответил:

«Мне не за что мстить ей. Скорее я должен быть ей благодарен. Удивительно, что мне самому не пришло это в голову. Я подчиню себе всю Норэйг и буду править в ней один, как конунги свеев и данов!»

И он дал обет не стричь и не чесать волос, пока не подчинит себе всю Норэйг, и за это его прозвали Харальд Косматый…

Слушая Тормода, Вышеслав смотрел на Загляду и думал, что если бы она потребовала от него какого-нибудь подвига в награду за свою любовь, он бы тоже многое сделал. Вот только объединять всю Русь ему не придется – она и так вся в руках его отца, киевского князя Владимира. Нет на свете другой такой огромной державы, как Русь, раскинувшаяся от Варяжского до Греческого моря!

А Загляда думала, какие странные девушки в северных странах. Если эта Гюда любила конунга, то зачем ей вся Норэйг? А если нет – то разве земля и подати сделают его лучше? Конечно, в любви богатого конунга больше чести. Но сама Загляда, думая о Вышеславе и Снэульве, о чести и любви, не колебалась в своем выборе.

Поймав взгляд Вышеслава, она поспешно отвернулась. Она замечала, конечно, что нравится ему, и старалась поменьше попадаться ему на глаза. В Вышеславе не было ничего плохого – просто Загляда уже нашла свою судьбу, а чужой ей было не нужно. Она была лишена глупого тщеславия, ей ничуть не льстило, что ее любит князь, а было неловко, словно она кого-то обманула.

В гридницу шагнул один из новгородских гридей, разыскал взглядом Вышеслава и махнул кому-то шапкой, обернувшись:

– Здесь князь!

– Вот снова гости! – сказала Ильмера, входя из сеней. – Ни в кои веки прежние к нам столько гостей не хаживало. Тебя благодарим, княже!

– Да, должно быть сии люди ищут конунга, – сказал Тормод. – Ни один конунг не может отдыхать от своих забот так долго. Смотри – люди скажут, что вместо дел ты любишь сидеть среди женщин!

– Пусть попробуют! – с небрежностью уверенного в себе человека ответил Вышеслав.

Через порог шагнул новый посадник, Креплей, из старой черниговской знати, присланный князем Владимиром на место Дубыни. Это был еще молодой человек, лет двадцати восьми, плотного сложения, с густой темно-русой бородой и упрямым выпуклым лбом.

– День тебе добрый, княже! – Креплей снял шапку и поклонился. – Здоров ли ты? Дозволишь войти?

– Здоров, благодарю! – ответил князь. – А войти – не я здесь хозяин. У Ильмеры Столпосветовны спрашивай. Что за дело?

– Пришли ко мне на двор чудины, – ответил тот, потряхивая в руке шапку, чтобы стряхнуть с нее капли дождя. – Жалуются на воеводу, – добавил он, значительно поглядев на Ильмеру. Взгляд его говорил: «Хоть твой муж и божьим судом оправдался, а все же веры ему – на полушку[217]!»

Ильмера поняла его взгляд и обиженно поджала губы. Но затевать заново старый спор ей не хотелось: теперь уже ее мысли были заняты ребенком, которому предстояло появиться на свет через несколько месяцев.

А князь Вышеслав скривился от слов посадника, словно набил полон рот кислющей клюквы. После новгородской истории со смертью Сури всякие жалобы чудинов наводили на него тоску.

– Чего же хотят? – отрывисто спросил он, мучась желанием приказать гнать жалобщиков взашей.

– Говорят, что не свое взял, обидел целый род, – ответил Креплей. – Я так помыслил, что коли здесь по счастью князь, то пусть он и рассудит. Изволишь, княже, чудинов выслушать или нам велишь сие дело рассказать?

– Сами пусть и расскажут, коли в такую даль из лесов в распутицу волочились! – сказал Вышеслав. На его красивое лицо легла легкая тень: он уже научился не доверять словам бояр.

