Человек, который любил собак - Чэндлер Раймонд - Страница 2

• Предыдущая
• 2/11
• Следующая

– О'кей, – сказал я. – Бизнес есть бизнес. Принимайте мою игру, и вы избежите неприятной огласки. Как, договорились?

– Хорошо, я буду играть с вами, – ответил он мягко и вложил свою маленькую, мокрую, как рыба, лапку в мою ладонь. Я очень осторожно, чтобы не помять, пожал ее.

Оставив ему свой адрес, я снова вышел на залитую солнцем улицу, затем, пройдя квартал вниз, влез в свой «крайслер» и выехал чуть-чуть вперед, ровно настолько, чтобы из-за угла видеть серый «де Сото» и дверь шарповского дома.

Просидел я так с полчаса. Потом из дома вышел доктор Шарп, уже без рабочего халата, и сел в «де Сото». Он завернул за угол и выехал на аллею, которая шла позади его дома. Огибая квартал, я услышал рычание, лай, хрип. Потом «де Сото» задом выехал из мощеного двора и направился в мою сторону. Я удрал от него за ближайший угол.

«Де Сото» ехал на юг, к бульвару Аргелло, потом свернул на восток. На заднем сиденье была привязана цепью большая овчарка в наморднике. Мне видно было, как натягивалась цепь на ее шее.

Я ехал следом за «де Сото».

Каролина-стрит находилась на самой окраине этого маленького приморского городка. Конец ее упирался в старую заброшенную железнодорожную ветку, за которой тянулись бесконечные японские огороды. Последний квартал состоял всего из двух домов, и я спрятался за первым из них, что стоял на углу, окруженный заросшей сорняками лужайкой. Перед домом высокая, пыльная, красно-желтая лантана переплеталась с кустами жимолости.

Дальше шли два или три выжженных участка, из обуглившейся травы кое-где торчали обгоревшие стволы, а за ними – грязно-коричневая развалюха за проволочной изгородью. «Де Сото» остановился перед ней.

Хлопнула дверца, доктор Шарп выволок упирающегося пса в наморднике с заднего сиденья и потащил его в калитку и дальше по дорожке. Большая, похожая на бочку пальма загораживала от меня крыльцо и дверь дома. Я развернул свой «крайслер», проехал вдоль углового здания и еще три квартала вверх и свернул на улицу, параллельную Каролина-стрит. Эта улица тоже упиралась в железнодорожную насыпь. Рельсы заржавели и заросли бурьяном, а за переездом, с той стороны, грунтовая дорога вела вниз, в сторону Каролина-стрит.

Выехав на грунтовую дорогу, которая так резко спускалась вниз, что домов за насыпью не было видно, я отмерил расстояние приблизительно в три квартала, остановился, вышел, поднялся на насыпь и осторожно выглянул поверх нее.

Дом за проволочной оградой оказался примерно в полуквартале от меня. «Де Сото» все еще стоял у калитки. Нагретый послеполуденный воздух задрожал от громкого низкого лая. Я лег на живот в зарослях бурьяна и, не сводя глаз с развалюхи, стал ждать.

Прошло минут пятнадцать. Ничего не происходило, только собака, не умолкая, лаяла. Вдруг лай стал громче и резче. Кто-то закричал. Потом раздался отчаянный вопль.

Я выскочил из зарослей и помчался вдоль насыпи и вниз, туда, где кончалась улица. Подбегая к дому, я услышал низкое, разъяренное рычание – так рычит собака, терзающая врага, – и громкую скороговорку женского голоса, в котором слышалась скорее злость, чем страх.

За проволочной калиткой была полоска запущенной лужайки – в основном одуванчики и дьяволова трава. С бочкообразной пальмы свисал обрывок картона – видимо, остатки таблички с номером дома. Корни пальмы испортили дорожку, выворотив куски дерна, и заползли на ступеньки крыльца.

Я вошел в калитку, по деревянным ступенькам поднялся к покосившейся двери и постучал.

В доме все еще слышалось рычание, но женский голос перестал браниться. Открывать никто не шел.

Я нажал на ручку, отворил дверь и вошел. Сильно пахло хлороформом.

Посреди комнаты, на разодранном ковре, раскинув руки и ноги, лежал, распластавшись на спине, доктор Шарп. Сбоку из его шеи толчками хлестала кровь. Большая блестящая лужа растеклась вокруг его головы. Собака, припав на передние лапы и плотно прижав уши к голове, держалась поодаль; на шее у него болтались куски разорванного намордника. Глухое пульсирующее рычание вырывалось из ее глотки: пасть ощерена, шерсть на спине дыбом.

