Трудное восхождение - Чандлер (Чендлер) Бертрам - Страница 31

• Предыдущая
• 31/36
• Следующая

— А они когда-нибудь бывают?

— Нет. Но она любит во всем быть уверенной.

— Да уж.

Граймс ждал, когда начнет выделяться пот.

— Скажи, когда эти шифровки-дешифровки будут происходить?

— После ужина.

— И нет никаких шансов, что она сделает перерыв?

— Никаких. Если она что-нибудь начала, то обязательно закончит.

— Гхм.

Наконец пот заструился из всех пор. Девушка встала, вытащила березовый веник и принялась легонько похлопывать лейтенанта. Граймс оценил этот знак внимания.

— Гхм. А ты свободна, пока идет этот сверхсекретный процесс?

— Да.

— И она начнет около 20:00?

— Да, капитан.

— Тогда встречаемся у камбуза. Скажем, в восемь пятнадцать.

— Да!

— Тост с толстым слоем масла… — мечтательно пробормотал Граймс, решив, что разговоры о еде отвлекут его от других мыслей.

— Непременно… — подхватила Розалин.

— И сардины…

— Жирные сардины в масле…

— С дольками лимона…

— С майонезом… — поправила она.

— Ну хорошо, с майонезом.

— И кофе. С сахаром и горой сливок…

— Я уж лучше пиво, даже если от него толстеют.

— Можно пить пиво за едой и кофе после…

Открылась дверь и вошел Холлистер. Без одежды телепат еще больше походил на оживший скелет. Граймс посмотрел на него с некоторой неприязнью. Будем надеяться, что он не подслушивал. Конечно, это нарушение чрезвычайно строгого кодекса Райновского института, но телепаты, несмотря на постоянные заявления о собственном превосходстве, всего лишь люди.

— Я уже почти сварился, Розалин, — сказал Граймс. — Я тоже, капитан.

Она встала со скамейки — пот стекал с нее градом — и прошла в душ. Сквозь закрытую дверь Граймс услышал звук льющейся воды и вскрик: вода оказалась слишком холодной. Затем раздался вой сушилки, и девушка пробежала через парилку обратно в солярий.

— Девочка что надо, — прокомментировал Холлистер.

— Мы не короли и не крестьяне, — холодно ответствовал Граймс.

После холодного душа он вышел в зал — Розалин уже исчезла.

Ужин был столь же неудовлетворителен, как всегда. Бульон, маленький кусочек великолепной жареной рыбы с зеленым салатом и яблоко на десерт. Граймс, сидящий во главе стола, пытался поддерживать беседу, но Комиссар пребывала в задумчивости и почти не разговаривала. Бидль, Словотный, Вителли и Холлистер проглотили свои порции, словно еду вот-вот собирались объявить вне закона. Все четверо извинились и ушли так скоро, как только позволяла им вежливость. Словотный отправился в рубку, чтобы принять вахту у фон Танненбаума и отпустить его поужинать. Бидлю потребовалось проверить систему циркуляции воздуха, Вителли — работу двигателя. Холлистер просто ушел, не потрудившись придумать оправдания. Потом из рубки спустился фон Танненбаум и занял свое место за столом. Он постепенно приобретал тощий и голодный вид, который весьма соответствовал его нордической внешности. Комиссар кивнула ему, затем аккуратно промокнула губы салфеткой. Граймс, правильно истолковав знак, подскочил, чтобы помочь ей встать. Но она проигнорировала этот благородный жест.

— Мистер Граймс и мистер фон Танненбаум, прошу прощения, — сказала она. — У меня сегодня много дел.

— Могу быть вам полезен — или мои офицеры? — вежливо осведомился Граймс.

Комиссар выдержала паузу, как бы раздумывая, и Граймс испугался, что она примет предложение.

— Спасибо, мистер Граймс, но это конфиденциальное дело, а я не думаю, что у вас есть допуск.

Может, это и задумывалось как насмешка, но Граймс только обрадовался.

— Спокойной ночи, мэм.

— Спокойной ночи, мистер Граймс.

Фон Танненбаум повернулся к роботу, ожидающему, когда он закончит ужинать:

— Есть ли шанс получить еще кусочек рыбы, Джеймс?

— Нет, сэр, — ответил тот металлическим голосом. — Ее превосходительство распорядилась не давать добавки, никому.

— Эх…

В мрачном молчании навигатор доел ужин. Граймс боролся с искушением пригласить его на ночное пиршество, но решил воздержаться. Чем меньше людей знает, тем лучше.

