Спасибо моей новенькой фритюрнице за чудесный ужин (СИ) - "Le Baiser Du Dragon и ankh976" - Страница 100

— Древнее оружие! — благоговейно прошептал Никрам.

Оказывается, все наши пришли за мной.

— И свитки! — Эйлах и темные бросились к полкам.

Чувство обреченности и Судьбы исчезло, и я недовольно покосился на спугнувших его товарищей. А потом тоже подошел к полкам, разглядывая свитки. Подергал за разные выступы в поисках тайников, которые здесь наверняка должны быть. Некогда сильные чары сокрытия ослабли, обнажая тайные плетения, и я прощупывал их пальцами, пытаясь подцепить. И мне удалось! В дальнем углу медленно проявилась еще одна ниша, и мы поспешили к ней за новыми сокровищами.

Не знаю, что меня привлекло в золотистой бумажной тетрадке, оплетенной чарами сохранности так сильно, что вокруг нее шла рябь. И как заклятья не выдохлись за столетия?

На обложке тетрадки была нарисована красная птичка и несколько ярких цветов. Да, вот что меня заинтересовало. Тот, кому она принадлежала когда-то, явно был светлым. Может быть, даже магом Жизни. А еще эта пухлая тетрадка с тонкими белыми листами была испачкана бурыми пятнами засохшей крови, которые почему-то не вывели, несмотря на всю заботу о сохранности.

Я открыл ее посредине. По странице бежала вязь тонких рун, чье начертание было столь странным, что я с трудом улавливал смысл. “Боги разочаровались в нас, и это их новые дети, агрессивные, плодовитые и любимые дети, нам на замену”, прочитал я и с изумлением вспомнил недавние слова Тионы. Так вот, что она цитировала! Но при чем тут?..

— Откуда ты взяла ту фразу о “боги разочаровались в нас”? — спросил я Тиону.

— Что? — удивилась она. — А, это одно из изречений на арках в доме рода.

Я хмыкнул и открыл первые страницы. Написание рун в начале тетрадки было такое же странное, но гораздо более упрощенное, чем в середине, должно быть, к моменту записи о богах и новых детях (уместившейся всего в две руны) автор развился, как маг.

И чем больше я вчитывался, тем понятнее становился текст.

Комментарий к 75.

Коллаж к главе от Нардин:

http://www.picshare.ru/uploads/140813/3zUpQj44Os.jpg

========== 76. Мальчишник ==========

Едва зайдя в академию, Лэйме поспешил к инфодоске — сегодня должны были вывесить результаты экзаменов первой ступени. Пятьдесят баллов из шестидесяти шести давали право приступать к практике, а все, набравшие меньше — отсеивались с курсов. Нет, конечно, Лэйме был уверен в своей теоретической подготовке, но все равно волновался. Дело в том, что преподаватель боевых заклятий питал к нему явную расовую неприязнь, особенно усилившуюся после того, как Лэйме заявил, что лично ему этот предмет совершенно бесполезен — темные заклятья кастовать он не способен, а теорию и сам бы смог с успехом преподавать, особенно в разделе противостояния.

Весь класс тогда радостно гоготал над его остроумным замечанием, только преподаватель побледнел и покрылся пятнами, прошипев: “Думаете, раз вам покровительствует высокий род, то все сойдет с рук, господин Дартзих?”

И Лэйме тогда прикусил язык, осознав, что зарвался. Но было уже поздно — преподаватель затаил зло и на каждом занятии лупил ему нули и единицы. Самое же обидное было в том, что Лэйме ничуть не думал и даже не особо осознавал это самое “покровительство высокого рода”. Он просто вел себя так же, как и на родине, легко почувствовав себя на месте среди благородных офицеров. Но когда-то с высоты его происхождения была незаметна разница между мелким наследственным дворянчиком и выбившимся в люди низкородным, а теперь он сам был этим выбившимся низкородным. И совсем не имел права вести себя, как зарвавшийся высокородный ублюдок. Впрочем, и раньше не имел…

“Лэйме Дартзих, 56 баллов”, прочитал он в списке и с облегчением улыбнулся: конечно, единица по заклятиям — не украшение, но хорошо, что остальные преподаватели не поддержали коллегу, а выставили Лэйме заслуженные одиннадцатки.

