Разумен тот... - Чандлер (Чендлер) Бертрам - Страница 1

• 1/3
• Следующая

Заточение всегда унизительно, даже если узник — прирожденный философ. Но когда тебя сажают в клетку твои соплеменники, ты, по крайней мере, можешь поболтать с тюремщиками, излить душу, а при случае и по-человечески воззвать к ним. Заточение унизительно вдвойне, если пленители совершенно искренне видят в тебе неполноценное существо.

Впрочем, неудивительно, что экипаж внеземного исследовательского корабля не признал в уцелевших после аварии межзвездного лайнера «Полярная звезда» братьев по разуму. Прошло по меньшей мере двести дней с тех пор, как эти люди высадились на безымянную планету. Посадка была аварийная: отказал электронный стабилизатор, генераторы Эренхафта пошли вразнос и увлекли «Полярную звезду» далеко от проторенных космических путей. Сел корабль довольно мягко, но генераторы было уже не остановить, и командир приказал первому помощнику срочно эвакуировать пассажиров. Хокинс и его подопечные были уже далеко, когда освободившаяся энергия разнесла звездолет на куски. Люди хотели посмотреть на зарево, но Хокинс вел их прочь, подгоняя бранью, а порой и тумаками. К счастью, они шли против ветра, и радиоактивная пыль на них не осела. Когда фейерверк кончился, Хокинс с бортовым врачом, доктором Бойлом, вернулся к месту взаыва. Оба были людьми осторожными и, боясь радиоактивного заражения, остановились на почтительном расстоянии от неглубокой, еще источавшей дым воронки, которая отмечала место посадки корабля.

Да, сомнений не оставалось: и капитан, и помощники, и бортмеханики превратились в бесконечно малую частичку раскаленного облака, быстро разраставшегося в тяжелую тучу. С того дня пятьдесят с небольшим человек, мужчин и женщин, уцелевших после аварии, изрядно опустились. Происходило это постепенно: Хокинс и Бойл с помощью комитета из наиболее здравомыслящих пассажиров вели упорные арьергардные бои, но слишком уж неравны были силы.

Первым врагом стал климат. Здесь всегда было знойно, градусов 85 по Фраенгейту, и влажно — непрерывно моросил мелкий теплый дождик. В воздухе витала какая-то плесень. К счастью, она не действовала на человеческую кожу, но буйно разрасталась на любой неживой материи, включая одежду. Почти так же пышно она росла на металле. И на синтетике, в которую были облачены многие из потерпевших кораблекрушение.

Боевой дух пассажиров могла бы поддержать какая-нибудь угроза извне, но на планете не было опасных зверей. По пропитанному влагой мелколесью прыгали лишь маленькие гладкокожие зверьки, похожие на лягушек, да в многочисленных реках плавали рыбообразные существа размером от акулы до головастика и не более воинственные, чем последний. Недостатка в еде не было, и голод давал о себе знать лишь в первые часы. Добровольцы отведали немного крупного сочного мясистого гриба, который рос на стволе исполинского папоротника. Спустя пять часов они не только не умерли, но даже не жаловались на боли в животе. Этому грибу суждено было стать основной пищей поселенцев. Потом нашелся другой гриб, и ягоды, и коренья. Все оказалось съедобным. Пища была вкусной и разнообразной. Несмотря на вездесущий зной, людям больше всего не хватало огня, который помог бы сдобрить рацион жареными лягушками из мокрого леса и рыбой из ручья. Некоторые смельчаки поедали этих тварей сырыми, но большинство колонистов косо смотрело на такие трапезы. К тому же, огонь скрасил бы тьму долгих ночей, дав тепло и свет, развеяв ощущение холода, создаваемое настырной водой, которая капала с каждого листика, каждой веточки. Когда они покидали корабль, у большинства спасшихся были зажигалки, но со временем все они потерялись, поскольку карманы, как и вся одежда, превратились в клочья. Впрочем, даже когда зажигалки еще были, все попытки развести огонь провалились. «На этой проклятой планете не найти ни одного сухого места», — сетовал Хокинс. Теперь же добыть огонь стало и вовсе невозможно: даже будь среди спасшихся человек, умеющий тереть друг о друга две сухие палочки, тереть все равно было нечего. Постоянное поселение они обустроили на верхушке невысокого холма, заросшего менее густо, чем окружавшая его равнина. Да и грунт здесь был не таким болотистым. Люди наломали ветвей с папоротникообразных деревьев и сумели построить немудреные жилища, предназначенные скорее для уединения, чем для обитания. Люди отчаянно цеплялись за формы правления, принятые в покинутых ими мирах, и избрали совет поселенцев. Бортовой врач Бойл стал его председателем. Хокинс, к своему немалому удивлению, прошел в совет благодаря всего двум голосам. Поразмыслив, он понял, что многие пассажиры еще злы на командование корабля, которому были обязаны своим нынешним бедственным положением.

