Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork" - Страница 96

За драку предъявлять будут вряд ли, у нас, если не поймали, то всё обходится. А вот хули Азаев нынче самый лучший директору друг? Тогда с ножиком, теперь Макс вот?

Сука, блядь, мне сейчас других дел нет, как с ними всеми разбираться. Но если Макс, и вправду, завтра уедет?.. Если уедет…

Если уедет, то я поубиваю их всех. По очереди. Просто, чтоб себе настроение поднять.

Сначала пошёл к медпункту и доебался там до одного, зелёнкой измазанного. Он ныл, сопли пускал, на Азаева всё валил. Типа, он сказал, что Макс изнасиловал пацана, тот Азаеву пожаловался, и Макса за это надо наказать. Наказать, ага.

– А пацан тот чё?

– А ничё, приходит такой, ну и ну…

– Ну, и чё?

– Ну, а мы чё? Ну, такие, короче, пошли…

Пошли они, блядь!

С Червяком, по сути, было всё понятно. Можно было разъяснить ему и сейчас, но я хотел, чтоб Макс видел, поэтому оставил на завтра. Пусть порадуется.

– Вот такая вот хуйня, – сообщил я Игорю, ложась спать.

– Да уж! Свалит Макс сейчас и облом ему с Англией, – согласился Игорь, – так что, пусть терпит. Забыл, что у нас здесь не курорт?

– Да, а ведь реально… В Англию-то он не поедет…

У меня какая-то мысль в голове крутилась, но додумать не получалось, меня вырубало страшно.

Я понял её утром, проснувшись за пять минут до звонка будильника. И подорвался сразу же, даже не разминаясь, кое-как напялив на себя одежду, и тут же рванул к Максу, даже, кажется, сбив кого-то по пути.

Макс спал, засунув руки под подушку, на меня никакого внимания не обращал. Я собирался разбудить его сразу, но почему-то затормозил. Просто стоял и разглядывал как что-то, что боишься спугнуть или нарушить – вроде как, когда необычная птица из леса залетит или выходишь после дождя, а всё в таких мелких-мелких капельках. Макс во сне тихий был такой, рот слегка приоткрыт, ресницы склеились – плакал, что ли? Вот чёрт!

Идею стянуть с него одеяло и сбросить с кровати я тут же похерил.

– Макс, Макс, вставай!

Просыпаться он не хотел, вчерашнее успокоительное давало о себе знать. Зато завернулся в одеяло наглухо.

– Стас, отъебись, дай умереть спокойно!

– Не дам, – я принялся его разворачивать, – вставай давай, подъём уже!

– Блядь, ну ты Маугли!

– Почему Маугли?

– Потому что кого угодно достанешь! – Макс сел на кровати, накинув одеяло на плечи и разминая лицо руками. Я заметил синяк у него на локте от укола. – Чего ты припёрся?

– Вставай давай!

– Нахуй, Стас, нахуй! Я сейчас ещё посплю а потом позвоню Спириту, пусть он меня заберёт.

– И хуй тебе, а не Англия твоя! Давай звони, обрадуй папашу.

– Чего?

– Того! – и я начал ему рассказывать, до чего додумался. О просьбе директора «напугать», о том, что его отец обещал «спонсорскую помощь» интернату (директору, то есть) за нужный результат…

– И тут, видно, у них зачесалось, потому что ещё чуть-чуть – и ты уедешь себе спокойно, – я говорил, смотря в стену, – и потом поедешь туда… Куда хочешь.

Об этом я тоже думал. Конечно. Это самое простое – Макс уедет сейчас, но ни в какую Англию не поедет, останется в России, в Москве. И я бы мог потом…

Никакого смысла в этом не было. Даже думать не стоило.

– Вот чёрт, вот ёханый бабай и трансцендетальное неназываемое! – Макс перестал тереть лицо и уставился на меня. – Видал я сволочей, но чтоб вот так… И что я им всем спокойно жить не даю?

– Вставай давай и хватит ныть!

Макс всё-таки вылез из-под одеяла, оделся, запинаясь и матерясь. Я вспомнил, что когда он только приехал, я от него матов-то и не слышал… Как давно это было, так посчитать по дням – вроде и немного, а ощущается, как сто лет. Тут поверишь, что время – относительная величина, как Игорь говорит. А как изменилось-то всё с того дня, когда мы с ним тогда стояли в туалете, рассказал бы кто – я бы не поверил, да ещё по роже бы дал рассказчику, чтоб не пиздел.

– Наследие карательной советской медицины… Что мне вчера вкололи? Галоперидол?

– Дурной, что ли? От галоперидола ты б не встал.

– Ты откуда знаешь?

