О чем не сообщил ТАСС Подлинная история «Трианона» - Перетрухин Игорь Константинович - Страница 17

К началу прошлого века Россия со своим возраставшим промышленным потенциалом, который не мог не настораживать и не пугать ее конкурентов на Западе и Востоке, становится объектом усиленного военного шпионажа со стороны Англии, Германии, Австро-Венгрии, Италии и особенно Японии, готовившейся к изменению в ее пользу соотношения сил на Востоке.

В связи с этим высшим руководством России было принято решение создать самостоятельную контрразведывательную службу. Канцелярия военно-учетного комитета Главного штаба военного министерства подготовила проект ее создания. 20 января 1903 года военный министр генерал-адъютант А. Н. Куропаткин доложил о нем Николаю II. Царь, ознакомившись с докладом, наложил на нем резолюцию: «Согласен». Этот орган был назван Разведочным отделением. В его задачу входил розыск иностранных шпионов и изменников. Создавался он в обстановке строгой секретности, без официального уведомления общественности об его учреждении, так как, по мнению организаторов данного учреждения, тайна его существования являлась одним из основных условий успешного осуществления им своей деятельности. Первый начальник Разведочного отделения именовался завуалированно просто как «состоящий в распоряжении начальника Главного штаба».

Им стал ротмистр Владимир Николаевич Лавров, опытный сотрудник российской тайной полиции, переведенный в военное ведомство с должности начальника Тифлисского охранного отделения. Все расходы на содержание Разведочного отделения — а они были немалыми — погашались под грифом «на известное Вашему Императорскому Величеству употребление». Судя по всему, отделение работало достаточно эффективно. В 1910 году начальник Разведочного отделения, уже ставший к тому времени полковником, В. Н. Лавров за заслуги «в ведении наблюдения за деятельностью иностранных военных атташе в Санкт-Петербурге и борьбе с военным шпионством в этом городе и его окрестностях» был представлен к высокой государственной награде. Однако на результативности работы отделения не могло не сказываться отсутствие системы органов контрразведки, охватывающей всю территорию Российского государства. В этой связи 8 июня 1911 года военным министром было утверждено «Положение о контрразведывательных отделениях» (КРО). Их системой руководил тогда отдел генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба, центральный же орган был представлен Петербургским отделением Генштаба, ставшим преемником Разведочного отделения. Таким образом, российская контрразведка берет свое начало 20 января 1903 года, и ей сейчас уже более ста лет!

Официально органы российской контрразведки прекратили свое существование в прежнем виде лишь в мае 1922 года, когда было принято решение о создании в структуре центрального аппарата органов ГПУ контрразведывательного отдела (КРО) и его подразделений на местах.

Наиболее значительных успехов наши контрразведчики достигли в годы Великой Отечественной войны в жестокой и беспощадной борьбе со спецслужбами фашистской Германии и ее союзников.

Несколько позже контрразведывательные функции в стране стало осуществлять специально созданное для этой цели Второе главное управление КГБ СССР. У его истоков стояли такие прославленные организаторы и талантливые руководители, как генералы Е. П. Питовранов, О. М. Грибанов и Г. Ф. Григоренко, воспитавшие целую плеяду профессионалов высшего класса. Все это не могло не сказаться самым положительным образом на повышении общего уровня контрразведывательной работы, что, в свою очередь, содействовало успешному решению задач по обеспечению государственной безопасности.

В исключительно сложной международной обстановке в годы «холодной войны», когда спецслужбы противника активизировали свою деятельность, Второе главное управление усовершенствовало методы своей работы. Появились подразделения с новыми функциями как непосредственно в управлении, так и за его пределами в виде служб безопасности на объектах возможного агентурного проникновения. В 1975 году такая служба была создана и в Министерстве иностранных дел СССР.