Он отошел от доски, все так же улыбаясь, и кивнул по дороге знакомым. На летних курсах переквалификации учились, в основном, бывшие армейские офицеры, почему-либо желающие покинуть армию. Насколько Лэйме знал, основная причина была в желании завести выводок. Ради этого отважные вояки брали полуторагодовой отпуск — до вылупления — а потом большинство мужчин уходило из армии на более стабильную службу, чтобы воспитывать свои подрастающие выводки по вечерам и выходным. Так что все курсанты были опытными, состоявшимися, по темным понятиям, в карьерном и личном плане мужчины. И с Лэйме они общались неизменно вежливо, но без той дружеской близости, с которой обращались друг к другу — и Лэйме яснее ясного понимал, что просто не принадлежит их кругу. Он воевал не с ними, а на другой стороне, был неженат и не представлял себя возящимся с детьми… Наверное, единственные темные, для которых он не будет чужим — это его новые родичи, любящие его так искренне и беззаботно. Хорошо, что жизнь научила его ценить любовь и преданность низкородных, страшно представить, как он бы отнесся к подобным чувствам раньше. Как к чему-то, не стоящему внимания и само собой разумеющемуся.

— Господин Лэйме, — окликнул его один из однокурсников.

Лэйме вежливо наклонил голову:

— Господин Ссторс.

— Мы будем сослуживцами, я тоже иду на практику в речники, — Ссторс еле заметно улыбнулся.

Лэйме немного подождал продолжения и, не дождавшись, хотел было уже с иронией заметить: “Какое судьбоносное совпадение”, но сдержался и с самой любезной улыбкой сказал: “Значит скоро встретимся, удачи вам, коллега”.

Ссторс был из купеческого рода. Он больше десяти лет прослужил на заставе у Северного моря, а пару лет назад пошел в другой род , тоже купеческий, вторым мужем. И почти сразу был осчастливлен выводком. Стандартная история. Лэйме очень быстро узнал все незамысловатые жизненные обстоятельства своих сокурсников — те делились ими совершенно бесхитростно. О своем же прошлом Лэйме особо не рассказывал, за что получил репутацию скрытного и надменного типа. Но, увы, что он мог им сказать? О родине он вспоминать не хотел, чтобы не травить душу, а о своем жалком существовании в темных землях жаждал рассказывать еще меньше. Так что на все вопросы любопытных темных он отделывался давно отработанной историей: воевал, попал в плен, едва смог пережить его последствия и был спасен покровительством высокого рода. Коротко, ясно и даже правда. После этого экскурса всегда следовало переводить разговор на волнующую собеседника тему — детей, внутреннюю политику, супружеские отношения, машинки. Лэйме с удовольствием вычислял горячие для темных темы и раскладывал их в уме по полочкам, в зависимости от образования, пола, происхождения и профессии собеседника. Если же темный попадался очень упорный в своем любопытстве, то всегда можно было рассказать пару пикантных анекдотов из жизни хаоситов, на необразованных темных это действовало безотказно, а образованные никогда не бывали так настойчивы.

Отходя, Лэйме услышал, как еще один сокурсник спрашивает у Ссторса: “Ну, что, послал тебя наш ледышка?” А Ссторс отвечает: “Поверишь, я даже не решился позвать”.

“Значит, он смог тебя послать еще до начала разговора”, — тихо засмеялся сокурсник.

И Лэйме стало обидно — ведь он так старался быть доброжелательным. А еще любопытно, куда его хотели позвать? Но он не остановился и не обернулся: ведь эти люди обзывали его ледышкой.

Во второй половине дня, ловко подгадав к перерыву между лекциями, ему позвонил Ясси и принялся зазывать вечером на какой-то праздник в приюте.

— У нас сразу четыре человека выпускаются, ты представляешь, Лэйме! — радовался Ясси.

— Вряд ли мое присутствие там будет уместно, — улыбнулся Лэйме, — но передай им мои искренние поздравления и обязательно пришли фотографию.

— Но как же, ты же не будешь сидеть в обнимку со своими книгами весь вечер? — взволновался Ясси. — Обязательно сходи погуляй!

Лэйме негромко засмеялся и прислонился лбом к стеклу, глядя на полицейский стадион.

— Как бы мне ни хотелось провести вечер именно так, милый Ясси, но я обязательно погуляю и займусь светской жизнью. Мне надо сходить в порт, а вечером обязательно придут родичи, я это предчувствую даром провидца.