История одиночества - Бойн Джон - Страница 14
- Предыдущая
- 14/17
- Следующая
Не поняв моего вопроса, девочка нахмурилась, потом озадаченно посмотрела на мать.
– Вы читали, не будем вам мешать, – сказала женщина.
– Вы тоже читали. – Я взял ее книгу, глянул название, потом оторвал уголок газеты и использовал его как закладку. Женщина открыла рот, словно собираясь что-то сказать, и я уразумел всю бестактность своего поведения. Кто я такой, чтобы учить ее манерам? – Извините, – смутился я, но она отмахнулась – право, пустяки, и тут Эзра зевнул во весь рот. – Похоже, он устал.
– У нас был долгий перелет. Не терпится попасть домой.
– Куда ездили?
– Навестить маму и ее мужа.
Фраза показалась странной, но потом я смекнул: мать – вдова или разведена. Вновь вышла замуж, как Беата Рамсфйелд.
– Маму и ее мужа, – покивал я. – Приятная поездка?
– Долгая. Полтора месяца. Слишком долго.
– Позвольте узнать, где они живут?
Женщина чуть улыбнулась:
– В Иерусалиме.
– Прекрасный город.
– Бывали там? – спросила она, и мне послышался какой-то неуловимый иностранный акцент.
– Нет, – сказал я.
– Тогда откуда вы это знаете?
– Я слышал, что город очень красивый. Мои знакомые в нем жили. Надеюсь, и я когда-нибудь съезжу. – Разглядывая меня, женщина кивнула, и я вдруг забалаболил: – Я вообще мало где бывал. Только в Италии. И еще в Норвегии. Только что вернулся. Расскажите про Иерусалим. Он такой, каким я его представляю?
– Откуда мне знать, что вы себе нафантазировали, – сказала она, и я засмеялся, но осекся – может, это никакая не шутка?
– Наверное, там очень тепло.
– А, вы про погоду, – кивнула женщина. – Да. Бывает тепло. Иногда сыро.
– Вы не хотите, чтобы вас отрывали от чтения? – спросил я. У меня сложилось впечатление, что, в отличие от других попутчиков, ей нет дела до меня.
– Пожалуйста, извините, – уже мягче сказала женщина, покачав головой. – Я тоже устала, вот и все. Я не хотела показаться невежливой. Долгий перелет. Семь часов.
Я кивнул на детей:
– Для них чересчур долго.
– Они-то совсем не против. Всего второй раз летели на самолете и были в восторге.
– А в первый раз куда летели?
Женщина широко улыбнулась, открыв ослепительно-белые зубы, – такая улыбка превратила бы свирепого пса в ласкового кутенка.
– В Иерусалим, куда же еще?
– Обычно я соображаю лучше. – Я смутился из-за собственной тупости.
Я побарабанил пальцами по столу, женщина смотрела на пейзаж, проплывавший за окном. Я стушевался и подумал, что лучше, наверное, продолжить чтение.
Кто-то похлопал меня по плечу. Старик с банановой кожурой и газетой.
– Я иду в вагон-ресторан, отче, – сказал он. – Принести вам сэндвич?
– Нет, благодарю. Я не голоден.
– Сэндвич вам не помешает, – не унимался старик. – С чем вы любите, с ветчиной или индейкой? Или, может, хотите тост с капелькой малинового джема?
– Перед дорогой я пообедал, правда. Вы очень любезны.
Старик кивнул и, подмигнув мне, ушел. Дама с пучком слышала этот обмен репликами; казалось, она слегка расстроена тем, что я общаюсь не с ней, а с матерью близнецов.
– У Энтони в сумке есть чипсы «Тейто», – сказала дама. – Дайте знать, если проголодаетесь.
– Нет! – в ужасе взвыл мальчик, и дама наградила его чувствительным шлепком.
– Замолчи! – приказала она.
– Что вы, не надо, – сказал я, расстроенный этой сценой. – Я не люблю чипсы, – успокоил я Энтони, который, испепеляя меня взглядом, прикидывал, стоит заплакать или нет.
– Если передумаете, отче, только скажите, – не отставала дама.
– Не передумаю. Но все равно спасибо. Вы очень добры. И ты, Энтони.
– Такое часто бывает? – немного погодя прошептала моя визави. – Вас все время пытаются накормить?
– К несчастью, да, – ответил я. – При желании я мог бы вообще не ходить за продуктами.