Первое заседание совета проходило в хижине, специально возведенной для этой цели. Члены совета кружком сидели на корточках. Председатель Бойл медленно поднялся. Хокинс криво усмехнулся: напыщенный вид, который этот лекарь принял вместе с высоким званием, не очень вязался с его наготой и неряшливостью.

— Дамы и господа, — начал Бойл. Хокинс огляделся. Вокруг — голые бледные тела, слипшиеся блеклые волосы, длинные грязные ногти мужчин и неподкрашенные губы женщин. «Наверное, я тоже не очень похож на офицера и джентльмена», — подумал он. — Дамы и господа, — повторил Бойл, — как вам известно, мы избраны представителями человечества на этой планете. Предлагаю на нашем первом заседании обсудить, есть ли у нас надежда выжить не как отдельным особям, а как расе разумных существ.

— Я хотела бы спросить господина Хокинса, есть ли надежда, что нас подберет корабль с Земли? — подала голос одна из присутствовавших дам — существо, похожее на усохшую старую деву.

— Очень слабая, — ответил Хокинс. — Как вы знаете, во время работы службы межзвездных перелетов никакая связь с другими кораблями невозможна. Когда наш звездолет вышел за пределы досягаемости передатчиков службы и стал снижаться, мы дали сигнал бедствия, но не смогли сообщить наши координаты. Более того, неизвестно, был ли принят наш сигнал.

— Мисс Тейлор, — раздраженно перебил Бойл. — Мистер Хокинс! Позвольте напомнить вам, что я стал председателем совета после законных выборов. Время на прения будет отведено позже, а пока сообщаю: по возрасту эта планета — приблизительно ровесница Земли в ее каменноугольную эпоху. Как известно, на этом этапе еще не существует ни одного биологического вида, угрожающего нашему главенству на планете. Когда такой вид появится — что-нибудь вроде исполинских ящеров Третичного периода, — мы должны занять прочное положение.

— Мы же умрем! — выкрикнул один из мужчин.

— Мы-то умрем, — согласился эскулап, — но потомки наши будут полны жизни. Надо решить, как создать для них самые благоприятные условия. Мы завещаем им наш язык…

— С языком все будет в порядке, док, — крикнула вторая женщина, тощая белобрысая пигалица с резкими чертами. — Вот о потомках-то и разговор. Я представляю здесь женщин, способных к деторождению, нас пятнадцать. До сих пор мы были очень осторожны, и не без причины. Можете ли вы, как врач, не имеющий ни лекарств, ни медицинской техники, ручаться, что мы родим без осложнений? Можете ли обещать нашим детям жизнь?

Бойл отбросил напыщенность, как изношенную одежду.

— Сказать по чести, вы верно заметили, мисс Харт, — ответил он. — Нет у меня ни лекарств, ни медицинских инструментов. Но ручаюсь вам, мисс Харт, вероятность благополучных родов у вас гораздо больше, чем если бы вы жили на Земле веке эдак в восемнадцатом. Насколько мы знаем, на этой планете нет враждебных человеку микробов. Будь они тут, большинство из нас наверняка уже умерло бы от заражения крови. Это, я думаю, ответ на оба ваши вопроса.

— Это еще не все, — сказала мисс Харт. — Нас здесь пятьдесят три души, мужчины и женщины. Десять супружеских пар не в счет, остается тридцать три человека — двадцать мужчин и тринадцать женщин. Опять нам не везет. Мы не очень юны, но все же мы женщины. Какую форму брака мы установим? Моногамию? Многомужество?

• 1/3
• Следующая