Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок - Тихомиров Валерий - Страница 27

• Предыдущая
• 27/87
• Следующая

Они открыли чемодан. Внутри лежали панты. Каждый рог молодого оленя был аккуратно завернут в отдельный кожаный чехол. Рядом с огромным якутским богатством размещались несколько бутылок водки и кусок вяленой оленины. На дне чемодана тускло блестел потертой старой кожей бубен шамана, изъятый на счастье у пьяного служителя культа перед самым убытием. Они перекусили вяленой олениной и встали, легко подхватив чемодан. Сократ обернулся. Возле здания аэропорта суетились люди. Они не были якутами. Это не вызывало сомнений. Люди штурмовали автобусы и маршрутные такси, нервничали и кричали. Да и одеты они были странно. На весь аэропорт только двое носили летние унты. Якуты тронулись в путь, почти неразличимые на обочине Пулковского шоссе в своих светлых летних полушубках.

В полночь у дома Альберта Степановича Потрошилова появились якуты. Они прошлись по подъездам, отыскали заветную квартиру и определили, куда выходят окна. Алик дежурил. Мама и Ватсон спали. Соседей чужие дела не касались. Сократ и Диоген немного постояли на лестничной площадке второго этажа, оставаясь незамеченными. На вид в фанерной двери не было ничего особенного. Но это был дом будущего тойона племени Белого Оленя. Якуты втянули воздух, запоминая запах, и потрогали коврик, пытаясь понять, какие следы в местной тундре оставляет их брат. Потом вышли во двор, сели на чемодан посреди детской площадки и перевели дух.

Ночь беспокойно гремела музыкой, сверкала огнями окон и разговаривала сотнями голосов.

— Чем дальше урбанизация, тем она громче, — задумчиво сказал Сократ.

Диоген с укоризной посмотрел на брата, и назидательно перевел на якутский: — Шумное здесь племя, однако.

— Прошу прощения… однако, — поправился Сократ.

Сразу за детской площадкой начинался парк. Там было тише и спокойнее.

— Однако, тайга, — сделал вывод Сократ. Место будущей стоянки ему понравилось.

— Грязновато, — небрежно отозвался Диоген.

Якуты сидели и смотрели на темные окна квартиры номер тринадцать. Старший брат жил здесь. Но знакомство с ним в их планы не входило. Отец просил присмотреться. А это значило, что они должны стать тенями и неотступно следовать за новым тойоном, не оставляя без внимания ни одного его шага. Вождем Белых Оленей мог стать только Потрошилов с безупречной репутацией.

— Однако, следить будем отсюда, — провозгласил Сократ шепотом.

Диоген уставился немигающим взглядом на дырявую детскую избушку без крыши. Судя по запаху, идущему изнутри, детишки интенсивно занимались там удобрением песка, превращая его в чернозем с перегноем. В таком приюте долго протянуть было невозможно.

— Нужно ставить ярангу! — твердо прозвучало в темноте.

Тихий питерский двор напоминал модель страны в ненатуральную величину. Жизнь в нем текла непонятными рывками в неизвестном направлении, порождая в умах обитателей тихую оторопь. Бури перемен пронеслись поверх детских развлечений, свалив качели и разметав песочницы. Их никто не чинил. В новом мире компьютеров и Интернета такой примитив никому не был нужен. Вместе с ветром перестройки улетели крыши детского домика, грибка, а заодно и местных жителей.

Сами обитатели старого двора, конечно, остались. Но в душах поселилась пустота. Как-то потерянно ходили они среди мира дикого капитала и погибшей морали. Кодекс строителя коммунизма приказал долго жить, обходясь без десяти социалистических заповедей. В Господа людям ле верилось по привычке. В Золотого Тельца — тоже. Ни того ни другого здесь не видели. Отчего и ходили по двору неприкаянные аборигены. И не было в их жизни основы и смысла… До одного прекрасного дня.

На следующее утро после прибытия якутов двор преобразился. На границе с парком, в районе разрушенной песочницы, появилось странное сооружение, похожее на перевернутый унитаз. На трех урнах стоял шалаш из елового лапника. В разные стороны торчали обрезки линолеума и обрывки стекловаты. Вместо входа белела дверца холодильника «Минск». Над ней, для уплотнения конструкции, торчал ржавый смеситель от душевой стойки, очень напоминающий рога оленя.

