Коронованный наемник (СИ) - "Serpent" - Страница 212

Сарн помолчал, унимая сердечный бег. Только сейчас он в полной мере осознал, что имел в виду Леголас. Он зря мнил себя светлым творением Эру. В нем тоже сидит затаившийся монстр. И быть может, он сидит в каждом эльфе. «Ничто не берется ниоткуда, ничто не уходит в никуда», – наставник нередко говорил эти слова, но Сарн не давал себе труда вникнуть в эту банальную истину. Ты чертовски прав, брат. Честь, совесть и прочие звучные слова – это цепи. Бесценные оковы, благословенные решетки, что держат в своем прочном плену потаенное чудовище.

Он медленно поднял глаза на Леголаса:

- Куда ты поведешь меня, если я пойду с тобой? – спросил он, и лицо друга просветлело. Он указал на болото:

- Совсем недалеко, брат. Только перейти эту дрянь. Здесь неглубоко, разве только сапоги изгваздаем.

Сарн задумчиво посмотрел на трясину. Мертвая, тихая пелена. Ни крика птицы, ни кваканья лягушек. Безжизненная, бестревожная, безучастная… Вот это ему и предлагают… Идти, беспечно марая сапоги, ни о чем не тревожась, ни о ком не помня, живя от желания и до желания. Потому что так проще. Ведь с другой стороны – они. Воспоминания, потери, страхи. И легче отвернуться и ринуться в грязь, чем двинуться им навстречу, глядя в их лица. Почему так? Почему выходит, что жизнь эльфа это сплошная череда похорон и разочарований, а жизнь орка, в которую пытается заманить его Леголас, это лишенный эмоций победный марш по головам, трупам и развалинам?

Сарн еще миг поколебался, а потом шагнул к другу, протягивая ему руку.

- Пойдем, – коротко сказал он.

Леголас вскочил, лицо засветилось радостью, дрогнули губы.

- Спасибо, – прошептал он. Схватил Сарна за руку, как падающий в пропасть хватается за канат… А Сарн резко рванул друга к себе, охватил обеими руками и потащил к замку. Леголас взревел, забившись в хватке друга, а Сарн волок его дальше и дальше, сквозь страшный мертвый лес. Знакомые лица, искаженные гримасами смерти, мелькали по обе стороны, трупы покачивались, потревоженные борющимися эльфами, руки, казалось, пытались цепляться за одежду противников, скрипели ветви. Все ближе и ближе замок, щерящийся провалом парадной двери, слепо глядящий зияющими глазницами окон.

- Нет!!! – Леголас выл и рвался из рук Сарна, – не туда, умоляю!!! Я не могу!!! Оставь меня, брат!!!

Но Сарн неумолимо влек друга вперед, чувствуя, как холодная плоть под камзолом становится теплее, будто оживая. И вот крыльцо, выщербленное, словно ударами требушетных снарядов. И в этот миг, когда из дверей уже повеяло холодом, Леголас отчаянным усилием бросился наземь, увлекая за собой Сарна. Эльфы одновременно грянулись о дребезжащие узорные осколки плит и сцепились в новом поединке. Сейчас Сарн знал, неоспоримо знал, что спасение там, в пугающей черноте разрушенного замка. Именно этот последний порог худшего из страхов отделяет их с Леголасом от выхода из порочного круга. Все прочие они уже прошли, пока дрались там, в мертвом лесу среди тел друзей, любимых, родных. Как он говорил, тот голос? Потери, привязанности, воспоминания… Все, что делает эльфов эльфами, что дает им силу жить и любить, что страданием и мукой выковывает в них неколебимую стойкость… А вот и последний страх, последняя боль, последняя утрата. Смерть королевства, гибель расы, закат эпохи. Перейти этот порог, и ничто более их не остановит…

А Леголас уже не умолял, не грозил. Он шипел, словно дикий кот, глаза сверкали неумолимой ненавистью. Лоб ощетинился шипами, клыки отогнули губы, с пугающей скоростью, словно трещины по сухой земле, зазмеились по лицу борозды. Орк сражался за жизнь, чуял гибель и не собирался щадить врага.

- Ты видел… – рычал он, – ты видел ее там, в лесу… Я знаю, видел…

И Сарн ощутил, как вдруг перехватило дыхание. Да, он видел… Там, на сухом дереве покачивалось тело его матери, пустые карие глаза смотрели с воскового лица, в волосах трепетал сухой лист…

А Леголасу был нужен лишь этот единственный миг слабости. Он молниеносно перевернул друга на спину, прижал его к земле и вдавил в грудь колено, сжимая пальцами шею.

