Глубокий сон (Вечный сон) - Чэндлер Раймонд - Страница 36

• Предыдущая
• 36/47
• Следующая

В лифте на табуретке с протертой подушкой дремал старец. Рот его был открыт, покрытые мелкими жилками виски блестели в слабом свете. Он был в голубом форменном пиджаке и, похоже, чувствовал себя в нем так же хорошо, как лошади в стойле конюшни. Кроме того, на нем были серые брюки, белые шерстяные носки и черные детские полуботинки. Он спал на табуретке, вызывая жалость, и ждал клиентов. Я на цыпочках прошел мимо него и, уловив едва заметное дуновение, нашел дверь к пожарной лестнице и открыл ее. Лестничная площадка не убиралась несколько месяцев. На ней спали и питались бродяги, оставляя хлебные корки и куски грязных газет, спички и выпотрошенные кошельки. В грязном углу, между стенами, исписанными каракулями, лежал кружок белесой резинки и судя по всему никто и не собирался убирать ее оттуда.

Приятное зданьице.

Тяжело дыша, я взобрался на четвертый этаж. И его холл украшала грязная урна, стоявшая на изношенном коврике, и такие же горчичного цвета стены, такая же атмосфера подозрительных занятий. Табличка с надписью «Л.Д.Уолгрин – страхование» висела на темной двери из непрозрачного стекла, дальше находилась другая темная дверь и наконец третья, за которой горел свет. На ней была табличка «Вход».

Над освещенной дверью было открытое маленькое вентиляционное отверстие. Я услышал резкий птичий голос Гарри Джонса.

– Кэнино? Конечно, я уже видел вас где-то, мистер Кэнино... Наверняка.

Я похолодел. Потом послышался другой голос. В нем проскальзывали рокочущие нотки, что-то вроде звука маленькой дрели, работающей за стеной. – Думаю, у тебя была возможность... – я почувствовал в голосе легкую угрозу.

Стул подвинулся по линолеуму, приблизились шаги и отверстие вдруг захлопнулось. За стеклом сгустилась тень, которая быстро расплылась и пропала.

Я отступил к первой двери, снабженной табличкой с фамилией Уолгрина, и осторожно попробовал открыть ее. Она была заперта на ключ, но к косяку прилегала неплотно – старая дверь, поставленная много лет назад, из сырой древесины и теперь слегка рассохшаяся. Я достал бумажник и вынул из-под обложки водительского удостоверения тонкую, твердую, целлулоидную пластинку под которой хранил водительские права. Потом надел перчатки, слегка, почти ласково, уперся в дверь, засунул полоску целлулоида глубоко между дверью и косяком и продвинул ее до широкой щели, видневшейся у замка. Раздался сухой щелчок, похожий на звук лопающегося льда. Я проскользнул внутрь и замер, как сонная рыба в воде. Ничего не случилось.

Я запер дверь так же осторожно, как и открыл.

Передо мной был светлый проем незанавешенного окна, рядом стоял стол, а на нем прикрытая чехлом пишущая машинка. Затем я заметил дверь, соединяющую эту комнату с соседней. Она не была заперта на ключ, так что я вошел во вторую из трех комнат бюро. Дождь неожиданно забарабанил в стекла закрытых окон. Воспользовавшись этим, я прошел через комнату. В щель следующей двери пробивалась тонкая полоска света. Пока что все шло хорошо. Словно крадущийся кот я потихоньку пошел вдоль стены и добрался до той стороны двери, где были петли. Потом заглянул в щель, но ничего не увидел. Рокочущий голос произносил теперь более вежливо:

– Конечно, один малый может сидеть в своей тачке и следить за другим, если ему так хочется. Но ты пошел к этому сыщику. Это твоя ошибка. Эдди этого не любит. Сыщик сказал Эдди, что какой-то тип выслеживает его на сером «плимуте». Эдди, естественно, захотел узнать, в чем дело.

Гарри Джонс тихонько засмеялся.

– А зачем ему это нужно?

– Не твое дело.

– Ты же знаешь, зачем я пошел к этому сыщику. Я тебе это уже говорил. Речь шла о девушке Джо Броуди. Она должна исчезнуть. И рассчитывает на то, что сыщик даст ей немного денег. У меня нет ни цента.

Рокочущий голос спокойно спросил:

– Денег? За что? Сыщики не дают деньги за красивые глазки.

– Этот, может легко достать их. Он знает богатых людей. – Гарри Джонс засмеялся тихим, уверенным голосом.