Оправив пояс, он выпрямился и чуть подался вперед, готовясь слушать. В этот миг им можно было залюбоваться: он был статен и величав, его лицо приняло выражение княжеской строгости и внимания – это был настоящий князь, светлый и грозный, несмотря на юные годы, – сын Владимира, внук Святослава, потомок Дажьбога!

Позвали жалобщиков. Едва увидев их, Загляда ахнула и закрыла рот рукой: у порога кланялись Тармо, Кауко и Тойво. Невольно Загляда подалась к Тормоду и вцепилась в его плечо. На миг у нее мелькнула мысль, что чудской старейшина явился за ней, но Загляда прогнала ее как заведомо нелепую: род Тармо не имел на нее ровно никаких прав и жаловаться князю на ее побег не мог.

Чудины кланялись князю. Видно, участь Сури не совсем отбила у них охоту искать княжьего суда.

– Мы пришли искать правды у тебя, княже, – заговорил Тармо, когда Вышеслав узнал, кто он такой, и спросил о цели его прихода. – Видят боги, наш род терпел немало обид от руотсов. Летом купец Гуннар Хирви пытался украсть моего сына – Тойво.

Обернувшись, он указал на сына. Тойво шагнул вперед и поклонился. Князь глянул на него и перевел взгляд на Тармо, ожидая продолжения. Тармо заговорил дальше, а Тойво стоял позади и недобро поглядывал исподлобья на новгородского князя: лицо его и волосы, говорившие о родстве с племенем свеев, будили в душе чудина прочно укоренившуюся неприязнь.

– Добрые люди спасли моего сына, – говорил тем временем Тармо. – Но Оддлейв ярл украл моего племянника – сына моего брата Кауко. Его имя – Ило, ему только пятнадцать лет. Руотсы давно приманивали его своим колдовством, и вот он исчез из нашего поселка. Мы искали его, мы оплакивали его – мы думали, что он пропал в болоте или попал в зубы зверям. А недавно торговые люди сказали нам, что видели нашего Ило в дружине Оддлейва ярла. Пусть воевода отдаст его назад.

– Вот какая повесть! – сказал Вышеслав, выслушав его. – В разных винах ярла винили, а чтоб людей красть – не было еще!

– И быть не могло! – гневно воскликнула Ильмера. – Пусть отсохнет язык, который смеет обвинить в таком моего мужа! Я знаю, княже, о ком они говорят. Оддлейв ярл принял в свою дружину отрока по имени Ило, чудина родом, но он пришел по доброй воле и на службу просился сам! Он сам поклялся, что ушел из рода! Есть у них хоть один видок, будто отрока силой привезли и против воли держат?

Вышеслав посмотрел на Тармо:

– Что скажешь? Есть у тебя видоки?

– Сила, которой увели моего племянника, – не простая сила! – ответил тот, готовый к такому вопросу. – Нашего отрока давно околдовали – он уже много лет ходит с руотсами.

– Много лет? – Вышеслав приподнял одну бровь. Этому он научился у отца – увидев такой знак княжеского недоверия, просители робели. – Чужие люди вашего отрока годами приваживают, а вы и не чешетесь! Давно бы созвали своих кудесников да чужое колдовство прогнали. А вы вон когда спохватились – когда поздно было.

– Мы прежде могли прогонять чужую ворожбу – мать его сама знает тайные слова. Но здесь был Ерик – а он есть сильный чародей, сильнее всех других. От его глаз наш Ило забыл свой род и дом.

– Так он и в набег здесь был? Как же Ерик его в полон не взял?

– Взял! – воскликнула вдруг молчавшая до того Загляда.

Все обернулись к ней, на лицах чудинов отразилось изумление, Тойво не сдержал возгласа. Но Загляда уже не боялась: у нее больше не было сил слушать, как Тармо порочит Оддлейва ярла.

• Предыдущая
• 84/107
• Следующая