Golden Age (СИ) - "Kaisa123" - Страница 97

- Корин, что ты тут делаешь? – спросил у принца Питер. – Возвращайся к королю Луму.

- Он отпустил меня, - ответил мальчик, приближаясь к нарнийским правителям. Корин остановился рядом с Эдмундом, который изо всех сил крепился и старался не показывать своих чувств, и искренне сказал: - Вы храбро сражались на турнире. Не расстраивайтесь, пожалуйста!

- Спасибо, Корин, - ответил тот немного хрипло и присел на корточки. Мальчик захлопал глазами, когда младший правитель потрепал его по светлым, взъерошенным ветром волосам и произнес: - Видишь, путь воина состоит не только из побед, но и из поражений. И только от твоей силы духа зависит, что будет следующим.

- Вы победите в поединках, обязательно! – воскликнул Корин пылко. Эдмунд усмехнулся.

- Как же, ты желаешь победы мне, а не своим рыцарям?

- Ну… И им тоже… – замялся маленький принц, который пока не задумывался о таких тонкостях. Юноша опять потрепал его по волосам и подтолкнул к выходу, избавляя от необходимости отвечать на столь сложный вопрос. Стоило Корину отвернуться, как улыбка с лица дипломата Нарнии пропала, а в глазах промелькнула не угасшая боль и горечь. Перемена это была настолько мимолетна, что Питер поразился самообладанию младшего брата, который даже сейчас, потерпев поражение от руки своего врага и получив такой удар по гордости, не терял достоинства. Государь окликнул принца и спросил, что происходит на ристалище, кто пробился в финальную пару.

- Наш рыцарь и царевич Рабадаш, - ответил Корин беспечно. Кабы Питер знал, что истина будет такова, то не стал бы задавать этот вопрос, ибо Эдмунд глухо рыкнул, будучи неспособным сдержаться. Тем более что принц уже успел убежать прочь.

Рабадаш. Ну конечно, победа над фаворитом турнира вырастила у него за спиной крылья, кто бы сомневался! Почему-то юноша точно знал, кто в итоге победит. Тархистанский царевич просто не может упустить такого случая, не в его это характере. Неважно, кто сейчас ему противостоял, - огонь в крови южанина пылал такой силы, что он любого бы мастера одолел, Эдмунд это чувствовал. Проигрывать было обидно, а Рабадашу – невыносимо. Так что король процедил, что с него довольно, и, вручив уздечку Питеру, зашагал прочь. Гром аплодисментов и шум толпы, взорвавшейся торжествующими криками, заставил его ускориться, чтобы не стать частью празднующих победу гостей турнира. Чью именно – Эдмунд знал и так.

Остаток дня прошел просто отвратительно. Каждый, кто был хоть немного с королем знаком, считал своим долгом утешить его и приободрить, словно Эдмунд в том нуждался! Поначалу он никак не реагировал. Затем это стало раздражать. Потом бесить. Под вечер юноша уже втайне ненавидел любого, кто затрагивал эту злободневную тему. Да, он проиграл, хотя все считали, что уж в конской сшибке Нарния возьмет верх над другими странами! Но черт возьми, невозможно учесть все и вся. Как воин он сделал все, но за качеством снаряжения не уследил. Дубленая кожа подвела его в самый ответственный момент. И смысл сейчас сожалеть о несделанной работе, которая так сильно сказалась на результате? Смысл вздыхать и плакаться? Было очень обидно признавать свое поражение, особенно когда он так стремился к победе, прикладывал столько сил ради ее достижения, но куда деваться? Эдмунд допустил ошибку, а Рабадашу повезло ею воспользоваться. Честь ему и хвала за это, тут ничего больше не скажешь. Повернись судьба чуть иначе, его соперником в роковой заезд стал бы кто-нибудь другой и было бы не так тяжело переносить горечь проигрыша. Это неудачное совпадение, но каждый, да будет он проклят, каждый считал жизненно необходимым поддержать нарнийского владыку! Кто-то в-открытую радовался победе Тархистана. Южане ходили раздувшиеся от гордости и довольства. Рабадаш и вовсе возомнил, что его долг – постоянно мозолить королю Нарнии глаза. Под вечер хотелось разодрать его на мелкие клочки. Лум же, отличающийся тактом и осторожностью, ничего не сказал на этот счет, лишь напомнил, что турнир не окончен и впереди еще поединки, не менее торжественная и важная часть соревнований. Эдмунд знал, что выложится на полную. Иначе и быть не могло.