- Я не отпущу тебя, – шипел орк, – ты подохнешь тут, но не уйдешь…

Сарн чувствовал, как когти входят в плоть, воротник намокает первыми каплями крови. Лицо принца раскраснелось, глаза блестели хмельным упоением победителя… но Сарн видел, как в этом сладострастном блеске, словно кусок сахара в горячем вине, растворяется отчаянный немой ужас, безнадежный зов о помощи, который эльф столько раз видел в тускнеющих зрачках умирающих воинов. Все было кончено. Бой Леголаса был проигран, и орк триумфально вдавливал безжалостный сапог в горло поверженного эльфа.

И десятник понял – больше медлить нельзя. Еще несколько мгновений, и его жертва станет напрасной. Он перестал бороться и обмяк, оседая на холодное каменное крошево. Леголас почувствовал, что противник капитулирует, и перестал сжимать пальцы, вглядываясь в лицо эльфа и ища признаки агонии. Вот слегка ослабла хватка… Принц словно заколебался на миг, перебирая когтистыми пальцами шейные позвонки Сарна. Десятник же резко рванул руки Леголаса, размыкая тиски:

- А я и не собираюсь уходить! – рявкнул он и с размаху впечатал лоб Леголасу в переносицу. Тот откинулся назад, ошеломленный, а Сарн поднялся на колени и громко заговорил, чеканя слова:

- Если нет дороги тебе, то и мне пути не надобно. Покупаю судьбу за судьбу, жизнь за жизнь, душу за душу. Плачу золотом за глину, красной кровью за черную, горным ручьем за стоячий омут. Замкну ворота за тобой без сожаления, приму проклятие твое, не ропща. Отпускаю тебя, Леголас, пасынок Мелькоров! Иди с миром!..

… Это уже было однажды… Леголас помнил эти страшные доспехи, что одевают плоть изнутри, распирая ее безжалостной сталью. И вот опять они раскалились докрасна, добела, до шипения, до сияния, впились в каждый дюйм тела, готовые разорвать его в клочья. Опять вихрь неистовой муки завертел его в молотилке, дробящей на куски его сущность, его тело и разум. И вдруг Леголас ощутил, как взрывается на мириады частиц, затопляемый ужасом, что ему уже никогда не собрать себя воедино. Но частицы стремятся друг к другу, будто мотыльки к освещенному окну, сливаясь, срастаясь, безошибочно находя свои прежние места.

Зрение вернулось в одночасье, словно холодная ладонь ударила по щеке, будя от тревожного сна. Но Леголас ничего не чувствовал. Ни все еще терзавшей его боли, ни холода острых граней колотых плит под лопатками. Он видел лишь Сарна… Одухотворенно-красивое лицо, стремительно искажающееся, как отражение в тихом озере от брошенного камня. Кровь, сочащуюся из ссадин и царапин на лице и шее, черными каплями промывающую дорожки в красных потеках. И тут же все произошедшее в последние часы разверзлось перед Леголасом в ужасающей правдивости, беспощадной ясности и бесспорности. Он исцелен… Его друг купил его жизнь за свою собственную…

- Нет, – пробормотал Леголас, скребя ладонями по плитам и пытаясь подняться, – нет, нет, брат… Да что же ты наделал!..

А Сарн медленно провел по лицу ладонью, уже тоже принимавшей первые признаки орочьей руки. Улыбнулся, блеснув слегка заострившимися зубами.

- Получилось, – пробормотал он, содрогаясь. Судорожно повел плечами, хрипло втягивая воздух. Сдвинул брови, словно пытаясь найти что-то важное в накрывающей его волне муки.

– Леголас, беги. Еще немного, и я стану очень опасен. Беги немедленно. Дверь прямо за тобой. Где-то там выход, только найди его. Уходи, умоляю, оставь меня… Ты погибнешь…

Леголас поднялся на колени, не отрывая от Сарна взгляда. «Уходи, оставь меня, болван. Ты погибнешь…» И это тоже он уже слышал, там, в горящей чаще родного леса, всего-то прошлым летом. Лицо Сарна было покрыто копотью, и опаленные волосы цеплялись за черные хребты торчащих из земли корней, и раздробленная ключица проминалась под ладонью принца тремя неровными осколками. Пылающий вяз клонился к земле, треща и сыпля искрами, а Леголас, изнемогая от зноя и усталости, волок друга по горячей, обглоданной огнем земле.