Позже я всякий раз вспоминал этот эпизод, слыша байку о Джеке Чарлтоне, который за все покупки расплачивался чеком. Кто же предъявит к оплате автограф знаменитого футболиста? Нет, его обрамят и повесят на стену. Джек вообще обходился без денег. Но вот соседка моя покачала головой, словно хотела сказать: с какой стати людям так себя вести? Этакая незаинтересованность была мне внове, она меня даже заинтриговала. Что-то не видно почтения, о котором писал Том Кардл, тут скорее недоверие.
А в 1980-м кто имел хоть малейший повод не доверять священнику?
– Вы считаете его родиной? – спросил я, вдруг охваченный желанием одолеть разделявшую нас преграду.
– Простите?
– Я об Израиле, – пояснил я. – Это ваша родина?
На секунду женщина задумалась.
– Мать считает его родиной, – сказала она. – И отчим. А я, пожалуй, нет. Я была там всего два раза. Нелепо называть его родиной.
– Не любите туда ездить?
– Авиабилеты очень дорогие. Мне не по карману.
– Понятно.
– На эту поездку я долго копила. Чтобы Эзра и Бина повидались с бабушкой.
– Бина. – Я улыбнулся, глядя на девочку, которая, по примеру брата, уснула. Вообще-то мальчик привалился к моему плечу, и я поерзал, отстраняясь. – Красивое имя.
– Оно означает «разум», – сказала женщина. – И еще «мудрость».
– А вас как зовут? – спросил я.
– Лия. Что, похоже, означает «усталость».
– Одран. – Я ткнул себя пальцем в грудь. – Честно скажу, я понятия не имею, что это означает. Мне всегда хотелось побывать в Израиле. – Я слегка лукавил, поскольку об этом особо не думал. – И в Сиднее. Мечтаю увидеть Австралию. Н у, может, когда-нибудь удастся.
Лия рассмеялась, и дама с пучком ожгла ее взглядом: надо же, флиртует со священником.
– Это очень разные страны, – сказала Лия.
– Согласен, – кивнул я. – Но образ Австралии чем-то меня привлекает.
– Иногда образ лучше реальности. – Лия помахала рукой, словно разгоняя мираж. – Вот об этом мы спорили с мамой. Мечта выше реальности.
– Маму не переспоришь, – сказал я. – Уж я-то знаю, поверьте.
– Не переспоришь.
– Значит, образ еврейской родины вас не прельщает? – заинтересованный, я подался вперед.
– Моя родина здесь. Ирландия. Да, родилась я в другом месте, но после войны мы с мамой приехали сюда.
– А отец? – Я сам не понимал, почему спрашиваю о том, что меня не касалось. – Ваши родители познакомились здесь? Да нет, что я, ведь вы уже родились.
– Мама выжила, – просто сказала Лия, глядя мне в глаза. – Отец – нет.
– Я таки взял вам, отче, булочку с ветчиной и сыром. – Старик, вернувшийся из вагона-ресторана, положил прозрачный сверток на столик. Я недоуменно вытаращился, все еще переваривая слова Лии. – И бутылочку «Севен-ап». Вы любите «Севен-ап»? Меня от него пучит, но я пью, не могу удержаться. И вот еще чипсы «Кинг». «Тейто» не было. «Тейто», конечно, лучше, но у них только «Кинг».
– Я же сказала, у нас есть «Тейто», – влезла дама с пучком.
– Ну пусть съест и то и другое.
– Энтони, угости отче чипсами.
– Нет! – заорал мальчик.
– Сейчас я с тобой поговорю.
– Моё! – не сдавался Энтони.
– Кушайте, отче, – сказал старик. – Может, еще принести шоколадку?
Сам того не ожидая, я грохнул кулаком по пластиковому столику. Вышло не хуже, чем у мамы, шестнадцать лет назад злобно колотившей кастрюлей о стол.
– Я же сказал, не надо еды! – рявкнул я. – Я поел перед дорогой. Вы меня не слышите, что ли?
Опешивший старик попятился; он так растерялся, словно я дал ему тумака. Дама с пучком буравила его взглядом, как будто во всем виноват он один. Лия молча наблюдала за сценой. Испуганные дети ее проснулись. Я закрыл глаза и выдохнул.
– Извините, – сказал я, глянув на старика. – Прошу прощения. Мне очень жаль, правда.
– Все в порядке, отче. – Старик смотрел в пол, избегая взглядов других пассажиров. – Не переживайте.
– Сколько я вам должен?
– Что вы, ничего.
Я не настаивал.
– Простите, – повторил я.
Старик улыбнулся и, тряхнув головой, сел на свое место.
- Предыдущая
- 14/17
- Следующая