Позади собаки располагалась распахнутая настежь дверь в небольшой чуланчик, на полу которого валялся здоровенный ком ваты. От него по всей комнате распространялись тошнотворные волны хлороформ?

Красивая темноволосая женщина в домашнем ситцевом платье держала под прицелом большого автоматического пистолета собаку, но не стреляла. Животное же глядело на нее прищуренными в темных кругах глазами. Женщина через плечо быстро взглянула на меня и попыталась повернуться в мою сторону. Я вытащил свой люгер и держал его наготове в опущенной руке.

Скрипнула половица, и в двустворчатой задней двери появился высокий черноглазый мужчина в выцветшем синем комбинезоне, синей рабочей рубашке и с обрезом двуствольного дробовика в руках.

– Эй, ты! Брось пушку! – сказал он сердито.

Я открыл было рот, собираясь что-нибудь сказать. Палец черноглазого на спусковом крючке напрягся. Моя пушка выстрелила – честное слово, я был тут ни при чем – пуля ударила в ствол дробовика и аккуратно вышибла его из рук мужчины. Ружье грохнулось на пол, пес отскочил футов, наверное, на семь в сторону и тут же снова присел.

С выражением крайнего недоверия на лице, мужчина поднял руки кверху.

Я не мог упустить момент и сказал:

– Бросьте и ваш, леди.

Она облизала губы, опустила пистолет и отошла от распростертого на полу тела.

Мужчина сказал:

– Черт, не стреляй в него. Я сам с ним управлюсь.

Я моргал, ничего не понимая. Потом до меня дошло: он боялся, что я застрелю пса. За себя он не беспокоился.

Я слегка опустил люгер:

– В чем дело?

– Этот... пытался хлороформом... его, боевого пса!

Я сказал:

– Угу. Может, если у вас есть телефон, вызовете скорую? С такой дырой на шее Шарп долго не протянет.

Женщина чуть слышно проговорила:

– Я думала, вы из полиции.

Я ничего не ответил. Вдоль стены она прошла к заваленному старыми газетами подоконнику и протянула руку к стоящему с краю телефону.

Я посмотрел вниз на маленького ветеринара. Кровь больше не текла из его шеи. Лицо у него было белее всех лиц, какие я когда-либо видел.

– Не надо скорую, – сказал я женщине. – Звоните прямо в полицейское управление.

Человек в комбинезоне опустил руки и, встав на одно колено и похлопывая по полу, ласково заговорил с собакой.

– Спокойно, старина, спокойно. Мы тут теперь все друзья. Все друзья. Спокойно, Фосс.

Собака зарычала и слегка приподнялась на задних лапах. Человек продолжал говорить с ней. Собака перестала рычать, и вздыбленная шерсть на ее загривке улеглась. Человек в комбинезоне продолжал тихонько уговаривать животное.

Женщина у подоконника положила трубку и сказала:

– Выехали. Думаешь, управишься, Джерри?

– Безусловно, – ответил мужчина, не сводя с собаки глаз.

Та легла теперь животом на пол, открыла пасть и высунула язык. С языка капала слюна – розовая слюна, – перемешанная с кровью. С одной стороны морды вся шерсть была в кровавых пятнах.

Человек, которого звали Джерри, говорил:

– Эй, Фосс. Эй, Фосс, дружок. Ты теперь в порядке. Ты в полном порядке.

Собака тяжело дышала и не шевелилась. Человек выпрямился, вплотную подошел к ней и потянул за ухо. Собака отвернулась и позволила к себе прикоснуться. Человек погладил ее по голове, расстегнул растерзанный намордник и снял его.

Он встал, держа кусок оборванной цепи, собака послушно встала вслед за ним и вместе с ним вышла через двустворчатую дверь в заднюю комнату.

Я слегка подвинулся, чтобы не стоять напротив задней двери. У Джерри могли быть еще дробовики. В его лице было что-то, что меня беспокоило. Словно я где-то раньше уже видел его, только довольно давно или, может быть, на фотографии в газете.

Я взглянул на женщину. Красивая брюнетка лет тридцати с небольшим. Дешевое ситцевое платье не подходило к ее изящно изогнутым бровям и длинным ухоженным рукам.

• Предыдущая
• 2/11
• Следующая