Политика и рынки. Политико-экономические системы мира - Линдблом Чарльз - Страница 83

Принятие гармонии в модели-1 необходимо как принятие критерия проверки правильности решений. Если критерий, как уже отмечено, — потребности человека, то есть если институт или политическая линия правильны, когда служат потребностям человека, и неправильны, если нет, — то этот критерий применим только в том случае, если институт или политика, которые служат интересам одного человека, не противоречат потребностям других людей, или если существует некое гармоничное решение для согласования внешне противоречивых потребностей.

Эти две концепции — концепция гармонии и концепция конфликта — демонстрируют противоречивые представления об обществе, которые на протяжении вот уже по крайней мере двух тысячелетий разделяют людей на разные лагеря: с одной стороны — идеальное общество Платона, Руссо и Гегеля, связанное воедино на базе всеобщего консенсуса; с другой — общество, лишенное конфликта, как его представляли Аристотель, Гоббс и Кант¹⁶.

Дополнение к демократической теории

Одна появившаяся в эпоху Просвещения великая традиция либерально-демократического мышления определяла либеральную демократию, которая является аппроксимацией модели-2, по признаку управления разумом, а не властью, или «управления посредством свободных дискуссий»¹⁷. Затем более молодая западная традиция определяла коммунизм по признакам применения силы, власти и подавления свободных расследований. В нашей характеристике двух моделей мы всего лишь изменили на противоположное традиционное определение либеральной демократии по признаку разума и коммунизма — по признаку неразумного применения власти.

Какого бы мастерства современные коммунистические общества ни достигли в ограничении гражданских дискуссий, коммунистическая доктрина демонстрирует веру в интеллектуальные способности элиты, что резко противоречит той встревоженной озабоченности по поводу вероятной ошибочности всех и всяческих действий, которая характерна для либерально-демократического общества, описанного Миллем. Вера либерал-демократов в разум в историческом отношении впечатляет только по сравнению с ранним традиционализмом и авторитаризмом в науке, религии и политике. По сравнению с верой марксистов и коммунистов в разум она ничтожно мала. Научный социализм Маркса был задуман как научный; этот термин — не просто лозунг.

В поздней концепции «управления посредством свободных дискуссий» демократия менее тесно отождествляется с моделью-2 и более совместима с моделью-1.

Примерно совпав по времени с эпохой Просвещения XVIII века, идея эгалитарной демократии возникла во Франции, и демократ или эгалитарист обычно был также рационалистом, выступавшим против традиционализма, власти и суеверий. Он, вероятно, верил — вследствие своей новой веры в рациональность и науку — в возможность того, что люди могут открыть вселенную, полную гармонии, что человек может прекратить вражду со своими собратьями и что разум способен находить «правильные» решения¹⁸.

Эта ранняя вера как в интеллектуальные способности человека, так и в гармонию разрушилась по множеству причин, в том числе под влиянием различных теорий и идей, включая открытия Фрейда об абсурдности человеческого мышления. Кроме того, многие мыслящие люди утратили веру в разумность человеческих поступков, став свидетелями потрясших их исторических событий — таких, как великий террор Французской революции, а также выдвинутые позже требования и последующее кровопролитие Парижской коммуны, «центрального события европейской политической мысли»¹⁹.

Таким образом, некогда устойчивое течение мысли, которое не делало особых различий между демократией и социализмом, разделилось. В одном направлении двинулась либерально-демократическая мысль, нашедшая себе союзника в виде классической экономической теории и все более скептически отзывающаяся о способности человека менять мир, в котором он живет. Как следствие, она обратила свое внимание на институты, которые могли бы призвать к ответственности лидеров, способных ошибаться в своей руководящей деятельности, но не давали бы им полномочий для создания «правильного» эгалитарного мира. По другой дороге пошло коммунистическое движение, вооруженное теорией марксизма, подталкиваемое к созданию институтов, которые не требуют ответственности политических лидеров перед подавляемым электоратом, но дают им полномочия создавать по «правильному» проекту эгалитарный мир²⁰.

Социальное взаимодействие в модели-2 как альтернатива анализу

Если методом анализа нельзя найти правильные решения, как тогда разрабатывать институты и политические стратегии? Иногда наугад, опытным путем, с применением эмпирических правил или другими подобными способами. Однако более значимый ответ таков: с помощью социальных процессов или взаимодействий, которые заменяют умозрительный анализ^*.

Допустим, маленькое сообщество, состоящее из трех человек, хочет решить, в какой ресторан пойти пообедать. По модели-1 они бы исследовали вопрос исходя из того, что существует одно правильное решение, которое можно найти, проведя анализ. По модели-2 они бы поискали какой-либо процесс или взаимодействие, которое бы сделало анализ ненужным. Вероятно, они бы проголосовали или договорились применить какое-либо правило выбора, например такое: пойти в первый ресторан, который им встретится, когда все трое отправятся на прогулку. Кроме того, они могли бы найти решение в ходе переговоров, дав возможность каждому привести свои доводы или иным способом оказать воздействие на остальных.

Теперь допустим, что большое сообщество хочет решить, как распределять свои ресурсы. По модели-1 элита этого общества изучила бы данный вопрос в попытке найти правильные решения. Экономическое планирование в разнообразных коммунистических системах — наглядный тому пример. По модели-2 это общество создаст процесс взаимодействия, который сделает ненужным диагностическое исследование — наглядным примером являются процессы рыночной экономики. Или допустим, что общество хочет решить, стимулировать или ограничивать дальнейшую разработку ядерного топлива для развития электроэнергетики. По типу модели-1 элита может провести исследования по данному вопросу, чтобы найти правильный ответ. По типу модели-2 общество может разрешить вопрос с помощью какого-либо интерактивного процесса, в котором люди изъявят свою волю и выразят свои мнения, хорошо или плохо обдуманные, как это сделали жители штата Калифорния во время референдума 1976 года. Предположим, группа чиновников хочет регулировать рост заработной платы с целью предотвращения инфляции. По правилам модели-1 они могут исследовать вопрос и попытаться найти правильное решение. По правилам модели-2 они могут учредить трехстороннюю комиссию, в которую войдут представители рабочих, директоров и общественности, и дать этой комиссии разрешить вопрос в ходе переговоров — как неоднократно делали Соединенные Штаты, чтобы справиться с инфляцией в военное время. При решении всех этих проблем альтернативами являются анализ и практическая «выработка» решения.

Решение проблем правительством является политическим, а не аналитическим, и определяется в процессе борьбы за власть между противостоящими заинтересованными сторонами, а не путем беспристрастного изучения предмета, настолько, насколько взаимодействия в правительстве заменяют собой анализ проблемы; так же, впрочем, как и в модели-1, здесь время от времени возможны действия, которые большинство людей назовут совершенно нерациональными^*.

Опираясь на анализ вместо взаимодействий, модель-1 имеет простую политическую систему. Она представляет собой немногим больше обычной правительственной организации — в терминах марксистской доктрины это «управление вещами». В каком-то смысле в модели-1 нет никакой политики. Марксистская теория подчеркивает это в своей доктрине отмирания государства²¹.