– Перестань пороть ерунду, малыш! – в рокочущем голосе что-то заскрипело, словно песок попал в шарикоподшипник.

– Хорошо. Ты знаешь того сукиного сына, которого прихлопнул Броуди. А тот его сумасшедший сопляк в свою очередь прихлопнул Броуди. Это была чистая работа, но на беду в тот вечер там был Марлоу.

– Старая история, малыш. Он уже рассказал об этом полиции.

– Ну да, но он сказал не все. Броуди пытался подзаработать на снимках младшей Стернвуд. Марлоу узнал об этом. Когда они спорили по этому поводу, в комнату Броуди вошла младшая Стернвуд с револьвером в руке. Она выстрелила в Броуди, но не попала, только разбила окно. Сыщик ни слова не сказал об этом полиции. Агнесса тоже нет. Вот она и рассчитывает, что получит от него за это немного денег.

– И все это не имеет ничего общего с Эдди?

– А с какой стати?

– Где сейчас Агнесса?

– Это не ваше дело.

– Ты скажешь, скажешь, малыш. Не здесь, так в другом месте, где все ребята обретают желание говорить.

– Она теперь моя девушка, Кэнино. А я не собираюсь втягивать в эту грязь свою девушку. Независимо ни от чьих желаний.

Наступила тишина. Я ясно слышал как капли дождя барабанили в окно. Через щель в двери просачивался сигаретный дым. У меня запершило в горле, потянуло на кашель. Я достал платок и прижал его к губам. Рокочущий голос продолжал все так же спокойно:

– Насколько мне известно, эта маленькая светловолосая девка была для Гейгера дойной коровой. Я должен обсудить это с Эдди. На сколько ты наколол этого сыщика?

– Двести.

– Ты их получил?

Гарри Джон засмеялся.

– Я увижусь с ним завтра. Надеюсь, что получу.

– Где Агнесса?

– Слушай...

– Где Агнесса?

Молчание.

– Взгляни на это, малыш.

Я не шевельнулся. У меня не было оружия. Мне не обязательно было видеть сквозь дверь, чтобы знать, что рокочущий голос предлагал Гарри Джонсу взглянуть именно на оружие. Но я не думал, что Кэнино сделает нечто большее со своим револьвером, кроме как продемонстрирует его. Я ждал.

– Гляжу, – произнес Гарри Джонс таким голосом, будто с трудом цедил слова сквозь сжатые зубы. – И не вижу ничего такого, чего я не видел бы раньше. И не один раз. Давай, жми на курок и тогда увидишь, что это тебе даст.

– Во всяком случае тебе это даст дубовую одежду, малыш.

Молчание.

– Где Агнесса?

Гарри Джонс вздохнул.

– Ну хорошо, – сказал он устало. – Она в доме номер двадцать восемь на Корт-стрит. Комната 301. Что делать, я поступаю как обыкновенный трус. Согласен. Но ради чего я должен был бы свернуть себе на этом шею?

– Нет смысла. Ты рассудительный малый. Сейчас вместе поедем к ней и поболтаем. Если она подтвердит все то, что ты рассказал – тогда порядок. Можешь доить этого своего сыщика, сколько хочешь, мы не будем мешать. Ты не сердишься, малыш?

– Нет, – сказал Гарри Джонс. – Не сержусь, Кэнино.

– Отлично. Это надо обмыть. У тебя есть стаканы?

Рокочущий голос был фальшив, как искусственные ресницы кинозвезды и скользкий, как арбузное семечко. Послышался звук выдвигаемого ящика стола, что-то звякнуло. Скрипнул стул. Потом зашаркали по полу подошвы ног и забулькала наливаемая жидкость.

– Чтоб у наших детей были зеленые волосы, – раздался рокот. Послышался короткий резкий кашель, потом звук рвоты. Затем стук, словно кто-то бросил толстый стакан на пол. Я невольно сжал пальцы на плаще.

– Ведь не заболел же ты после одного глотка, парень... Или все же? -вежливо заметил рокочущий голос.

Гарри Джонс не ответил. Несколько секунд слышно было его тяжелое дыхание, потом все поглотила тишина. И снова заскрипел стул.

– До свидания, малыш, – сказал Кэнино.

Шаги, щелчок выключателя – и свет исчез в дверной щели. Открылась и тихо закрылась какая-то дверь, шаги удалялись, неспешные, уверенные.

Я навалился на дверь, открыл ее и посмотрел в темноту, размытую слабым, падавшим из окна сиянием. Слегка поблескивал край стола.

• Предыдущая
• 36/47
• Следующая