– Кололи, – я поморщился, вспоминая. Если в четырнадцать лет тебе никогда не вкалывали галоперидол и сульфазин с аминазином, а потом не приматывали бинтами к кровати с резиновой простынёй, то ты никогда по-настоящему не поймёшь, как можно ненавидеть весь мир, что не существует справедливости, что жаловаться и просить помощи бесполезно, и как важно никогда, никогда, никогда не попадаться.

В коридоре в Макса тыкали пальцами, но издалека – пальцы всем хотелось сохранить целыми. Макс на это внимания не обращал, всё пытаясь проснуться, а увидев чью-то расквашенную рожу, даже повеселел. Завтракать он не стал, сказав, что его тошнит (такое от здешних успокоительных бывает), только кофе попил. Я всё смотрел, вякнет кто-нибудь что-нибудь или нет. Все молчали. Шептались, посматривали, но молчали.

Зато у Игоря голос вдруг прорезался – самый умный, блин!

– Стас, ты бы потише, а?

– Это ты к чему?

– Да ни к чему… Ты его ещё на руках таскать не пробовал?

– Да пошёл ты! – я его пальцем ткнул в шею, потому что пробовать-то пробовал. – Не неси хуйни!

– Я серьёзно. Тут не только я, последние дебилы всё знать будут.

– Мне принципиально похуй на знания наших дебилов, – я ещё раз его стукнул – уже под рёбра – и ушёл.

Ну, подумаешь, ну, сварил я и притащил кофе. Так Макс сейчас нихрена делать не в состоянии, он у него либо бы убежал, либо он его на себя пролил бы. А что больше никто кофе не пьёт, так это вообще не моя проблема!

И вообще, проблем хватает.

На уроках Азаев сидел, щеголяя новеньким фонарём под глазом и распухшим ухом. И двигался неуверенно, я ему явно что-то внутри отбил. Хорошо.

А Макс сидел и откровенно дрых.

– Веригин, может быть у вас в вашей дорогой гимназии, как в детском саду, до сих пор существует сончас, но мы здесь учимся по стандартной программе, так что, будьте добры смотреть на доску!

Макс просыпался, тихонько матерился, садился в позу «я охуенно хочу учиться, я самый внимательный мудак в этом классе» и через несколько минут снова засыпал.

– Веригин, как тебе не стыдно так себя вести? Ты что, ставишь себя выше других?

– Мне должно быть стыдно? Интересно, вот никому не стыдно: ему, – он ткнул пальцем в Азаева, – ему, – он ткнул пальцем в меня, – Вам, директору тоже, медсестре – почему-то никому не стыдно. А мне должно быть стыдно!

– При таком отношении к людям к тебе всегда будут плохо относиться.

– Это настолько абсурдно, что я даже спорить не буду.

– После урока покажешь мне свои записи… Комнин! Оставь парту в покое, пожалуйста, сам будешь свинчивать обратно! – я быстро запихал обратно болтик, который пять минут старательно откручивал, загнав в вычищенную от краски прорезь копеечную монетку.

– А чё я, оно так и было!

На физкультуре я уже психанул и отпросил Макса у Павлюка с урока. Азаев не ушёл, но сидел на лавочке.

– …да пускай, собака бешеная, за такой беспредел он у меня сам скоро получит… – донеслось до меня от Таримова. Интересно-интересно, и какой же это беспредел там Азаев творит?

На обед была печень, которую Макс не ел. Я взял только макароны, вывалил в них банку тушёнки и отнёс ему.

– Какой-то парень на меня пожаловался… Не понимаю, почему? – Макс гонял макароны по тарелке, выкладывая ими какое-то слово.

– Сегодня выясним вечером. Заодно я тебе кое-что покажу, – я заглядывал в тарелку, пытаясь разобрать, но он смешал их вилкой.

– Что-то мне подсказывает, что это будет не мультик Уолта Диснея, потому что ты так улыбаешься…

– А ты не прокисай! Как они тебя поймали?

– Не знаю… Я шёл, никого не трогал, просто впихнули и дверь закрыли. Я сначала не понял, а потом… Их много было, от двух бы я отбился, ну, от трёх… Если Азаева не считать, конечно, он же здоровый, как и ты. Не такой, конечно, здоровый…. Ну, может, с Азаевым, если один на один, – но их же пять было! Пять! Суки ёбаные! Попугать хотели? Блядь, да я чуть не поседел! Ты не представляешь… – он поглядел на меня и заткнулся. А мне захотелось его обнять так, чтоб он уткнулся в мою рубашку носом, и гладить по спине, и он бы наконец расслабился, а потом бы поспал. А я бы принёс ему кофе или сока, или там чая потом с печеньем, и разбудил бы тихонечко…