Первым новый архитектурный ансамбль обнаружил похмельный владелец ротвейлера по кличке Дуся. Прилично, во всех смыслах, пьющий инженер-технолог Уткин протер отечное лицо и потряс головой, изгоняя мираж. Пиво «Степан Разин. Специальное» лениво булькнуло в желудке. «Белка», — подумал Уткин, подразумевая давно ожидаемый визит белой горячки.

Дверь холодильника распахнулась. Из странного жилища вылезли двое в полушубках и унтах. Раскосые глаза, загадочно мерцающие на широкоскулых лицах, скрывались за толстыми линзами очков.

Не каждому удается встретить ранним утром двух очкастых якутов, поселившихся в собственном дворе. «Точно белка», — мысль плотно вошла между гладких от отека полушарий мозга Уткина и застряла. Ротвейлер Дуся перестала нюхать многократно помеченные разными биологическими видами кусты и села рядом. По широкой груди элитной суки потекла слюна недоумения.

— Однако, тебе надо выпить, — проницательно сказал один из якутов.

Уткин, потрясенный северной мудростью, кивнул. Не проронив больше ни слова, якуты поползли обратно. Дуся, почувствовав преданным собачьим сердцем опасность, грозящую хозяйской печени, заскулила.

— Цыц! — шепнул инженер. — Такая белка нам подходит.

Он еще раз окинул взглядом чудо архитектуры и полез в холодильник.

Утро наползало на город. Двор просыпался постепенно. Внутри яранги приглушенно зазвенели стаканы. Из чемодана появилась водка и вяленая оленина. В полумраке прозвучал вопрос:

— Потрошилова знаешь?

Уткин, не задумываясь, кивнул:

— А как же! Нормальный мужик.

За хорошие слова ему сказали спасибо и налили. Дуся беспокойно задремала рядом. Ей грезились нарты и упряжки, уходящие в даль тундры. Пока Уткин думал, кто такой Потрошилов, в дверь постучали. В гости пришел отставной полковник Ляпиков. По укоренившейся армейской привычке он начинал день с обхода территории. Новый объект подлежал инспекции в первую очередь.

— Есть кто живой? — громыхнул командный голос у входа.

Якуты деловито полезли встречать гостя.

— Потрошилова знаешь? — спросил. Сократ повоенному прямо.

Такой подход полковнику понравился. Прямой вопрос — прямой ответ.

— Настоящий солдат!

— Стакан за него примешь? — Диоген протиснулся во внешнюю среду, дружелюбно улыбаясь.

— А сам он что, не может? — Ляпиков разглядел, с кем имеет дело, но удивления не выказал. У него в полку служили чукчи и поэкзотичнее. Кто-нибудь из них наверняка и был Потрошиловым.

— Однако, пока нет, — ответил Сократ, глубокомысленно заглядывая в темноту яранги.

— Тогда — да, — отставник принял волевое командирское решение, а потом стакан.

Следующим «на запашок» заглянул вольный художник в стиле «ню» по фамилии Ананьин. Никем не признанный мэтр ткнулся в дверь холодильника в поисках вдохновения. Вместо Музы на Пегасе перед ним возникли якуты. И предложили водки. Это было оригинально и совсем богемно. Тем более с утра. Ананьин высокохудожественно махнул двести грамм. Вдохновение пришло сразу. На белой дверце «Минска» появилось изображение бегущего оленя. Очень натуральное. Естественно, в стиле «ню».

Народ прибывал. Наливали всем, кто знал Потрошилова. Естественно, Потрошилова знали все. И владелец соседнего ларька Биденко, и братья-сантехники Штепманы, и даже местный киллер из тридцать восьмой квартиры Фердинант Загитович Хабибулин.

— Они любят его, — тонко подметил Сократ.

— Они вообще любят Потрошиловых, — согласился Диоген.

— За Якутию! — громыхнул на всю ярангу Ляпиков. — И за нас, якутов!

К полудню за одним столом собрался весь двор. Под водку «Исток» души размякли. Гостей потянуло к народной якутской мудрости. Поближе к природе и вечным ценностям. Сократ и Диоген молча улыбались. Это вызывало искреннее уважение. Болтунов в стране хватало и без них. Зато каждое слово хозяев яранги ловили на лету. Как истину в последней инстанции.

• Предыдущая
• 27/87
• Следующая