Мужчины поднялись из-за стола и отправились по своим каютам. В кабинете Граймс смешал себе коктейль, невесть почему чувствуя себя виноватым.

— Проклятье, — пробормотал он. — Это мой корабль. Я здесь капитан, а не эта железная леди!

В знак неповиновения — а почему, собственно, он должен здесь кому-то повиноваться? — Граймс допил то, что оставалось в стакане, и налил еще. Но эту порцию он решил посмаковать и медленно потягивал напиток, поглядывая на часы.

Двадцать четырнадцать…

Почти пора.

Граймс прошел к осевой шахте и начал спускаться, стараясь не слишком шуметь. Он немного помедлил на уровне офицерских кают. Из-за двери фон Танненбаума доносилась негромкая музыка. Вагнер? Похоже. Из каюты Бидля раздавался мощный храп. «Ему неплохо бы прочистить собственную систему вентиляции», — подумал Граймс. Так, значит, Словотный несет вахту, Холлистер наверняка общается со своими «мозгами в желе»… пардон, псионическим усилителем. Вителли может быть где угодно, но скорее всего — в двигательном отсеке.

VIP-апартаменты располагались палубой ниже. Проходя мимо двери, Граймс услышал, как Комиссар что-то диктует, а один из роботов повторяет ее слова. Процесс, очевидно, занимал ее полностью. Следующая палуба — каюты для не слишком важных пассажиров… Граймс подумал, не постучать ли в дверь Розалин, но не стал. И правильно — она уже ждала его у камбуза.

— Я боялась, что вы передумаете, — шепнула девушка.

— Черта с два.

Благодаря усилиям роботов, камбуз сиял чистотой. Граймс вошел, испытывая странное волнение. Совсем как на учебном крейсере — когда он был очень молодым (и очень голодным) кадетом. Правда, тогда приходилось подбирать отмычки…

Лейтенант открыл дверь консервной кладовой и оглядел полки.

— Новоирландская ветчина… — ахнула за его спиной Розалин. — Каринтийские колбаски…

— Лучше бери атлантические сардины, солнышко, тебе понравится. О, вот они… Каждому по банке?

— По две банки!

— Ладно. Вот, возьми. Можешь пока включить тостер — я слазаю в хлебную…

Граймс передал банки в ее трепещущие руки, затем нашел хлеб, масло и приправы. Он разорвал упаковку буханки и положил толстые ломти на подложку гриля. От аромата жарящегося хлеба рот переполнялся слюной. Граймс надеялся, что запах не разойдется по всему кораблю через вентиляционную систему. Но вездесущие комиссарские роботы уже наверняка заменили фильтры.

Одна сторона тостов поджарилась, и Граймс перевернул их.

— Как у вас работает эта открывашка? — раздался жалобный голосок Розалин.

И механический голос в ответ:

— Вот так, мисс Розалин. Но я запрещаю вам ею пользоваться.

— Убери свои хваталки, железный ублюдок!

Граймс обернулся. Забытые тосты уже подгорали. Руки лейтенанта сомкнулись на запястьях робота, а робота — на запястьях девушки. Металлический слуга проигнорировал усилия Граймса. Если бы он мог насмешливо усмехаться, он бы наверняка это сделал.

— Мистер Граймс! Розалин! — В голосе Комиссара звенел металл. В своем сером костюме она сама казалась машиной. — Мистер Граймс, пожалуйста, не пытайтесь мешать моему роботу. — Она холодно смотрела на застывшую группу. — Молодец, Джон. Можешь отпустить мисс Розалин. Но не раньше, чем мистер Граймс освободит тебя. Объясните, мистер Граймс, что все это значит? Я, кажется, остановила отвратительную оргию. Кстати, Джон, потуши этот маленький пожар и убери угольки.

— Ужин, — наконец выдавил Граймс.

— Ужин?

— Да, мэм. Мы с Розалин собирались немного перекусить.

— Немного перекусить? вы что, не представляете, как трудно разработать подходящее меню для целого корабля? — Она выдержала эффектную паузу, с отвращением глядя на Граймса. — Честно говоря, если уж ваше начальство в каком-то помрачении посчитало нужным доверить вам командование кораблем, вы можете творить здесь что угодно — в определенных пределах. Но совращение моей горничной выходит за эти пределы.

• Предыдущая
• 31/36
• Следующая