Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок - Тихомиров Валерий - Страница 33

• Предыдущая
• 33/87
• Следующая

От яркого света все зажмурились. Зрение возвращалось постепенно. Вместе с ним почему-то подкралось тревожное ощущение де жа вю. Первым его превратил в слова Чегевара. Он прищурившись, покрутил головой и смачно произнес:

— Мотать твою мать! Вот она — воля!

Следом прозрели остальные. Пейзаж в конечной точке мучительно трудного пути к свободе оказался до ужаса похож на душевую четвертого отделения, покинутого три дня назад. Не веря своим глазам, Кнабаух доплелся до подоконника. На матовой поверхности издевательски мерцали борозды схемы, начерченной ногтем сумасшедшего Потапыча.

Артур Александрович яростно выдернул из-за пазухи грязный зеленый конверт и швырнул его в дыру коллектора. Потом сед на иол и расхохотался.

— Ты че? — недоуменно и безо всякого уважения к могучему Мозгу спросил его Чегевара.

Кнабаух не обратил на фамильярность никакого внимания. Он вытер слезы, размазав по щекам грязь, и ответил что-то невразумительное:

— Не будет у хакасов государства!

«Рехнулся!», — подумал про себя Чегевара.

Рыжов, не оборачиваясь, замахал руками, разбрызгивая дерьмо. Он чертил пентаграмму, запечатывая дорогу в ад. Впечатление было такое, будто экстрасенс открещивается от дальнейших побегов навсегда. Кнабаух прервал смех и царственным жестом обвел душевую:

— Пожалуйте мыться, дети мои! Вот она — наша воля!

Санитар Семен Барыбин печально шел по коридору. Его тяготил строгий выговор за побег психов и смутное предвкушение длинного скучного вечера. Вдруг тишину отделения прорезал жуткий леденящий вопль. Он остановился и прислушался. Крик летел из первой палаты, так и не заселенной после побега пациентов. Семен нерешительно остановился. Вопль повторился. Санитар развернулся и ринулся вперед. Он одним махом преодолел расстояние до двери номер один, рванул ее на себя и остолбенел.

На полу катался клубок из простыней и полуголых тел. Первым подзатыльником Семен снял с вопящего Кнабауха Чегевару. Бывший зэк яростно визжал и сучил кулаками. Вторым — успокоил радостно хохочущего Рыжова. Из-под койки Артура Александровича торчал угол табуретки. Сам Мозг держался за отбитый копчик и орал, как заурядный психопат. Санитар с изумлением осмотрел всех троих. В глубинах сознания Семена ворохнулись забытые воспоминания и восторг встречи. Он ухмыльнулся во всю свою безразмерно широкую физиономию и сказал:

— Добро пожаловать в дурку! — Семен немного помолчал и добавил: — Кстати, вас давно выписали…

Воля открывалась в шестнадцать часов. Очереди не было. По субботам из психиатрической больницы никого не выписывали. Но для них сделали исключение. В шестнадцать десять они стали свободны. Мягко хлопнула дверь без ручки. По одну сторону осталась радость расставания. По другую — появилась растерянность встречи со свободой.

Бригада Артура Александровича Кнабауха вышла в город. Прохладный день радовал переменной облачностью и северным ветром. Где-нибудь на Карибах в такую зиму погибли бы все авокадо и половина аборигенов. Но в Питере это считалось не очень жарким летом. Погода бригаду устраивала. Теплые вещи можно было надеть, а не нести в руках.

Человеку, выходящему из тюрьмы или дурдома, положены справка и одежда. Бригада попала в гости к Скворцову-Степанову промозглым февралем. Поэтому все были в зимнем. Кроме боксера Коли-Коли. Очевидно, его взяли прямо с рабочего места. И при выписке вернули спортивные трусы и красную майку с надписью «Трудовые резервы» на спине.

— Николай, одевайтесь, — посоветовал ему Кнабаух, по мере приближения свободы все больше становящийся Мозгом, — нам предстоит свидание с обществом. А оно похоже на женщину. Неожиданное появление голого мужчины вызывает у него шок. А ожидаемое — нездоровое возбуждение.