Создание службы безопасности происходило не без определенных трудностей, связанных с неоднозначностью оценки ее предстоящей деятельности в руководящих кругах министерства. Но в конце концов А. А. Громыко дал на это согласие. После этого группа оперативных работников во главе с полковником Михаилом Ивановичем Курышевым впервые официально вошла в штат одного из отделов министерства и заняла отведенные для нее помещения в здании на Смоленской площади. Кроме того, в штат Седьмого отдела для работы по МИД был направлен ряд сотрудников других подразделений нашего ведомства, а также выпускники Высшей школы КГБ СССР, ранее окончившие гражданские вузы и затем получившие языковую подготовку: Гречаев, Удалов, Шитиков, Лейтан, Молодцов. Было определено, что связь Курышева с министром по всем вопросам будет осуществляться через заместителя министра — Игоря Николаевича Земского.

Несколько позже в эту группу из отдела вопреки моему желанию был направлен и я. Если говорить откровенно, то работа в так называемом «действующем резерве» мне никогда не импонировала. Но альтернативы не было. Работа по обеспечению безопасности министерства велась и раньше, но слишком малыми силами и с «дальних подступов». С созданием службы безопасности не заставили себя ждать и первые, хотя и не очень значительные, результаты.

Одним из первых «сюрпризов» министру стало то, что в процессе углубленной проверки одного из его советников, который намечался для поездки на ответственную работу в США с перспективой назначения его на должность Представителя СССР в ООН в ранге Чрезвычайного и Полномочного Посла, было установлено, что в действительности у него совсем другая фамилия и другие биографические данные.

Он был сыном сосланного в Сибирь в 1932 году служителя культа, что по тем временам являлось серьезным компроматом. Его без оформления соответствующих документов усыновила тетка из Ленинграда, муж которой был капитаном речного флота. В своей автобиографии об отце он писал, что тот «был всю жизнь капитаном». И все это было бы ничего. Однако выяснилось, что его второй дядя, проживавший до войны в Пятигорске, при занятии города фашистскими оккупантами вступил добровольно в немецкую полицию и принимал участие в репрессиях против советских граждан. После освобождения города нашими войсками он скрылся, а когда был пойман, его осудили за предательскую деятельность на десять лет лишения свободы. Дяде еще повезло, что его поймали не сразу.

Скрыв все это, советник вступил в партию, а по прошествии времени оказался в ближайшем окружении министра и стал членом коллегии министерства. Его сын по окончании МГИМО находился на дипломатической работе в одной из западноевропейских стран.

По указанию руководства главка с составленной мною справкой Курышев ознакомил И. Н. Земскова, который попросил оставить ее у него для доклада А. А. Громыко.

Несколько позже Земсков рассказал Курышеву, что министр долго молча читал справку — сначала без очков, а затем надев их. Через несколько дней он, возвращая ее Земскову, сказал, что две ночи почти не спал, вызвав этим немалую озабоченность своего домашнего окружения, и все думал, как такое могло случиться с человеком, которому он безраздельно доверял.

Кончилась эта история своеобразно. Советника без объяснения причин перевели на аналогичную должность в Историко-документальное управление. Он продолжал пользоваться столовой и буфетом для руководящего состава министерства и получал там продовольственные заказы. Никаких других санкций к нему не применили. И даже вездесущий в таких делах орган тогдашней инквизиции — партком — хранил полное молчание, видимо, получив указания сверху.

Вскоре после этого случая И. Н. Земсков, возможно исполняя волю самого министра, изъявил желание лично познакомиться со всеми сотрудниками службы безопасности, включая и тех, кто работал в Седьмом отделе в здании КГБ на площади имени Ф. Э. Дзержинского.

Встреча происходила на исходе рабочего дня в кабинете М. И. Курышева в МИД. Пили кофе и хороший коньяк, который я раздобыл по поводу такого случая. Игорь Николаевич не преминул одобрить мой выбор. Для меня это было особенно лестно, поскольку он знал толк в коньяках.