Но до этого сладкого момента следовало еще дожить, а юноша уже начал сомневаться в том, что сможет это сделать. Вряд ли его допустят до участия, если он прямо сейчас ударит сладкоречивого орландского вельможу, который так пространно и философски рассуждал о сложном пути воина, что сдерживаться не было сил. Со сломанной челюстью ему будет куда труднее чесать языком, а он хотя бы душу отведет… На торжественном приеме, организованном тем же вечером, такое поведение вряд ли оценят по достоинству. Улыбка, которой Эдмунд одаривал собеседника, предупреждала о том, что ее получившего ждут невероятные муки, если он не уберется вон отсюда. Благо, вельможа это быстро понял и исчез. Тихо выдохнув, король взял со стола кубок с вином, высматривая в толпе родных. Питер беседовал с Лумом, Сьюзен упросили показать свое мастерство в игре на арфе. Долго ее склонять к этому не пришлось, и в воздухе витала мастерски сыгранная мелодия, объединяющая и изящество Орландии, и чарующую, волшебную простоту Нарнии.

Высший свет не прощает ошибок. Точно хищная птица в небесах, высматривает он малейшие проявления слабости, чтобы сплетнями взрастить из хилого семечка целое дерево, которое раздавит своими корнями допустившего эту оплошность. Здесь каждое движение, каждое слово оценивается строжайшим образом, хотя приятная музыка и улыбки собеседников создают обманчивое ощущение расслабленности. Ему нельзя верить. Все игроки на столь высоком уровне точно выверяют сказанное, и даже малейший жест просчитан до мелочей, пусть и кажется небрежным. В таком мире нужно уметь жить и крутиться. Эдмунд отныне умел.

Ему, полномочному представителю Питера Великолепного во всех дипломатических поездках, было жизненно необходимо научиться этому сложному искусству. Улыбаться, когда на душе скребутся кошки. Скрывать свою боль внутри, никому ее не показывая. Играть учтивыми словами, как ножами, нанося собеседнику слабые, но болезненные порезы, и сносить ответные с высоко поднятой головой. Замечать каждую мелочь и отслеживать те, что касаются его самого, ибо враги Нарнии не дремлют. Единственная оплошность, и интриганы сразу возьмутся за свое древнее ремесло, а Эдмунд как никто другой знал, насколько бесценна вовремя полученная информация. Не он ли шпионил за тварями Джадис, сражаясь с ними в лесах, строя ловушки на их пути? Теперь также пристально следили за самим младшим королем, и с этим приходилось считаться. Приходилось держать заявленную планку, и не только лишь ему. И Питеру. И Сьюзен.

Старшая королева, пожалуй, привыкла к высшему свету даже больше, чем Эдмунд. Характер у него был непростой, и спокойствие с хладнокровием в нем уживалось с пылкостью и жарким сердцем. Порой сдержаться было непросто. Сьюзен же ощущала себя как рыба в воде. С вызывающей зависть легкостью скользила она сквозь ряды разодетых орландок, невозмутимо вела светские беседы, гармонично вписывающаяся в это окружение… И резко выделяющаяся из числа прочих знатных дам.

Сьюзен Великодушную было также просто разглядеть в толпе, как и Питера Великолепного. Все они научились жить в этом мире политики, но слиться с вельможами так и не сумели. Да и надо ли было стараться? Ведь они нарнийцы и несут это в своих сердцах, выбиваясь из общего ряда. Простота среди вычурного великолепия, про которую никто не посмеет сказать «наивная», - как старшая королева, грациозной фигурой затмевающая всех своих собеседниц. Сила, что не нуждается в роскошных украшениях и бьющем в глаза блеске, ровная, спокойная, не кричащая, но могущественная, - как государь Нарнии. Да, старших правителей Эдмунд мог высмотреть в первое же мгновение, где бы они ни находились. Сьюзен играла на арфе, а Питер разговаривал о чем-то с лордом Эснеком, который сменил отвлекшегося на сына Лума. Корину было скучно среди взрослых, и его отправили спать.

Младший король отвел взгляд. Когда в круг знати выходил брат – а делал он это не так часто, предпочитая не покидать Нарнию надолго, юноша отходил на второй план, плавно и незаметно. Говорить одно и то же в два голоса было бессмысленно, а спорить с ним на публике Эдмунд считал неприемлемым. За границей, вдали от дома, лишь в единстве их сила – а в чужом замке даже у стен есть уши. Об этом никогда нельзя забывать, и потому младший король уподоблялся тени государя, что следует за ним неотрывно… И пользуется тем, что яркий солнечный свет Питера делает его самого менее заметным. Пока Верховный король говорил, младший внимательно оглядывал толпу, подмечая каждую мелочь. Кто с кем больше общается, кто кому более выказывает расположение и симпатию. Ему, командующему тайной полицией, раскинувшему сеть из соглядатаев по всему материку, любая деталь могла намекнуть на новый союз, готовящееся соглашение. Политика точно дождевая вода, что после ливня собирается в могучий поток. Неизвестно, куда она потечет… Но исследовав рельеф почвы на его пути, можно сделать догадки и подготовиться к ним. Иногда – даже вырыть в ключевом месте ямку или проложить колею, направив поток в нужном направлении… Знания – это сила, сопоставимая с мощью оружия, звенящего на поле боя. Знания были его, Эдмунда Справедливого, миром, в котором он царил и становился все более искусным.