Гардероб бригады впечатлял. Бывший травматолог Рыжов спрятался в психушке после военных сборов. Уход от милитаризма болотами Ленинградчины оставил на шинели ополченца бахрому из засохшей тины и желтые разводья на кирзовых сапогах. Чегевару доставили с групповой бойни. Поэтому кожаную куртку и джинсы покрывал бурый налет, а на груди белело нечто, похожее на размазанный глаз.

В таком обрамлении; Мозг смотрелся принцем в изгнании. Шикарное кожаное пальто с меховым воротником, припорошенное белым гипсовым налетом, он накинул на плечи. Английский костюм и клубный галстук были грязноваты, но презентабельны.

Бригада отошла от больницы на два метра и остановилась. Дальше начинался забытый, непривычный, а значит, опасный мир. Они сбились в стаю. Вожак, как принято у людей, шел посередине. Кто-то показывал на них издалека пальцем, кто-то оборачивался, кто-то шарахался в сторону. Им было все равно. В психиатрии случались реакции и поинтересней. Неадекватностью их было не удивить.

Квартира экстрасенса Рыжова ждала хозяина. За годы, проведенные в дурдоме, многое изменилось. Но его помнили. В подъезде произошел ремонт. Настенная живопись, посвященная чародею, исчезла под толстым слоем жизнеутверждающей темно-зеленой краски. Однако на почтовом ящике Игоря Николаевича заботливая рука вывела: «палата № 6».

Они остановились на лестничной площадке перед логовом экстрасенса. Чегевара с любопытством уставился на огромный крест, нарисованный прямо поверх обивки. Мозг хмыкнул, рассматривая раскрашенный под хохлому череп, изображенный вокруг замочной скважины. Игорь Николаевич вставил ключ прямо в черный провал рта. Оставалось только отпереть дверь…

По лестнице со слюнявым мопсом на руках тяжело спускалась старушка. Завидев вернувшегося соседа, она застыла, разом перестав похрипывать от одышки. Морщинистое лицо скривила неуверенная судорога. Ее слезящиеся глаза уперлись в лицо экстрасенса и потихоньку полезли на лоб. По дороге они зацепились за ярко-красную майку Коли-Коли, мазнули па уголовной роже Чегевары и поползли еще быстрей. Мопс втянул в себя казенную вонь психиатрических подвалов, густой волной идущую от одежды странных людей, и жалобно заскулил. Окончательно надрывая нервную систему старушки, Рыжов сунул под мышку зимнюю шапку с красной звездой и сказал:

— Я рад вас приветствовать в обители покоя и чистоты!

Бабка начала подергивать ногой и оживленно креститься. Мопс задрожал и чуть не захлебнулся слюной. Немая сцена могла продолжаться до вечера. Если бы Мозгу не надоело торчать на лестничной клетке. Он нагнулся к трясущейся паре и негромко сказал:

— Ав!

Последняя капля обрушила крышу. Старческий мозг, и без того пребывающий на пороге маразма, не выдержал. Подъезд прорезал горестный вопль ровесницы прошлого века:

— Антихри-и-ист!!!

— У-У-У-И!!! — истерично поддержал ее насмерть перепуганный мопс.

Продолжая нечленораздельно вопить, бабка вдруг рванула вниз мимо ощерившегося Чегевары. Вой прокатился по первому этажу и вырвался на улицу. Дверь подъезда оглушительно хлопнула. Мопс выскользнул из ослабевших рук и без подсказки помчался к ближайшей церкви. Сам он креститься не умел. Зато выл еще громче хозяйки. Дом вздрогнул и загудел, потрясенный страшным известием, — Рыжов вернулся!

Бывшие узники разума вошли в келью чародея с опаской. Одно дело — общение с человеком под контролем санитаров. Другое — в эпицентре его безумства. Квартира их не разочаровала. На стенах висели ритуальные маски всех вообразимых культов мира. Страшные раскрашенные рожи следили за гостями пустыми черными провалами глаз, хищно округлив беззубые рты. В стеклянных банках плавали заспиртованные змеи, лягушки и чьи-то глаза. Повсюду валялись бубны и погремушки ритуального назначения.

Мозг скептически оглядел торчащие с полок шкафа корни мандрагоры, стряхнул пыль с оккультной литературы и вежливо спросил:

— Где философский камень, чернокнижник?

Игорь Николаевич задумался, вертя в руках запыленный головной убор жреца майя. Ответил он не сразу, предварительно взвесив каждое слово:

• Предыдущая
• 33/87
• Следующая