Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок - Тихомиров Валерий - Страница 25

• Предыдущая
• 25/87
• Следующая

— Здрасьте, а где мама?

Валентина Петровна загадочно улыбнулась:

— Проходи, сын. Есть разговор.

Белобрысый ежик на голове влюбленного сыщика зашевелился от рвущегося наружу потока сознания. Потрясающий вид мамочки ввел его в ступор. Привычка к логическому осмыслению событий подвела. Алик натужно кашлянул и родил первый пришедший на язык вывод:

— Поймали бен Ладена ?

Мама сделала шаг вперед. Для более продолжительного дефиле места на кухне не было. Но и этого хватило. Потрошилов дрогнул и отступил в коридор. Когда привычные и незыблемые вещи меняются без предупреждения, любой может запаниковать.

— Альберт, — укоризненно сказала Валентина Петровна, — будь мужчиной! Мой руки и за стол.

Мир, меняющий очертания, перестал качаться в неизвестном направлении и остановился. Знакомые интонации вернули все на свои места. Алик облегченно кивнул и юркнул в ванную.

Нескромный семейный ужин с шампанским начался с потрясающего заявления Валентины Петровны. Она пристально всмотрелась в осунувшееся лицо любимого чада и произнесла:

— Альберт, нам нужна машина!

С тем же успехом она могла надеть вазу с салатом себе на голову. Алик от изумления поперхнулся шампанским, чуть не рухнув со стула. Когда кашель прошел, он, робко глядя на незнакомую маму снизу вверх, спросил:

— Зачем?

Валентина Петровна закатила глаза к потолку. Там посреди желтоватой поверхности красовались ржавые разводья. Соседи сверху регулярно заливали Потрошиловых. То при стирке пеленок, то при купании очередного новорожденного… Она опустила взгляд на кашляющую надежду семьи и непреклонно отчеканила:

— В оперативных целях!

Обсуждение предстоящей покупки затянулось заполночь. Алик, пережив шок от маминых метаморфоз, был рассеян. Валентина Петровна, наоборот, дышала энергией конкретных решений.

— Мама, машина — это постоянный ремонт, — нерешительно бормотал он.

— Альберт, не бубни. Мы живем в двадцать первом веке. Сейчас очень много надежной техники. И неприхотливой! — уверенно убеждала она.

— Бензин дорогой.

— Но есть малолитражки.

— Я попаду в аварию!

— Мы купим что-нибудь небыстрое!

— В городе пробки!

— И маневренное!

Очень трудно спорить с женщиной. Особенно с бывшим учителем, в совершенстве владеющим дедукцией. Тем более когда в душе с ней согласен. Альберт Степанович сломался в час ночи.

— Хорошо, мама, — сказал он, — пусть будет машина.

Валентина Петровна облегченно выдохнула. Со щек слетело розовое облачко пудры. Расчет оказался верен. Теперь загадочной Люде было не уйти. Оставались мелкие технические детали.

Предъявленные к средству передвижения требования нужно было совместить в одном аппарате. Мама уверенно отличала грузовик от автобуса. Алик — «Жигули» от «Волги». Пришлось прибегнуть к помощи справочной литературы. В качестве таковой они использовали газету «Из рук в руки». По фотографиям удалось кое-как разобраться в мешанине из «мерседесов» и неведомых «лексусов».

— Иномарка нам не подойдет! — жестко заявила Валентина Петровна. — Слишком заметно.

— И дороговато! — добавил Алик.

При детальном рассмотрении выяснилось, что идеальных машин практически нет. «Волги» потребляли жуткое количество бензина, «Москичи» все находились в аварийном состоянии, а «Жигули» развивали совершенно неподходящие для слежки скорости.

— Тупик! — констатировал Альберт Степанович, огорченно доедая салат оливье.

— Нашла! — радостно вскрикнула мама. — Вот!

Маленькой колонкой в дальнем углу газеты шла информация о «Запорожцах».

— Иномарка, — с сомнением сказал Алик.

— Значит, надежная.

— Маленькая.

— Незаметная. В оперативных целях — то что надо!

Выяснилось, что «Запорожец» обладает всеми достоинствами, не присущими остальным автомобилям. Выбранная модель была маневренна, как велосипед, проста в управлении и почти не потребляла бензина.

— Дороговато? — прибег к последнему аргументу Алик.

Валентина Петровна решительно извлекла из бельевой корзины шкатулку с семейными сбережениями.

— Спокойно! Будем брать!

Для достижения поставленной цели ей не жалко было всех накоплений за последние пять лет. Но все и не понадобились.

— Триста тридцать долларов! — небрежно процедила мама. — Мы на колесах!

Алик бросил взгляд на цену выбранного «Запорожца». Оперативная машина стоила триста условных единиц. Запас был.

Из пункта «А» в пункт «В» вышли два человека. У них было три глаза, три ноги и сто тридцать лет на двоих. Сорок из них — строгого режима. Шел дождь, дорогу размыло. Сильный встречный ветер сбивал дыхание… Внимание, вопрос! Как быстро доберутся два зэка из аэропорта Пулково до Питера, если они не ели два дня и у них нет денег? Правильный ответ, раумеется, — никогда.

Но это были Моченый и Гнида, что в корне меняло дело. Огромный опыт пеших прогулок подсказывал им из глубины души: дождь — не снег, а плюс двадцать в тени — не минус пятьдесят на солнце. Курорт! И потом, дождь в дорогу — хорошая примета.

— Помнишь, в Чите? В семьдесят втором? — Моченый хмыкнул и перекинул мокрый рюкзак на другое плечо. — Так же в дождь уходили.

— Я тогда хавку пер. [Нес еду (жарг.)) — Гнида жадно сглотнул слюну, живо представив лоснящиеся от солидола банки с тушенкой. Ему очень хотелось есть.

— До самого Ленинграда соскочили. Три месяца тогда гужбанили [7]. — От воспоминаний Моченый посветлел лицом. — Я тогда на филиал Центрального заряжался [8].

— В «Астории», помню, — шкалик и котлетка по-киевски. — Гнида жадно втянул ноздрями воздух, засасывая несколько капель воды.

— Другая сила тогда во мне была, другая. — Моченый замолчал и принялся остервенело втыкать костыль в придорожную жижу.

Гнида посмотрел на широкую спину пахана и подумал, что таким тычком он спокойно проткнет кого угодно и даже не заметит.

— Так мы и жрали тогда по-другому, — попытался он сменить тему и хохотнул: — «Корову» надо было в аэропорту прихватить. Шашлычок, то-се.

Внезапно, Моченый остановился. Его спина напряглась. Гнида оказался зажат в тисках. С одной стороны — Пулковские высоты, с другой — спина пахана. Деваться ему было некуда. Он замер.

— Ты уже раз «корову» брал. — Моченый медленно повернулся и приоткрыл повязку на глазу. — А я теперь без шнифта и без кегли! Это че, кайф такой? Торчишь, халда?! Может, тебе налить как богатому?! [9].

Гнида опустил голову, стараясь держать в поле зрения костыль. Голод, дождь и разбушевавшийся пахан — все это было жутко до смерти. В прямом смысле. Но за пазухой лежал пухлый конверт и ключи в новую жизнь, а потому умирать не хотелось. Он буркнул:

— Ладно, папа. Не стучи кадыком. Лажа вышла.

Моченый пристроил повязку обратно на глаз, мгновенно успокоившись.

— Хорош канителиться. — Он покрутил головой по сторонам. — А жрать-то, в натуре, охота. Че Паук тебя подзывал? Отломил капусты и ключ от хазы?

Гнида как обычно открыл рот. Моченому это понравилось.

— Тебе уж скоро семьдесят стукнет, Санек, а все ни хрена в калгане нету. — Он страшно улыбнулся и показал изъеденные цингой десны. — Паук с закона соскочил. Без сходняка. Сам. А за это — откат положен. Вот он мне конверт втихую и отдакнул. Кто знает, че у него за терки на воле? Теперь нас к нему не пришьют. Побазарили, посрались да разошлись вроде. Усек?

Гнида кивнул. Пахан ткнул пронзительным взглядом единственного глаза в преданное лицо шестерки и поставил точку в разговоре:

— Вот поэтому я — Моченый, он — Паук. Хоть и бывший. А ты — …Санек.

Моченый снова развернулся на одной ноге и похромал в Санкт-Петербург.

• Предыдущая
• 25/87
• Следующая